Страница 1 из 3
Денис Гужбин
Кадетка
Поступление. Тверь.
Пролетело восемь классов учебы в средней школе. Я повзрослел. Подходило время задуматься о том, кем я буду в жизни. В кругу семьи мы решили, что надо поступать в суворовское училище или кадетский корпус. Суворовское училище от кадетского корпуса отличается лишь тем, что оно общевойсковое, а кадетский корпус имеет более конкретную направленность, он может быть военно-космическим, морским, артиллерийским и так далее. Но я имею в виду не тех кадетов, что учатся в кадетских классах, а тех, что вдали от папы и мамы живут и учатся в режимных учреждениях. Это хорошее образование и дисциплина, более того родители решили, что таким образом уберегут меня “от улицы”. Отец хотел, чтобы я учился там же, где и он в свое время. Пропущу описание того как я готовился физически, как проходил медицинскую комиссию, начну сразу с главного.
Мы приехали в город Тверь, там расположено Тверское Суворовское Военное Училище. В поступлении у меня сомнений не было. Учился я хорошо, со спортом дружил, плюс за 6 месяцев до поступления начал решать типовые задачи по математике, писать изложения по русскому языку и проходить различные психологические тесты.
“Абитура” – первая проверка на прочность. Нам сразу дали понять, что поступающих значительно больше, чем мест. Поэтому поступят только самые достойные. Лето, жарило солнце, а мы по несколько часов просто стояли на плацу. Кому-то это не нравилось, и он сразу писал бумагу на отчисление.
Отчисляли и тех, кто пытался “сочковать”, не стоял в строю, а сидел где-то в сторонке или находился вообще непонятно где. Гоняли нас постоянно и “жестко”, со словами: “Если вы станете суворовцами – будете стрелять как ковбой и бегать как его лошадь!” Именно с бега и начиналось каждое наше утро. Подъем, тут же построение и побежали. Постоянно форсировалась обстановка, кто-то не успевал толком заправиться или сходить в туалет. Главное было вовремя встать в строй, услышать команду: “Бегом марш!” и побежать.
Находились такие умельцы (из тех, кто не успел утром сходить в туалет), которые бежали в конце строя задом наперед и “мочили” за собой асфальт. Но все это терпимо, если ставишь перед собой цель – поступить.
Но моей цели не суждено было осуществиться. Успешно сдав физическую подготовку и русский язык, я провалил математику, как это получилось мне до сих пор непонятно. Работы никто не показывал, просто сказали, что не сдал.
Этим же вечером мы с отцом выехали в Санкт- Петербург с надеждой успеть поступить в кадетский корпус.
Поступление. Питер.
Ничего принципиально отличающегося от тверской абитуры в питерской абитуре я не обнаружил.
Исключение лишь составляло то, что утром все успевали сходить в туалет перед зарядкой-кроссом.
Меня определили в одну из групп абитуриентов и показали нашего офицера-воспитателя и старшего из числа кадетов. Им был кадет с 3 курса. Его называли “замок”. Это было мне не совсем понятно, ведь в Твери у каждой группы был только офицер-воспитатель.
Потом мне объяснили кто такой “замок”, это сокращение от должности, а именно – заместитель командира взвода. Позднее я узнал, что бывает еще “комод” – командир отделения. То есть взвод – это группа (в нашем случае кадетов), состоящая из 3 отделений, у каждого из которых есть свой “комод”, а старший среди сверстников во всей этой группе – “замок”.
Знакомство.
Моим “замком” был вице-сержант Пахомов (Пахом). Очень ответственный и правильный как мне тогда казалось малый. А в соседней группе “замком” был друг Пахома – вице-сержант Сафронов (Сафрон). Приставка “вице-” в их званиях означает “будущий”. Ведь это еще не армия и звания здесь условные.
Сафрон любил пустить все на самотек и вздремнуть на кровати в углу кубрика. Кубрик – это комната, где располагается учебная группа (взвод).
Я познакомился с ребятами из своей группы и некоторыми из соседней. Все оказались с разных городов, кто-то из Краснодара, кто из Питера, были и московские, и сочинские, и магаданские…
Очень скоро я познакомился с “нарядом” по туалету. Нарядом его, конечно, трудно назвать, ведь выдраить сортир после отбоя и доложить об этом своему старшему это не совсем наряд. А произошло это вот из-за чего: когда Сафрон в очередной раз спал в своем любимом углу, у него над лицом начала летать и жужжать муха. Не открывая глаз, он отмахивался от нее. Муха улетела, а мы с еще одним шутником,
Артуром, продолжили жужжать рядом с ним и “угарать” над тем, как Сафрон махал руками. Правда махал он не долго, через пару минут вскочил и “нарезал” нам по “наряду на работы”. Выдраив сортир, доложив об этом своему “замку” и сказав, что осознали всю масштабность “залета”, мы пообещали, что больше так не будем и отправились спать.
Вступительные экзамены и профотбор я сдал.
После уточнения списков поступивших, наш старшина, прапорщик Кащеев, начал назвать нас “товарищи кадеты”, это было особенно приятно, ведь остальные офицеры-воспитатели (наши будущие командиры взводов) продолжали обращаться к нам “товарищи абитуриенты”. Настоящими кадетами мы должны были стать после того, как дадим “клятвенное обещание кадета”.
Весь набор нашего года разделили на 2 батареи, в каждой батарее было по 4 взвода, каждый взвод состоял из 30 человек, разбитых на 3 отделения (по 10 человек в каждом). Каждому взводу определили офицера-воспитателя. Нашим взводным стал майор Миркин, “замком” на время стал Пахом, а “комодов” назначили из числа наиболее хорошо зарекомендовавших себя, по мнению офицера- воспитателя. Я попал в первое отделение рядовым кадетом. Командиром нашей батареи (комбатом) назначили подполковника Кошкина. Очень порядочный, на мой взгляд, офицер и настоящий профессионал. К сожалению, через несколько месяцев он ушел от нас на кафедру военных дисциплин и возглавил ее, но об этом позже.
Клятвенное обещание.
К церемонии “клятвенного обещания” нас готовили, как положено на плацу. Выход из строя, постановка в строй, строевой шаг, фразы “я, есть, служу Отечеству!” – все это хотели довести до автоматизма. Все вроде бы даже получалось и вот Миркин, решив отчитаться перед комбатом о проделанной работе с целью ее завершения, пригласил его “заценить” наши успехи…
Комбат встал перед строем и командным голосом произнес:
– Кадет Великанов!
– Я! – послышалось из строя.
– Выйти из строя!
– Есть!
Из строя вышел Ваня Великанов. Он прочитал “клятвенное обещание”.
– Поздравляю Вас со вступлением в ряды кадетов! – произнес комбат.
– Служу Советскому Союзу! – выпалил Великанов.
Миркин почесал голову.
– Чему ты служишь? – переспросил комбат.
– Отечеству! – произнес Ваня и опустил глаза, поняв, что “затупил”.
А мы поняли, что нам еще репетировать и репетировать…
Получив на складе красивую кадетскую форму, нам предстояло оборудовать ее согласно всем требованиям, а именно: пришить погоны, шевроны, подворотнички, вставить петлицы, погладить брюки и китель.
У кого-то получалось оборудовать хорошо, у кого-то чуть хуже, но лучше всех получалось у Славы Плужкина. Он очень быстро и ровно подшивал мелкими стежками, никому не отказывал в помощи и все время улыбался. Это была его ошибка, так как подшивать подворотнички ему потом пришлось на протяжении следующего года всем, кто не успевал это сделать или зачастую просто не хотел. Вечером, в свободное время, после самоподготовки, на кровать Славы ложились 10-15 кителей и столько же подворотничков, которые он должен был успеть пришить до вечерней поверки. Почему в течение года? Потому что через год он перевелся в другой кадетский корпус и связь с ним оборвалась.