Только не|мы

— Я вроде видела, что кто-то светил автомобильными фарами в окно…

— Это у тебя от коктейля «зайчики» бегают.

— Нет, — сказала я, отчего-то волнуясь, — мне тоже так показалось.

— Ну, двоим показаться вряд ли могло, — рассудил Том.

— Может, почта? — предположила Роза.

— Какая почта в десять вечера в Рождество? — ответил ей Том, скривившись, и не хватило только, чтобы он пальцем у виска повертел.

— Да правда же, там кто-то есть, во дворе, — настаивала Эми.

Я первой решилась встать из-за стола. Эми пошла за мной. За Эми двинулся Том. За Томом гуськом засеменила Роза. Так, выстроившись цепочкой, мы столпились у двери. Я открыла её.

Все замерли.

Ничего нового мы не увидели: стояла кромешная темень, рассекаемая редкими оранжевыми треугольниками фонарного света, и в каждом таком треугольнике безмятежно мерцали блёстки снега. Кое-где в домах горели окна, но большинство таун-хаусов оставались бесхозными, потому местная тишина всегда оставалась девственной, даже в такой вечер, как этот, когда в городе повсюду шум и толпа, когда в квартирах играют весёлые песни, а в соборах поют торжественные воззвания к богу.

Поглядев на безучастный и хорошо знакомый вид, мы все выдохнули с облечением и немного с разочарованием. Эми была права: тихая размеренная жизнь часто приводила к скуке даже тех, кто добровольно шёл в уединение. Оттого нам всем в этот миг и хотелось, и не хотелось, чтобы что-нибудь произошло, чтобы кто-то действительно нарушил этот покой.

Я вздохнула и уже собиралась закрыть дверь, но вдруг какое-то смутное, интуитивное чувство остановило меня.

Снова оглянувшись в темноту, я всё-таки заметила силуэт. Он стоял в тени между двумя горящими фонарными столбами в том отрезке, куда свет не попадал. Человека в чёрной одежде также трудно заметить на черном фоне, как отыскать чёрную кошку в ночной комнате без освещения. Но я каким-то образом увидела.

Человек не шевелился, но я была уверена совершенно беспричинно — он смотрит на нас, высунувшихся из дома с удивлёнными и напуганными лицами.

Непроизвольно я сделала шаг вперёд, на ступеньку. Чуть не поскользнулась, Эми меня подхватила.

— Илзе, вы куда? — зашептал Том.

— Я сейчас, — ответила я так же шёпотом и спустилась ещё на ступеньку.

Чёрный силуэт дрогнул и чуть погодя тоже направился мне навстречу.

— Илзе! — шипела уже Роза за моей спиной. — Ну, куда тебя понесло?!

Я не слушала её и не отвечала больше, потому что шла, бессознательно ускоряясь на каждом следующем шаге.

— Тони! — крикнула я во тьму, хотя никакой уверенности, что ко мне идёт действительно Тони, быть не могло.

Снег валил слишком часто. Силуэт находился слишком далеко. Однако я знала, знала, что это он — Тони. Тони идёт по чистому снегу, идёт сквозь метель, идёт на мой крик.

— Тони!

Я остановилась у забора в пятне света.

Тони остановился за несколько метров от меня. Теперь я уже отчётливо видела, что это точно он.

— Тони! — в третий раз выкрикнула я, хотя необходимости кричать уже не было.

— Здравствуй, Лиз.

— Здравствуй.

Тони глянул на дом, где на пороге замерли в оцепенении все участники вечера — Томас, Роза, Эмилия, Валдис и, конечно, Тич. Они глядели в упор, не зная, следует ли им бежать ко мне на помощь, или, может, стоит подойти хотя бы из любопытства, а, возможно, лучше всего оставаться там, где они есть, не мешая.

Спустя минуту пристального изучения моих друзей Тони вернул взгляд ко мне.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

— Уже не знаю, — ответил Тони, и мне показалось, что голос его дрожит. — Просто хотел убедиться…

— В чём?

Тони тяжело вздохнул и отвернулся.

— Неважно, — сказал он. — Теперь это не имеет значения. Раз ты решила так, пусть так и будет…

Повернувшись ко мне спиной, Тони зашагал прочь.

Он уходил. Уходил у меня на глазах. Только что он появился из тьмы и вот так, с лёгкостью просто исчезал опять в той же тьме.

Я не могла такого допустить. Я бросилась за ним.

— Тони, как это понимать?! Почему ты так поступаешь?! Нет уж, ответь мне!

Я с силой дёрнула за рукав чёрного пальто и чуть не опрокинула Тони на снег, но я должна была любым способом добиться объяснений.

— А почему ты так поступила, Лиз?! — заорал Тони мне в лицо, в то время как его собственное лицо мертвело от боли. — Как ты могла?! Ты жила здесь всё это время и ни разу, ни разу не ответила мне?! Это ты меня так наказываешь, да?! Что за гордость такая?! Что за жестокость?! Я всю душу перед тобой вытряхнул на бумаге, а ты просто проигнорировала?! Да провались оно всё!..

Тони грубо выдрал свою руку из моего захвата, не жалея ни пальто, ни меня.

Он снова неуклонно двигался к машине, которая стояла в отдалении, так, чтобы её не было видно. Но теперь я могла наблюдать всё воочию: как Тони, матерясь и проскальзывая подошвами туфель по отглаженному снегу, уходит, чтобы уже точно никогда не вернуться; как зажигается ближний свет автомобильных фар; как протекторы внедорожника безжалостно давят навалившие сугробы.

И вот уже красные габаритные огни становятся всё дальше, всё меньше, а потом и вовсе исчезают за поворотом…

Я стояла на дороге, дрожа от холода, потому что рождественский свитер, в который я переоделась для встречи праздника, и тонкие хлопковые брюки уже никак не могли противостоять холоду. Домашние тапочки потонули в снегу. Моих ступней касался снежный покров, тающий от тепла кожи. А я стояла и не могла оторвать взгляд от тьмы, поглотившей последнего человека на земле, которому я готова была отдать своё сердце.

— Илзе, — где-то совсем рядом произнёс голос Эми. Она положила ладонь мне на плечо, и я обернулась. — Илзе, прости, что вмешиваюсь…

— Всё в порядке, Эми, — сказала я. — Пойдём в дом.

— Илзе, — Эмилия почему-то остановила меня, — я, конечно, не хотела подслушивать… Понимаю, что это личное…

— Подслушивать?.. — чуть не улыбнулась я, но всё же не смогла пересилить подавленное чувство. — Ты разве хорошо понимаешь русский, Эми?

— Конечно, — легко ответила она. — Я вообще полиглот. Я и на английском говорю, и на немецком…

Наверное, в этом моменте я должна была подскочить до небес, поняв, что секунду назад фактически нашла хоть какого-то репетитора для сына, однако я с трудом воспринимала речь Эми. Мои мысли туманились, их раздирало ощущение фатальной утраты.

— Эми, — сказала я, — обсудим это позже.

— Илзе, — Эми вдруг тряхнула меня, приводя в чувства, — я, конечно, могу ошибаться, но ты проверяла почту?

— Почту?..

— Почту, — кивнула Эми и показала пальцем на белый столбик с жестяным ящиком, возле которого и происходила вся эта сцена. Эмилия протянула мне какой-то маленький ключик со словами: — Я же говорила тебе, он висит возле двери. Ты хоть раз открывала свой ящик?

— Нет… — в каком-то предобморочном состоянии отозвалась я и всё-таки взяла ключ.

— Ну, вот и открой. Эта мужчина сказал, что писал тебе на бумаге. На бумаге, понимаешь? И он явно ждал от тебя какого-то ответа.

Я хлопала ресницами, пока плохо соображая, что к чему.

— Да, я подслушивала, — резко сказала Эми, желая оправдаться поскорее. — Но мы все подслушивали.

Она оглянулась через плечо, и, проследив за её движением, я, наконец, заметила, что вся моя рождественская свита стоит во дворе и с широко распахнутыми глазами следит за происходящим.

Я дотянулась до почтового ящика и впервые отворила его круглую металлическую створку.

Внутри всё было завалено бумажными письмами. Я выгребла их целый ворох и от волнения едва не уронила в снег. Каждое из них было подписано одинаково — «от Тони для Лиз».

Эпилог

Томас ввалился в дом, едва не застряв в проходе. Прежде я была убеждена, что полнеть дальше ему уже некуда, но Эмилия сумела убедить меня в обратном — её фирменная выпечка сказывалась на Томе в самом широком смысле. В течение последнего года он ширился на глазах и телом, и душой. И если в случае его души я могла лишь искренне порадоваться за Тома, то в отношении физической составляющей я бы на месте Эми крепко призадумалась.