Страница 4 из 27
Вытащил из ящика чистую столовую ложку (я бы наверняка взял грязную. Вот она, разница между профессионалом и любителем!), перевернул тарелку, быстро покидал пищу обратно, выскоблил ковер ложкой, а остатки ловко втер в него ботинком. Затем он осторожно поставил тарелку на многоэтажную тележку с грязной посудой, вытянул откуда-то чистую, положил на нее в точности такую же порцию, какая была, ни больше и ни меньше (он явно не был садистом), и понес тарелку на толстухин столик.
— Не волнуйтесь, платить не придется, тарелку переменили не вы, а я, на ходу бросил он.
Женщина пошла было за ним, но тут же отстала. На обратном пути официанту пришлось посторониться, чтобы не столкнуться с ней. Он развернулся боком, как если бы книгу вдруг поставили ребром, а потом повернулся спиной, на которой так и сияло: «Образцовый официант».
Мы пошли за горячим. Купаринен выбрал остывшее жаркое и картофель по-французски, а я — курицу с рисом.
— К сожалению, люди не приспособлены есть впрок.
— Может, женщины умеют? — предположил Купаринен. — У них всегда ведь есть лишний жирок.
— И вообще женский организм совершеннее мужского, — подхватил я. — А в биологическом отношении они на полмиллиона лет впереди мужчин. Сущая правда!
— Верю, особенно как вспомню Корею. Вот где жирок не помешал бы. Я там мерз чертовски. Спасибо, выручила мудрость предков.
— Начал пить?
— Да нет, построил сауну. Мы расположились на высоченной горе. А противник, представь, на соседней. Их всего-то было трое, но они держали под обстрелом долину и дорогу, по которой нам подвозили припасы. Без дымовой завесы днем невозможно было проехать. Так вот, мои друзья из сауны не вылезали. «Черт побери, Купаринен, — восхищались они, — это блестящая штука, ты же можешь взять патент». Сауна-то была подземная! Сверху ее не видно было, только дымок курился. Однажды к нам прикатил на джипе генерал, да не простой, а трехзвездный Смит. Ты наверняка слышал о нем.
— И что же дальше?
— А тут как раз приказ открыть огонь. Выскочили мы из сауны в чем мать родила и помчались к пушкам. Обстреляли все, не смотри, что голые, чего там возиться было, одеваться; закончили пальбу, припустили обратно в сауну. Смит даже джип притормозил.
— Как, на такую гору можно было въехать на джипе? — удивился я.
— Ну да. А что особенного?
— Разве там шоссейная дорога проходила?
— M-м… так мы же ее проложили.
— Значит, это была горка, а не гора.
— Горка, горка. Пусть будет горка, раз уж тебе так хочется! У этого Смита глаза на лоб полезли, когда мы нагишом шуровали у пушек. Да еще красные, пар от нас так и валит клубами. Морозу-то градусов семьдесят! Смит сразу же укатил, не по себе ему стало. Дорогу завесили, и джип пропал. Все в дымище, а мы дрожим и гадаем, кого еще черт принесет. Тут грузовик со всем солдатским обмундированием, вплоть до нижнего белья, прикатил. Смит, видать, решил, что наше-то поизносилось. Вот каждому и выдали полный комплект, чтобы голышом у пушек не торчали.
— Веселенькая история! Обязательно использую ее, если, конечно, ты не вычитал это где-нибудь!
— Что-что?
— Ничего, продолжай!
— Потом мы попали в окружение. И нам на парашюте сбрасывали боеприпасы и продовольствие. Да приземлился-то всего один. Угадай, что там было?
— Обмундирование, разумеется.
— Да нет, ящики с виски. Всю неделю мы кутили. На этой чертовой горе и закусить-то нечем было. Перкеле! Мука-то какая! Лучше бы все разом выпили, да мы побоялись. Потом нам приказали взорвать пушку и выйти из окружения. Назначили точное время и указали маршрут. Прикрыли нас с двух сторон артобстрелом, расчистили путь, и мы прошли, как сыны израилевы через Красное море. С обеих сторон непрерывно грохотало. Красотища! А когда мы пробились к своим, друзья встретили нас по первому классу: каждому вручили по бутылке виски. Можешь представить, как они озверели, когда мы, не сговариваясь, грохнули бутылки оземь. Дьявол! Мы-то надеялись, что наконец-то дадут как следует пожрать, а тут на тебе. Нас поместили в карантин, да еще врача приставили. А там молоко да манная каша, молоко да манная каша…
— Постой, постой! Я вспомнил кое-что интересное. Одна наша родственница питается исключительно манной кашей. Она живет в Хельсинки, работает в банке. И вот однажды ей взбрело в голову провести лето у нас на границе, на перешейке. Представляешь!
— Ну и что особенного? Подумаешь!
— Как это! По-твоему, казарма — подходящее место отдыха для столичной барышни? Тем более что нас и без того там было четверо, а комнат всего две, вернее, комнатка и кухня. Ей пришлось спать в одной комнате с мамой, а отца вместе с детворой, то есть с нами, я тогда еще ребенком был, выдворили на кухню…
Тут в ресторане опять появилась худенькая старушка. По-видимому, все это время она пряталась за косяком двери.
— Вы что-нибудь забыли? — участливо спросила кассирша.
— У меня есть еще один сын. Он служит во флоте, — выпалила старушка.
— А мой муж служил в авиации, — поделилась кассирша.
— Мальчика зовут Джером, он аккуратно пишет мне. А другой сын, Джек, учится в Пенсильванском университете.
— Да, вы уже говорили. Он приезжает на будущей неделе.
Старушка хихикнула и снова пропала за дверью…
— Это была чертовски красивая и элегантная барышня. И темные очки, и белые туфельки, и каждый день новая юбка! А накрашенная какая! Жуть! С утра до вечера она валялась на пляже и читала какой-то тонкий роман.
— Романы всегда толстые, — усомнился Купаринен. — Насколько мне это известно.
— За неделю она не продвинулась дальше сорок второй страницы. Закладка у нее знаешь какая была? Косточка от корсажа.
— Ничего себе фифочка!
— Уехала домой, а через месяц — бах! Письмо, что она выходит замуж за нашего механика. Как тебе это нравится? Отец тут же пошел к нему выяснить, где они успели познакомиться. Оказалось, они встречались на пляже.
— А что тут особенного, не пойму? Почему ты не ешь? Ты что, зациклился на своей родственнице? — перебил Купаринен.
— Знаешь, я все-таки напишу о нашем с тобой путешествии!
— Кто это, интересно, напечатает!
— Любой журнал, куда пошлю.
— Не вздумай писать обо мне.
— А как же без тебя?!
— Ладно, рассказывай дальше: итак, они встречались на пляже…
— А вот и нет. Отец вспомнил, что механик и фифочка, как ты ее назвал, познакомились еще раньше, лет десять тому назад. Потом отец случайно встретился с ней на улице Суоменлинна — его послали туда на курсы начальников пожарной охраны. Они зашли в кафе поболтать. Отец завел речь о нашей электростанции. Фифочка ужасно смутилась.
— А твой отец стал допытываться, где она отыскала этого вашего механика. И тут оказалось, что на пляже, — съехидничал Купаринен.
— Да нет же. Отец был на курсах еще весной, а она приехала к нам позже. Я к чему веду? У нас над котельной живут дворники, а механики — на электростанции. Если взорвется котел, дворнику капут, а если повысится в трубах давление, механику — крышка. По этой причине ни одна женщина никогда не решится выйти замуж за дворника или за механика.
— Вон как, что-то я не встречал холостяков среди дворников и механиков.
— Да это же шутка, нас отец ею угостил, а ему ее механик преподнес. Это он так отделывался от всех любопытных. Отец знал, как его зовут: сюжет, в котором у героев есть имена, правдив и убедителен. Так вот, наша родственница разузнала все, что ей нужно, и прикатила на лето к нам. Разумеется, не просто так. Наверное, отец пригласил ее тогда, в кафе. На прощанье что-то непременно говорят, не мог же он просто встать и уйти. Сказать «позвони» он тоже не мог, телефона ведь у нас нет, вот у него и сорвалось роковое слово «Приезжай!».
Мама в первый же день стала показывать гостье казармы. Им пришлось пройти мимо электростанции, там вечно торчали два чумазых истопника. Женщины пронеслись мимо них, здесь мама всегда мчалась во весь дух: электростанция страшно гудела, а мама была пугливой. Она и родственницу заставила мчаться. Истопники аж глаза вытаращили при виде такого зрелища. И тут же сообщили механику, что на дистанции появилась незнакомая бегунья. А механик догадался, что рядом с мамой могла быть только наша фифочка. Он сразу сообразил, что гостья прохлаждается на пляже, и поспешил проверить, там ли она.