Страница 10 из 12
– Ну вот, чуть шо – так сразу угрожать бедному человеку, всю жизнь положившему на алтарь борьбы с преступностью. Ну добро-добро! Шо конкретно вас интересует?
– Следствие по делу было заведено в тупик. Кто конкретно давал указание завалить его?
– Эмммм…
– Кто давал указание завалить дело? У меня мало времени, Олег Николаевич, сейчас я встану и уйду.
– Ну сверху давали, сверху… – Панасюк подобострастно облизнул губы.
– Сверху – кто конкретно?
– Из СБУ областного. Ну а Пшонка вроде подтвердил, шо да мол, усё нормально.
– И чем же бедный судья так насолил СБУ и Пшонке?
– А мне почём знать? У них и спросите. Шо-то у них там по спецсуду проходило, но шо – меня не информировали.
– Положим, у Пшонки мы спросим. А кто тогда был начальником харьковского СБУ?
– Наливайко и был.
Георгий опять хмыкнул:
– И тут этот вечный Наливайко!
– Молодой человек, – Панасюк перешел на дидактический тон, как школьная учительница, – Наливайко был во многих отношениях личностью выдающейся…
– Выдающейся сволочью он был! – не вытерпел Георгий.
– Эх, молодежь-молодежь! – Панасюк на удивление не разозлился, а перешел на мечтательный тон. – Вы слишком глупые и наивные. У вас сплошная романтика в голове.
При этом Георгий почуял, как этот урод рассматривает его, причем с таким интересом, что это даже вызвало беспокойство – он случаем не того? Не по нижним этажам специализируется?
– Оставим романтику, – сухо прервал их беседу Васек. – Мне нужно знать еще, какие факты не попали в дело.
– Да там по мелочи, в основном мы всё отразили.
– И что это за мелочь, конкретно?
– Ну, шо-то припоминается, вроде там баба еще была изнасилована. Это которая жена сына судьи. Мы не стали тогда особо это светить, а то все заорали бы: «Аааа! Чикатило!!!»
– Что еще?
– Ну, еще головы всем, кроме судьи, отрезали вроде живьем.
– То есть как? – опять вмешался Георгий.
– Да просто: взяли и отрезали. Вы, молодой человек, из какого детского сада сюда приехали?
Георгия уже начало конкретно тошнить от этого мерзкого Панасюка и от инфернальных маньяков с отрезанными головами. Чувство тошноты было настолько сильным, что Георгий даже испытал позыв выскочить из комнаты и добежать до сортира, навстречу белому фаянсовому другу. Но позыв был жестоко подавлен при помощи завалявшейся в кармане куртки мятной жвачки. Панасюк тем временем продолжал:
– Дверь не была взломана, судья или кто-то из его семьи сами открыли. Убийц было двое как минимум. Усё, кажися.
– Последний вопрос, – Васек говорил, тоже явно преодолевая отвращение. – С кем из областного СБУ были контакты?
– Да там их разве…
– Четко: фамилия, имя, отчество. Не надо тратить мое время. Я всё равно узнаю, но уже не от тебя.
– Ой, ну на фига вам это старье! Ну, Волчок это был. Волчок – цэ его фамилия, забавная такая. Степан Волчок.
Георгий сразу же зафиксировал имя в своем блокноте.
– Напрасно записываете, молодой человек. Волчок этот самоубился еще в восемнадцатом. Сел так у себя на дачке, где-то под Геническом, пивка принял, рыбкой закусил, взял свой табельный «Макаров» и пальнул себе в висок.
– Хорошо у вас сотрудники СБУ развлекаются, – улыбнулся Георгий.
– Они и у вас бы, молодой человек, так развлекались, если б ваши в четырнадцатом Крым не взяли.
– Ладно, – вмешался в их беседу Васек, – мы здесь не за политику перетирать.
– Это всё? – спросил Панасюк.
– Пожалуй, – ответил Васек.
– Так может, вы это… – Панасюк опять подобострастно облизнулся, и Георгий подавил очередной рвотный приступ, – посодействуете переводу там это… под домашний арест…
– Мы-то посодействуем. Только зачем тебе это, дорогой Олег Николаевич? Тут тебе лучше, смотри – и свет есть, и батареи теплые, и кушать дают. А там что?
– Э, гражданин начальник, на свободе-то оно всяко лучше!
– Ладно-ладно, походатайствуем.
Васек явно торопился закончить разговор. Когда они шли по коридору СИЗО, он разве что не матерился, и то – в силу природной интеллигентности.
– Меня от него просто тошнило, – вставил Георгий свои пять копеек.
– Да у нас всех от него тошнит. Вот же мерзкий тип!
– И что, вы его и вправду выпустите?
– Ну как выпустим? Наденем ему браслет, пусть посидит дома.
– Такую сволочь!
– А за что нам его тут держать?
– Но он…
– Да тут половина таких, как он. А остальные – такие, как этот Наливайко. Так что… Пусть его соседей потошнит. А тебе, Гошка, предстоит поездка в Геническ. Документы я тебе выправлю, позвоню, куда надо, наши на месте тебе помогут. Твоя задача – разобраться, что с Волчком этим случилось. А то что-то мне в самоубийство не верится.
– Мне тоже, – честно признался Георгий.
– Такие самоубийством не кончают.
– «Он слишком много знал»? – процитировал Георгий фразочку из известного фильма.
– Типа того.
Остаток дня оказался свободен, и Георгий все-таки решился выйти в город. Он честно отзвонился маме (мама в трубку еле сдерживала рыдания на тему «как там дитачку проклятые хохлы замучили») и Пашке (тот, похоже, его вообще не слышал, мол, какой там Харьков, я в Челябинск еду, к Катюхе своей разлюбезной, а ты мне про Харьков тут втираешь). Светке даже звонить не стал. Тема закрыта.
На выходе из здания СК Георгий встретил Виталика, на ходу доедавшего пиццу из буфета. Он не без некоторого сомнения поглядел на Георгия, когда тот заявил, что собирается в город прогуляться. Но все-таки прокомментировал это в духе харьковского патриотизма:
– Пойди-пойди, полезно. Мы ведь не зря столицей стали!
Как Георгий понял, местные очень трепетно относились к этому факту. Харьков здесь преподносился как неофициальная, культурная столица «нормальной» Украины – «куда там тому Куеву» и «Куев ваш – ацтой». А потом шепотом добавлялось – «а наша площадь Свободы вообще-то больше Красной площади». И даже невзирая на разруху, считалось, что это временно, дескать – фашисты порушить город не сумели, а уж у укров и подавно кишка тонка. Правда, непонятно, что бы местные делали без российской гуманитарной интервенции, но этот вопрос Георгий решил замять для ясности.
Из туристских объектов, кроме обычного набора, Виталик порекомендовал местный Университет. Про него даже ходила городская легенда о том, что при фашистах в его недрах заныкался партизанский отряд, который ловили-ловили по катакомбам, что тянулись подо всем городом с окрестностями, но так и не нашли, а партизаны-то потом как вылезли наружу – тут фрицам компец и пришел!
В центре было относительно безопасно, улицы патрулировались. Георгий прошелся по Сумской до площади Свободы. Она действительно была огромна и продувалась всеми ветрами. Тут было достаточно неуютно. Впереди темнел «сломанный зуб» – так в народе прозвали постамент памятника Ленину, снесенного нациками на волне майдана незалежности. Если б Георгий был писателем, он обязательно написал бы фантастический рассказ о том, как вождь мирового пролетариата решил покарать хохлов за неуважение к истории, и что из этого вышло. Но памятник уже собирались восстанавливать – Георгий слышал что-то про группу активистов, уже обнаруживших Ильича на каком-то заброшенном пустыре, заваленного кучей мусора, значительную часть которого составляли нераспроданные тиражи старых украинских газет и бюллетеней на президентских выборах 2019 года, что было, в общем, символично. Но Георгий не был писателем, он работал заштатным Ван Хеллсингом, поэтому ему было не до лирики.
Он свернул с площади на улицу, идущую мимо уже знакомого ему отеля «Харьков», и прошел по ней дальше, вдоль трамвайных рельсов. Было еще светло, и город, пусть даже грязный и серый, впечатления адского ада не производил. Георгию скорее вспомнилось детство, Москва девяностых. Эх, времечко было! Вот покореженная, замызганная автобусная остановка и урна с вываливающимися оттуда окурками и банками из-под пива – видимо, мусор тут не вывозится уже давно. На остановке – толпа народа: автобусы пусть и нерегулярно, но ходили. Старые, ржавые и тоже грязные, но доехать на них по основным маршрутам вроде можно было, хотя в такой давке, наверное, доезжали не все. Метро не работало, трамваи и троллейбусы тоже еще не ходили, электричества на них пока не хватало.