Страница 45 из 78
Зах Френ вынужден был обещать Долли, что приведет к ней Годфрея, после чего она удалилась к себе.
Вплоть до колокола, призывающего к завтраку, боцман продолжал свою прогулку по палубе, задумчивый и весьма встревоженный. Англичанин, идя в рубку при первых звуках колокола, столкнулся с ним нос к носу.
— Хорошо! Очень хорошо! — сказал Джоз Мерит. — Засвидетельствовали ли вы по моей просьбе мое почтение?.. Ее муж исчез… Хорошо!.. Очень хорошо!..
И он направился в столовую занимать выбранное им за обеденным столом место — само собой разумеется, наиболее удобное, ближе к буфету, что давало ему возможность первым выбирать лучшие куски с обносимых вокруг стола блюд с кушаньями.
К трем часам пополудни «Брисбен» показался у входа в Портленд, главный порт округа Нормандия, в который упирается железная дорога из Мельбурна; обогнув затем мыс Нельсона, пароход прошел мимо бухты Дискавери и почти прямо, поднимаясь к северу, проходил на очень близком расстоянии от берега Южной Австралии.
Как раз в это время Зах Френ предупредил Годфрея о желании миссис Брэникен переговорить с ним.
— Переговорить со мной? — воскликнул юнга. Сердце так сильно забилось у него, что он едва удержался за ванты, чтобы не упасть. Затем в сопровождении боцмана направился в каюту, где его поджидала миссис Брэникен. Долли молча глядела на него в продолжение некоторого времени. Он стоял перед ней, держа шапку в руке. Она сидела на диване. У притолоки двери Зах Френ с волнением наблюдал за ними обоими. Он знал, о чем будет Долли спрашивать Годфрея, но не знал того, что юнга будет отвечать.
— Дитя мое, — сказала миссис Брэникен, — я желала бы иметь сведения о вас и вашем семействе. Если я спрашиваю вас, то исключительно потому, что интересуюсь вашим положением. Желаете ли вы отвечать на мои вопросы?
— Весьма охотно, — отвечал Годфрей дрожащим от волнения голосом.
— Который вам год? — спросила Долли.
— Точно не знаю, но полагаю, что четырнадцать или пятнадцать лет.
— Да… четырнадцать или пятнадцать лет! Когда вы начали плавать?
— Я начал плавать, когда мне было приблизительно восемь лет, в качестве юнги; и вот уже два года, как плаваю на этом корабле.
— Делали ли вы дальние переходы?
— Да, сударыня, по Тихому океану вплоть до Азии, и по Атлантическому океану вплоть до Европы.
— Вы англичанин?
— Нет, сударыня, я американец.
— Но вы на службе на английском пароходе?
— Недавно продано в Сидней то судно, на котором я служил ранее. Тогда я и перешел на «Брисбен» до получения места на американском корабле.
— Хорошо, дитя мое, — отвечала Долли, жестом приглашая Годфрея подойти ближе к ней.
Годфрей повиновался.
— Я желала бы узнать теперь, где вы родились?
— В Сан-Диего.
— Да!.. В Сан-Диего! — повторила за ним Долли, не выказав при этом удивления, как будто предчувствуя подобный ответ.
Что же касается Заха Френа, то последний был весьма взволнован всем тем, что пришлось ему выслушать.
— Да, в Сан-Диего, — продолжал Годфрей. — О, я хорошо знаю вас!.. Да, я знаю вас! Мне доставило большое удовольствие, когда я узнал о вашем приезде в Сидней… Если бы вы только знали, насколько я интересуюсь всем, что касается капитана Джона Брэникена!..
Долли взяла юнгу за руку и держала ее несколько минут в своих руках, не говоря ни слова. Потом она продолжила:
— Как вас зовут?
— Годфрей.
— Годфрей? А как ваша фамилия?
— У меня нет другого имени.
— Кто ваши родители?
— У меня нет родных.
— Нет родных! — отвечала миссис Брэникен. — Где же вы воспитывались?
— В Уайт-Хауз, — отвечал Годфрей, — благодаря вашим заботам. Я часто видел вас, когда вы навещали детей в приюте. Вы не замечали меня среди самых маленьких, но я-то хорошо помню вас. Так как я выказывал способности к морскому делу, то, когда подрос, отправился юнгой, так же как и другие сироты Уайт-Хауз, и все мы никогда не забудем того, чем обязаны миссис Брэникен, нашей матери.
— Вашей матери! — воскликнула Долли, которая вздрогнула, как будто слово это потрясло ее до глубины души.
Она притянула к себе Годфрея…
Она целовала его… Он целовал ее, в свою очередь. Он плакал. Между ними сразу установилась душевная связь, которая ничуть не удивляла их, настолько она представлялась им обоим вполне естественной.
Зах Френ между тем, прижавшись в углу, бормотал про себя:
«Бедная женщина!.. Бедная женщина!.. Куда дает она увлечь себя!»
Приподнимаясь со своего места, миссис Брэникен сказала:
— Идите, Годфрей, дитя мое. Я еще увижусь с вами!.. Мне необходимо остаться одной!
Взглянув еще раз на нее, юнга медленно удалился. Зах Френ намеревался последовать за ним, но Долли удержала.
— Постойте, Зах.
Продолжая говорить отрывистыми фразами, что указывало на чрезвычайное ее возбуждение, она сказала:
— Зах, этот ребенок воспитан вместе с найденными детьми в Уайт-Хауз. Он родился в Сан-Диего… Ему четырнадцать или пятнадцать лет… Он живой портрет Джона… Это его открытое лицо, его решительное выражение. Подобно ему, он любит море. Это сын моряка… Это сын Джона… Это мой сын! Предполагали, что малютка погиб в бухте Сан-Диего… Он не погиб, его спасли! Те, которые спасли его, не знали его матери. А мать его — это я, я, безумная… Дитя это — не Годфрей, это Уайт, сын мой. Господу угодно вернуть мне его ранее, чем соединить меня с его отцом!
Зах Френ слушал миссис Брэникен, не решаясь прерывать ее. Он понимал, что несчастная не могла говорить иначе. Все обстоятельства сложились так, что ей представлялись правильными ее заключения. И благородный моряк чувствовал, как сердце его сжималось, потому что считал своим долгом разбить ее мечтания. Необходимо было безотлагательно удержать Долли на покатой плоскости, на которую она ступила и которая неминуемо должна была привести ее в новую бездну. Он исполнил это, не колеблясь и почти грубо.
— Вы ошибаетесь, миссис Брэникен, — сказал он. — Я не желаю и не вправе допускать, чтобы вы думали то, чего не существует в действительности. Сходство это — просто случайность. Ваш маленький Уайт умер, да, он умер, и Годфрей не ваш сын.
— Уайт умер? — воскликнула миссис Брэникен. — Откуда вы знаете это? Кто может это утверждать?
— Я, сударыня!
— Вы?
— Восемь дней спустя после катастрофы у стрелки Лома всплыл труп ребенка и был выброшен на берег. Я нашел его, предупредил Уильяма Эндру. И он признал маленького Уайта, который и покоится на кладбище в Сан-Диего, куда мы часто носили цветы на его могилу.
— Уайт, мой маленький Уайт, там, на кладбище! И никто не говорил мне никогда об этом!
— Нет! — отвечал Зах Френ. — Вы не владели тогда своим рассудком, а четыре года спустя, когда рассудок вернулся к вам, опасались сказать вам это. Уильям Эндру имел основания опасаться снова напоминать вам о ваших горестях, и он предпочел молчать! Сын ваш погиб, и Годфрей не может быть им.
Долли упала на диван. Глаза ее закрылись. Ей показалось, что глубокая тьма окутала ее внезапно и скрыла яркий свет.
Повинуясь жесту, Зах Френ удалился, оставив ее в одиночестве, погруженной в скорбь и поглощенной воспоминаниями о прошлом.
На следующий день, 26 августа, миссис Брэникен не выходила еще из своей каюты, как «Брисбен», пройдя против Бекстерс, между островом Кенгуру и мысом Жервис, вошел в залив Св. Викентия и бросил якорь в порту Аделаиды.