Страница 29 из 61
Он кивает.
— Я решила вмешаться. Поговорила с ее непосредственным начальником, навела на определённые мысли. В итоге выяснилось, чей это был косяк, виновницу наказали и отправили в командировку в какую-то жопу мира, расхлебывать последствия. У нее как раз на носу день рождения был, и судя по томным постам в соцсети, она планировала провести его с «любимым мужчиной» — морщусь, а сердце начинает греметь еще сильнее. Я снова погружаюсь во все это зловоние.
— Ты ее обломала?
— Да. Мы уехали отдыхать. И вот она вся такая несчастная и разочарованная встретилась с Леночкой, и та по доброте душевной вывалила ей и про мой разговор с секретаршей мужа, и про то, как я ходила справедливость восстанавливать. Марина разозлилась и пообещала ответочку. Это я тебе со слов Лены передаю.
Саша слушает меня, задумчиво потирая подбородок:
— Мне надо знать что-то еще?
— Да. Сегодня Лена сказала, что того подозрительного парня она как-то видела в компании Марины. Раньше об этом не сказала, потому что побоялась прослыть соучастницей.
Он поднимается со своего места, подходит к окну и некоторое время просто молчит, рассматривая улицу за стеклом. Потом снова оборачивается ко мне. Судя по сосредоточенному выражению глаз, уже включился в работу.
— Приметы у парня есть?
Пересказываю то, как описала его Лена:
— Я понятия не имею, кто это, как его искать и вообще, что делать.
— Может, Михаил? — и видя мое полнейшее непонимание, с укором добавляет, — Брат Марины. Я же тебе информацию давал.
— Я совсем забыла, — хлопаю себя по лбу, — так зависла на ее фотографиях в машине моего мужа, что на все остальное просто забила.
Лезу в стол, в самый нижний ящик и вытаскиваю две тонкие папки. В одной — ненавистные фотографии, во второй — всего пара листов. Родилась, училась, семейное положение, хобби, работа.
В графе «братья/сестры»: Прокин Михаил. Девятнадцать лет. Учится на заочном. Не работает. Еще со старших классов было несколько приводов в связи с хулиганством.
— Только малолетних хулиганов мне не хватало…
— Никакой он не малолетний. И если вина будет доказана, то отхватит по полной. Как и его сестра.
Даже мысль о том, что справедливость может восторжествовать меня не радует. Я чувствую себя разбитой:
— Саш, ты не знаешь, за что мне все это? Где я так накосячила, что теперь гребу полной ложкой?
— Боюсь, в таких вопросах я не компетентен. А вот с остальным помочь могу. Я правильно понял, что теперь следим за Мариной и ищем доказательства тому, что это был умышленный поджог и она к нему причастна?
— Да. Я бы еще в полицию обратилась, но не уверена, что они воспримут меня всерьез. У меня нет ничего кроме слов сотрудницы о том, что тот тип как-то связан с Мариной. А та запросто может сказать, что я ревнивая истеричка, которая мстит из-за мужа и наговаривает.
— Может, — соглашается он, — Вы еще здесь ничего не убирали?
— Нет. Ждали, когда пройдут все проверки. Я сегодня собиралась вызвать службу клининга, но не успела.
— Хорошо, что не успела. Сейчас я сам осмотрю, а потом подключу знакомого из полиции. Он такие дела любит. С пожарниками тоже поговорю, там свои люди есть.
— Спасибо, Саш.
— Рано благодарить. Я еще ничего не сделал, — он открывает свой рюкзак и достает оттуда одноразовые перчатки, — показывай.
Я отвожу его в помещение, в котором началось возгорание. Саша тщательно фотографирует каждый участок, задумчиво рассматривает черную дыру, оставшуюся вместо щитка.
— Ну что? — шепчу, едва дыша.
Жмет плечами:
— Будем работать.
Где-то глубоко внутри растревоженной души загорается крохотный огонек надежды. Мне хочется верить, что все у нас получится. Должна же эта дурацкая полоса когда-то закончиться.