Страница 44 из 52
Прошёл и Гостелов. Остался Автандил Вахтангович, его ждём.
Играя «вслепую», не глядя на доску, вообще без доски, когда ходы передаёт судья-медиатор, в памяти держишь тридцать две фигуры и шестьдесят четыре клетки. Это если одну партию играешь. А в сеансе играют и десять партий, и двадцать. Великий Алехин играл вслепую тридцать две партии одновременно. Как? Эффективное мышление! Я? Нет, я сеансов вслепую не даю. Хотя мог бы, да. Это я к чему? Это я к тому, что запомнить четырнадцать участников делегаций для меня нетрудно. Держать их в памяти. Кто где, когда и с кем.
Так вот. Все на месте, кроме Автандила Вахтанговича. Может, там какие-то протокольные тонкости улаживает в последний момент? Закрывает поездку?
Но трап, вижу, откатился.
Однако!
Я поднялся.
— Самолет готовится к взлету, вернитесь, пожалуйста, в кресло, — сказала стюардесса. Да, та самая.
— Государственная необходимость, — говорю я, легко обхожу её (проходы здесь широкие) и сажусь рядом с доктором Гостеловым. Он зашел в самолет последним, может, знает, что с Автандилом Вахтанговичем.
— Знаю, — подтвердил он. Заработали моторы, пока на прогрев, но разговор маскируют. — Остался Автандил Вахтангович. Заболел.
— Чем?
Доктор заколебался, говорить, нет, потом подумал, что среди медиков таиться не стоит, и ответил:
— Рвёт и мечет. Пищевая токсикоинфекция. Возможно, сальмонеллез. Возможно, что-то иное. Даже, — он понизил голос — дизентерия. Заболел остро, под утро. Пришлось госпитализировать. Получат результаты анализов, там будет видно. А пока — по общим правилам.
— А в самолет — и домой?
— Инфекционного больного? Не положено. Тем более, в правительственном самолете.
— Ну да, ну да. Инфекционный. Значит, он сейчас в госпитале?
— Да вы не переживайте, Михаил. Прогноз благоприятный. Мы же все вместе питались, так? Никто не заболел. Видно, простое расстройство, от волнения. Это бывает. Но, сами понимаете, лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Понимаю.
Двигатели прибавили, шум стал громче.
Я поспешил вперед, не обращая внимание на стюардесс. Стюардов нужно держать, стюардов, мощных, борцов или боксеров. Может, и держат? Но не в этом рейсе.
До Брежнева я, конечно, не дошёл. Он был в закрытой части, туда не пускают. Но Медведев был здесь, он меня и перехватил.
— Садись, сейчас выруливать будем, — сказал он мне. — Что ты вдруг возбудился-то?
— Тут такое дело… — я сел. — Неотложное дело.
— Какое же? — спросил он без любопытства.
— У меня пропал чемодан. В Москве его взяли, сказали, не беспокойся, мол, не обычным самолетом летишь. Доставят в лучшем виде. Но не доставили. Я спрашивал у Автандила Вахтанговича, где он, там же костюм, рубашки, белье, фотоаппарат, а он только отмахивался, да ещё с ехидцей, мол, не до тебя мне.
— Дел у него много, вот и отмахивался.
— Допустим, но на второй день нежелание Автандила Вахтанговича заниматься мной стало очевидно. И я подумал — почему? На ногу ему я не наступал, так откуда неприязнь? Может, он обиделся из-за Гулиа?
— Кого?
Самолет тронулся, начал выруливать.
— Я обыграл грузинскую шахматистку, Нану Гулиа. Та хотела, чтобы я проиграл ей, а я выиграл. Она разобиделась, пообещала отомстить. Может, Автандил Вахтангович — её родственник или поклонник? И отомстил, как смог? Да, мелко, да, глупо, но люди порой несдержанны.
— Ну, знаешь…
— И я задумался. Я ведь пожалуюсь непременно, так?
— Уже жалуешься.
— Именно. И вдруг да отзовётся? Вдруг я дойду до Леонида Ильича, и тот впишет минус в личное дело Автандила Вахтанговича? Нет, госслужащий рисковать не станет.
— Вот видишь.
— Разве что он уверен, что Леонид Ильич ничего плохого сделать ему, Автандилу Вахтанговичу, не сможет.
— Это почему не сможет?
— Потому. Да и я не смогу пожаловаться.
— То есть ты считаешь, что…
— Неважно, что я считаю. Только мы сейчас взлетим, а Автандил Вахтангович останется в Триполи. Заболел он внезапно. Не может с нами лететь. Не положено. Понос и всё остальное.
Отвечать Медведев не стал. Побежал в отсек Брежнева.
Что там происходило, не знаю, но только мы не взлетели. Зарулили назад и остановились на прежнем месте. Почти.
— Просим оставаться на своих местах, — объявили по трансляции.
Подали трап.
Первым эвакуировали Брежнева, потом министра мелиорации и водных ресурсов, потом трех замминистров — иностранных дел, сельского хозяйства и опять мелиорации и водных ресурсов, а потом и вспомогательный персонал. Я — последний, опять. Но на этот раз меня вместе со всеми довезли до здания аэровокзала.
Сидим, ждём. Что делает Медведев и остальные — не знаю. Его с Брежневым, и дипломатов, министра и замминистров, увезли на двух «Мерседесах», а мы остались. Протокол нарушен, церемониймейстер отсутствует. Здесь, в аэропорту, хорошо, прохладно в меру. Полётов из аэропорта пока немного, и без нас зал был бы пустым. Он и с нами-то почти пустой. Дайте срок, и сюда будут летать не реже, чем в Хитроу или Орли.
Есть хочется. Сейчас бы в самолете подали воду, а там, глядишь, я бы опять икорку заказал. Как бы решила стюардесса — достоин я, нет?
Прошёл час. Прошло два. Люди волнуются.
— А не пообедать ли нам? — сказал я докторам, Гостелову и Жучарскому.
— Денег нет, — признались доктора. — Вчера всю валюту потратили, там и валюты было на сегодня — в половинном размере суточные. День отлета.
— Чернозёмск угощает, Чернозёмск валюту не тратил, — и мы пошли в ресторан. Здешний, при аэропорте.
Я бы, конечно, мог и всю честную компанию позвать, всю делегацию и экипаж самолета, деньги у меня были, но это было бы слишком уж по-гусарски. Лишнее. К тому же есть ведь у батоно Автандила заместитель, не может не быть.
Для обеда было рановато, но кто знает, что там, впереди, ждёт. Потому не торопились. Пробовали и то, и это, и так далее. Особого национального колорита в меню ресторана не было, но всё же.
Вернулись. Прождали ещё час. Трижды звонили в посольство, отвечали стандартно: ждите.
Мне надоело, я взял такси и поехал в город. Доктора отказались — как можно без разрешения? Велено ждать — нужно ждать!
По пути поговорил с водителем, что слышно в городе. Ну как же, вчера покушение на русского устроили, на Брежнева. «Джинны Пустыни», отряд египетских фидаинов.
— И что?
— Да наши их перебили, этих джиннов.
— Наши?
— Капитаны Революции. Гвардейцы особой секретности, для охраны полковника. И Брежнева спасли. Но это секрет, понятно?
— Само собой.
Завернули в госпиталь — хотел сменить повязку, раз уж мимо еду.
Но в госпиталь не пустили. На дорогах посты, и вокруг много людей в форме.
Я заметил знакомого лейтенанта.
— В чем дело?
— Сами не знаем. Тут одного русского убили. Часа три назад. К нему сначала дознаватели выехали, он из вашей делегации. Заболел внезапно, и его в госпиталь поместили. Так дознаватели из СБ допросить хотели, приехали, а он уже мёртвый.
— Умер? От болезни?
— Стальное отравление. Кинжалом закололи. Вот и велено — никого не впускать, никого не выпускать. Мне доложить о вас?
— Нет, не нужно. Я сам. Потом.
Вернулся в такси.
Похоже, я так и не узнаю судьбу чемодана.
Куда ехать? В посольство? В резиденцию?
Заехал в лавку, накупил воды в бутылках, рахат-лукума и лепешек. Вернулся в аэропорт. Вода, лепешки и сладости пошли на ура.
Посольство по-прежнему велит ждать.
Глава 21
28 декабря 1977 года, среда
Эпидемия
— А лекарства? Какие мне пить лекарства?
— Если температура не выше тридцати девяти, то никаких лекарств пить не нужно, — сказала Зина Неклюдченко. — Пейте слабый зеленый чай. И то в меру.
— В какую меру?
— Хочется пить — пейте. Не хочется пить — не пейте.
— А если температура будет выше тридцати девяти? Сорок?