Страница 84 из 104
Может быть, тогда я смогу научиться прощать его.
Уголком глаза я могу различить редкую хмурую линию, пересекающую его лоб.
— Мы уже говорили об этом.
Мое сердце колотится в груди, темп становится все быстрее с каждым ударом.
— Тогда повтори это.
Скажи мне правду. Дай мне повод дать тебе еще один шанс.
Он тяжело выдыхает.
— Я хочу, чтобы мы могли двигаться вперед без того, чтобы дом удерживал нас.
Его обходной ответ ничего не делает для того, чтобы моя грудь перестала сдавливаться. Каждый вдох становится невозможным, теснота в легких заставляет их гореть с каждым вдохом.
Я продолжаю говорить, на моем лице маска холодного безразличия, несмотря на постоянное биение сердца.
— А если я захочу оставить его себе?
Его пальцы напрягаются на бедрах.
— Лана… — он шепчет мое имя, как будто я причиняю ему боль на каком-то фундаментальном уровне, хотя я знаю, что это не так.
Это я та, которой причинили боль.
Это я злюсь.
И я та, кто собирается уйти в этот раз. Не из-за его зависимости, а скорее из-за того, что он такой, какой он есть, независимо от выпивки. Эгоистичный. Эгоцентричный. Саморазрушительный.
Мои пальцы вдавливаются в бедра.
— А что, если я буду счастлива, если дом останется? В конце концов, я всегда мечтала вырастить там семью. Я хотела наслаждаться летом у озера, печь, строить корабли и плавать с детьми, пока у них не сведет конечности.
Я вижу будущее так ясно, что боль в груди умножается на сто. Потому что даже после всей этой лжи я хочу этого будущего с Кэлом.
Ты хотела этого будущего с Кэлом. Не зря существует прошедшее время, так что начни его использовать.
Боже. Я такая глупая.
— Почему именно этот дом? — его голос трещит.
— Потому что он наш. Возможно, ты хочешь забыть обо всей этой истории, но я не хочу. И в конце концов, то, что ты бежишь от дома, ничего не решит, когда на самом деле ты бежишь от себя.
— Откуда все это взялось? — он смотрит на меня дикими глазами, в которых отражается то, что он чувствует по поводу наследства.
Отчаяние.
В конце концов, мы в одном и том же положении. Потому что я тоже чувствую отчаяние. Отчаяние, чтобы он сказал правду. Отчаяние, чтобы оставаться сильной, несмотря на желание рухнуть рядом с ним. Отчаяние, что мы не потеряем все, что построили, даже если это было построено на лжи.
— Твой дедушка оставил тебе наследство? — спрашиваю я в упор.
— Да, — Кэл старается сохранить ровное выражение лица, хотя дрожание пальцев выдает его.
— Он попросил тебя продать дом, — говорю я с уверенностью.
Один-единственный кивок заставляет мое сердце взорваться. Как бомба, оно взрывается, уничтожая все шансы на то, что я когда-либо поверю еще хоть одному слову из его уст.
Я уже знала правду, но ее подтверждение разрушает все остатки спокойствия.
— Понятно, — мой язык скребет по небу.
— Как ты узнала? — прохрипел он.
— Я подслушала ваш разговор после ужина. Кто-то оставил окно открытым… — горький смех вползает в мое горло, заставляя мои уши болеть от пронзительного звука.
— Что бы ты ни услышала, это не то, что ты думаешь, — он спотыкается на словах.
— Конечно, нет, — отвечаю я с сарказмом. — В любом случае, я связалась с агентом по недвижимости и попросила его снизить цену. Он сказал, что это только вопрос времени, когда кто-нибудь сделает предложение.
— Что ты сделала? — его голос звучит низко, его гнев капает с каждого слога.
Я встаю и смахиваю грязь со своих леггинсов.
— Поздравляю, Кэл. Надеюсь, двадцать пять миллиардов составят тебе компанию по ночам, потому что я точно не буду, — когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, Кэл вскакивает на ноги и вцепляется в мою руку, не давая мне уйти.
— Позволь мне объяснить.
— Зачем? Я не доверяю ни одному твоему слову, — я вырываю свою руку из его хватки, чуть не выдернув при этом руку из плеча.
Его пальцы скручиваются в кулак.
— Я не мог рассказать тебе о завещании.
— Почему?
Он опускает голову.
— Потому что дедушка сказал мне не делать этого.
— С каких пор ты слушаешь, что тебе говорят другие люди? Кэл, которого я знала и в которого влюбилась, рассказал бы мне о завещании. Независимо от того, кто и что сказал, он был бы честен. Доброжелателен. Искренен. Он бы рассуждал со мной, а не действовал за моей спиной, используя мою любовь к дочери в свою пользу.
Он вздрагивает.
Нет ни одной вещи, которую я бы не сделала для Кэла, если бы он попросил меня, а не солгал, включая продажу дома.
Он делает глубокий вдох.
— От моей скрытности многое зависело.
— Не так много, как то, что зависело от твоей честности, — в акте предательства слезы, с которыми я боролась, появляются, делая мое зрение расплывчатым.
Он притягивает меня в объятия.
— Мне так чертовски жаль, Лана. Клянусь, я хотел сказать тебе, но решение было не за мной, — его голос дрожит, как и дрожат его руки, обхватившие меня.
Если это последнее объятие, которое я собираюсь получить от него, то я могу наслаждаться им. Я прислоняюсь к нему, глубоко вдыхая его запах, запоминая нотки цитрусовых и чего-то особенного, присущего только ему.
Мое ухо прижимается к его груди. Я слушаю звук его неровного сердцебиения и позволяю ровному стуку приземлить меня.
Я провожу указательным пальцем по точке над его сердцем.
— Ты вообще хотел стать трезвым или просто выполнял это как часть завещания?
— Что ты сказала? — его хватка ускользает, прежде чем он поправляет себя, прижимая меня к своей груди, словно он боится, что я могу убежать, если он этого не сделает.
Мои пальцы впиваются в его рубашку, цепляясь за ткань.
— Это все был какой-то хитрый план, чтобы заставить меня ослабить бдительность и быстрее продать дом?
— Что? Нет. Зачем тебе вообще… — его брови сходятся вместе, прежде чем подняться к линии волос. — Разговор снаружи. Черт… — он отступает.
— Забудь, что я спрашивала. Мне все равно.
— Мне не все равно.
Мои глаза закрываются от боли, пронзающей мое сердце. Я хочу верить ему. Очень хочу. Но я не уверена, что когда-нибудь смогу снова. У него слишком многое поставлено на карту и зависит от моего подчинения. При том давлении, под которым он находится, я уверена, что он может сказать что угодно, лишь бы я не отказалась от плана продажи дома.
Я не откажусь. Какие бы мечты у меня ни были о доме, он не стоит душевной боли, связанной с человеком, которому принадлежит его половина.
Я толкаю его в грудь. Это слабый толчок, но он все равно отпускает меня.
— Я хочу, чтобы ты уехал из гостевого дома до того, как я проснусь утром, — мой голос дрогнул в конце.
Он хмурится еще больше.
— Мы можем решить это вместе. Просто позволь мне получить помощь, и мы…
— Нет никакого «мы». Ты убедился в этом в тот момент, когда решил неоднократно лгать мне в лицо, заставляя поверить в какую-то фантазию, которая даже не была реальностью.
Надо отдать ему должное, он принимает мой удар, не моргая.
— То, что у нас есть, реально.
— Да, реальная ошибка. И я не собираюсь повторять ее с тобой больше никогда.
Он отшатывается, как будто я физически ударила его.
Я поворачиваюсь и ухожу, пока у меня не сдали нервы. Кэл остается в конце причала, его глаза прожигают дыру в моей спине, пока я ухожу. Каждый шаг кажется, будто я иду по зыбучим пескам. Мои ноги едва слушаются, когда я оставляю позади единственного мужчину, которого я когда-либо по-настоящему любила.
Я бросаю на него последний взгляд через плечо.
— И когда ты покинешь Лейк-Вистерию в этот раз, не утруждай себя возвращаться. Все равно у тебя нет причин для этого.
Его лицо сморщивается, как раздавленная банка газировки, что совпадает с тем, что чувствует мое сердце.
Я отворачиваюсь и иду длинным путем обратно в гостевой дом. Несмотря на то, что каждая клеточка моего тела умоляет меня остановиться, я высоко поднимаю голову и марширую в дом, как солдат, не обращая внимания на боль в груди от того места, где Кэл вырвал мое сердце.