Долины и взгорья

И да, сказочных гонораров не было. Из ФРГ известному в СССР писателю мог прийти гонорар в пятьдесят, в сто марок, то есть на двадцать, тридцать рублей чеками. Кому как. Это в СССР он известный, а в ФРГ…

4. Тут многих волнует семейное положение Чижика, беспокоятся, не будут ли его преследовать за двоеженство.

Спешу успокоить: не будут. По советским законам никакого двоеженства нет, Чижик не женат ни разу. А вот дети у него есть, в свидетельстве о рождении у Мириам и Фатимы отцом записан Михаил Чижик.

И что?

И ничего.

Свидетельство о браке на практике значило немногим больше, чем, к примеру, членский билет Общества Охраны Природы, ДОСААФ или Охраны Исторических Памятников. Если вставал вопрос о выплате, к примеру, алиментов, суд решал вопрос всегда в пользу ребенка, достаточно было свидетельство того, что гражданин А и гражданка Б вели совместное хозяйство.

По факту оно, свидетельство (или печать в паспорте) требовалось при заселении в гостиницу, при решении вопроса о постановке в очередь на расширении жилплощади, или тому подобных ситуациях, но и эти вопросы можно было решить полюбовно.

Грозила ли Чижику «аморалка»?

Аморалка обыкновенно пугала людей маленьких, людей зависимых. Тех, кого профком мог передвинуть в конец очереди на квартиру, лишить путевки в санаторий, перенести отпуск на зиму. При поездке за рубеж обыкновенного человека тоже рассматривали в микроскоп, да.

Но с определенного уровня люди становились малоуязвимы. Кто бы посмел упрекнуть товарища Сталина в том, что сын у него дебошир и кобель, а дочь …. и ….? Никто. Наличие сына-уголовника не помешало Андропову сделать карьеру, и какую карьеру!

Главное было «не выставляться», вести себя скромно, но и это в семидесятых было уже необязательно.

Людям известным, артистам, режиссерам, художникам выдающимся спортсменам, пока они были в фаворе, прощалось многое. Примеры приводить не стану, их достаточно в глянцевых журналах.

Артисты ж!

===========

Следующая глава — уже по подписке

Глава 7

8 августа 1977 года, понедельник

Музеи города Стокгольма

Режим полуфинального матча претендентов таков: суббота, воскресенье — игра, понедельник — доигрывание, вторник — среда игра, четверг — доигрывание, пятница — выходной. В субботу всё сначала. Один выходной в неделю маловато, но кто мешает завершать партии без откладывания? Тем более, что оно, откладывание, публику привлекает мало: придёшь на эндшпиль, соперники сделают по три хода, пожмут руки друг другу, и разойдутся.

Сегодня как раз понедельник, но, поскольку отложенных партий нет, получился дополнительный выходной. Оно и понятно, понедельник — день тяжёлый, позади две боевые партии, пусть обе и закончились вничью.

Теперь можно перевести дух. Оглядеться, даже и буквально: погулять по городу, посмотреть, что и как.

Неспешно.

Накануне мы купили путеводитель с картой города, внимательно изучили, и сейчас, сверяясь с ней, идём просто так. Без цели.

Туман за эти два дня стал ещё гуще, так что перед нами кисельный город. А кисель молочный. Но мне гулять полезно и в туман тоже.

Первым делом зашли в банк. Банков в Стокгольме много, но мне нужен скандинавский, SEB, он сотрудничает с Дойче Банком и выдаст мне денежку с минимальной комиссией.

Когда мы вшестером вошли внутрь, народ поднапрягся. Капитализм, тут у них банки грабят, вдруг и мы — грабители? А что, шестеро мужчин сурового вида, одетых в стиле фильмов нуар, при портфелях из тех же фильмов, больших портфелях, в таких много что уместить можно. Сейчас как достанем из портфелей автоматы, как начнем грабить!

Но никто никого не грабил. Я взял наличности, не много, не мало, а средственно, Зачем мне много? Когда я ездил со своей командой, — одно. Gens una sumus, да. А теперь…

Теперь не то. Теперь начальник Миколчук. Общее руководство, так сказать. И под его руководством я должен победить.

Гуляем дальше. По пути попалась книжная лавка средних размеров. Зашли, конечно. Вся наша дружная команда со мной. Терпят, куда им деться. А и в самом деле, куда?

Тут никто нас не испугался. Не грабят книжные магазины. Не принято.

Шведский язык схож с немецким, но схож — не значит понятен. По счастью, приказчик говорил по-немецки, и мы друг друга поняли. Он меня даже узнал. Неудивительно, в каждой газете есть спортивный отдел, и в каждом спортивном отделе есть статья о матче Чижик — Ларсен. С картинками. У шведов, конечно, своих спортсменов много, самого крупного калибра, Борг, Стенмарк. Но и шахматы в почете, Андерссон — крепкий гроссмейстер. И шведы шахматы любят и ценят, как и во всей Скандинавии.

Я спросил, есть ли в магазине книги шведских авторов на русском языке.

— Нет.

— А есть ли книги шведских авторов на немецком языке?

— Да.

— А есть ли среди них что-нибудь для человека, занимающегося напряженной умственной работой и желающего в промежутке почитать что-нибудь занятное, но не слишком мрачное? Вроде детективов Пера Валё?

— Может быть, подойдет сам Пер Валё?

— А что именно?

— Его последняя книга, «Террористы», о комиссаре Мартине Беке. В этом году переведена на немецкий.

— Давайте! А на шведском есть?

— Конечно.

— Дайте обе. А книги на английском языке есть?

— Во множестве. Англия, Америка, переводы с шведского на английский, — приказчик показал мне стеллажи.

— А переводы с русского на шведский?

— Есть! Чехов, Толстой, Достоевский.

— А поновее?

— Есть и поновее.

— Покажите!

Меня подвели к полке русской литературы. Шолохов, Пастернак, Солженицын — и братья Стругацкие, «Трудно быть богом», «Отель „У погибшего Альпиниста“» и «Пикник На Обочине».

— А еще есть?

— А еще… нет. Мало переводят.

— Как? Нет Чаковского? Нет Маркова?? Нет Софронова? Нет Коптелова?

Приказчик выглядел смущенным, но был твёрд:

— Нет. А кто это?

— Крупные советские писатели… А «Искусство войны» — есть?

— На английском, на немецком, на французском?

— Это он того… провоцировал, — сказал Антон, когда мы вышли из книжной лавки. — Не может же такого быть, чтобы в Швеции, да не знали Чаковского! Раскупили, конечно, раскупили…

— Несомненно, — ответил я. — Стругацких не раскупили, а Чаковского и Маркова раскупили. Люди труда понимают, что такое настоящая советская литература, — но развивать тему не стал. Не хотелось.

Кто?

Кто предатель?

Нет, не так.

Кто такая баронесса Тольтц? Точно ли моя бабушка? Ага, я доверчивый, конечно. И даже если бабушка, то всё-таки кто она? Участница Русского Общевоинского Союза, наследника Врангеля, ставящего своей целью свержение Советской Власти и проникшего во все звенья государственного аппарата? Или, напротив, агент КГБ, проникшей в белогвардейскую организацию?

Все — непроверяемо, и, следовательно, недоказуемо.

Теперь о предателе в команде.

Кого он может предать? Меня?

Среди шахматистов немало рассказов о том, как некий гроссмейстер работал, к примеру, на команду Таля, а сам тайком передавал секреты Ботвиннику. Или наоборот. Исключить не могу — это я про Таля, Ботвинника и прочих. Но я в свою шахматную оружейную никого не пускаю. Никого — совершенно. Даже Антона. Так что передавать врагу — это Ларсену, что ли? — нечего.

Предатель, в смысле — перебежчик, невозвращенец? Ну, если это Антон, то да, печально, в смысле, что обманулся в человеке. Но по уму если — очень вряд ли. Он, Антон, поездил со мной, мир повидал, и понимает, что Запад — ни разу не райские кущи. Да, с хорошими деньгами здесь можно хорошо жить, и то больше в плане поесть-попить-приодеться. Ни родных, ни друзей, ни перспектив. А деньги у него на это будут, на поесть-попить, да не абы как, а вкусно? Сейчас-то есть, сейчас он одевается, как мало кто в Чернозёмске. Привезёт из поездки магнитолу, продаст — и выручит столько, сколько учитель за три года зарабатывает. А зимой, глядишь, снова поедет — со мной. Без меня же он… ну, скажем так, рядовой мастер. Рядовому мастеру на Западе никто не рад, у них своих рядовых воз и тележка. И в тренеры его никто не возьмет — кому нужны перебежчики? Так что в чисто материальном плане — нет. В идейном? Опять же не думаю. Он не дворянин, не наследник заводов, газет, пароходов, на Советскую Власть ему, насколько знаю, обижаться причин нет.