Два мага

Кулугин повиновался, и они разошлись в разные стороны.

С каждым шагом продвигаться становилось труднее и труднее. Кулугину выпало на долю идти по дороге, ведшей к дому, и на ней было особенно тесно. Здесь по сторонам был устроен трельяж, весь усыпанный зажженными шкаликами, и потому большинство жалось к середине, медленно и не торопясь прогуливаясь. Никому, кроме Кулугина, спешить было некуда, и волей-неволей общая неторопливость задерживала его.

От шкаликов было не только светло, как днем, но даже жарко. Однако, как Кулугин не заглядывал вперед, как ни напрягал зрение, он не мог разглядеть ничего похожего впереди на высокую фигуру византийского царя.

– Простите, позвольте пройти, – повторял он, вынужденный поминутно извиняться и с неимоверным трудом пробираясь дальше.

Наконец идти стало совсем невозможно. Маски остановились, загородив дорогу, и их веселый говор сменился беспокойным шумом.

– Что случилось? А, что? Раздавили?.. Что за вздор? Да нет же... Опасно? – слышалось кругом.

– В чем дело? – поинтересовался Кулугин.

Ему объяснили, что девушка попала под шкалики, которые бог весть каким образом посыпались на нее; сама ли она задела их или расшатался трельяж и его толкнули – нельзя было разобрать.

– Конечно, эти Иллюминации устраиваются всегда на живую нитку!.. – успокаивал кто-то.

Кулугин решился лезть вперед, потому что случай с девушкой не тронул его: у нее тут найдется много помощников, а ему нужно, не теряя времени, пробраться дальше.

Он протиснулся к самому месту происшествия, где оранжевое мужское домино поддерживало закутанную с ног до головы в домино такого же цвета девушку, очевидно, пострадавшую. Она стояла спиной к Кулугину. По-видимому, никакой серьезной опасности не было, или, вернее, опасность миновала. Домино было залито только салом шкаликов, но не сожжено, так что девушка должна была отделаться испугом.

– Знаете, ведь это не кто иная, как воспитанница Елагина, – сказали рядом с Кулугиным.

– Неужели? Не может быть!

– Право, она самая.

– Неужели? – проговорил Кулугин, вздрогнув, и подошел ближе.

Испуганная, бледная, как полотно, Надя была с открытым лицом. Маску сняли с нее в минуту суматохи, когда охватили ее, боясь, что на ней загорится одежда.

– Надежда Александровна, вы? – воскликнул Кулугин.

– Маску, дайте ей скорее маску!.. – волновалось поддерживавшее Надю оранжевое домино.

Кулугин сорвал свою и подал ее Наде.

– Благодарю вас, – проговорила она, закрывая лицо кулугинской маской, но ее рука опустилась, она склонилась головой к своему провожатому, и он сделал усилие, чтобы поддержать ее, иначе она упала бы.

– Ей дурно! – испуганно сказал провожатый.

Кулугин, не раздумывая и не колеблясь, забыв уже обо всех византийских царях на свете, подхватил Надю и понес ее к дому. Оранжевое домино поспешило за ними, указывая дорогу.

Вынести Надю из толпы было для Кулугина делом одной минуты. Между тем весть о происшествии быстро разнеслась и достигла дома, откуда бежали уже навстречу дворецкий и еще несколько слуг.

– Куда отнести? Нет ли отдельной комнаты? – спросил у них на ходу Кулугин.

– Сюда, сюда пожалуйте! – суетился дворецкий, отворяя дверь маленького подъезда на нижнем этаже.

Здесь были комнаты, удаленные от нарядных настолько, что шум праздника долетал сюда глухо, и никто из любопытных не мог попасть сюда.

Надю усадили в кресло, дали ей воды. Она очнулась. Оранжевое домино, ухаживая за Надей, не снимало своей маски.

Исполнив свое дело, Кулугин чувствовал, что это домино ждет, что он удалится сейчас же, но он вовсе не намерен был делать это, тем более что Надя пришла, в себя.

– Вы испугались, но с вами ничего не случилось серьезного, не правда ли? – стал спрашивать Кулугин.

– Это вы меня высвободили из этой толпы? – ответила ему Надя вопросом.

– Не разговаривайте много, это утомит вас! – остановило ее домино. – Я послал, чтобы отыскали нашу карету; мы поедем сейчас домой.

– Где вы живете? Где вас можно найти, увидеть? – заговорил снова Кулугин.

Надя поглядела на него. По ее взгляду он понял, что она не помнит его. Правда, он был представлен ей в числе многих других молодых людей и никогда не был близок к дому Елагина, но все-таки было неприятно, что она не признала его.

– Вы не узнаете меня? – спросил он. – Я – Кулугин, офицер; я был вам представлен...

– Ах, как же! – перебила Надя. – Конечно, узнаю вас.

– Где же вас можно видеть? У кого вы живете теперь?

Надя оглянулась на своего провожатого в оранжевом домино. Тот стоял, переминаясь с ноги на ногу и стараясь показать, что, ему разговор ее с молодым офицером очень неприятен и что, умей он прекратить его, он сделал бы это немедленно.

– Где я живу – не знаю! – сказала Надя.

Видно было, как человек в домино вздохнул с некоторым облегчением после такого ее ответа.

– Милостивый государь, – заговорил он, обращаясь к Кулугину, – вы нам оказали немаловажную услугу, за которую я вам очень благодарен, но это не дает вам права быть слишком любопытным. Если вы узнали мою спутницу, то лишь благодаря несчастной случайности, пользоваться которой вы не должны, если желаете соблюсти обычай не только маскарада, но и вообще деликатности, свойственной тому кругу, к которому вы, по-видимому, принадлежите.

После такой тирады Кулугину оставалось только раскланяться, но он был не из таких, чтобы позволить читать себе нотации. Он встал в соответствующую позу и в тон высокопарной речи, которую только что должен был прослушать, ответил с грациозным поклоном.

– Поверьте, таинственный незнакомец, что ваши драгоценные советы навсегда запечатлеются в моей памяти, хотя черты вашего прекрасного (в чем я не сомневаюсь) лица и останутся для меня тайной, ибо они закрыты непроницаемой для взоров маской.

Должно быть, лицо незнакомца было вовсе не похоже на «прекрасное», потому что при этом слове Надя, которая, очевидно, видала это лицо без маски, очень весело расхохоталась.

– А мне сказали, – обратился Кулугин к Наде, – что вы уехали за границу. Но я рад, что это оказалось неправдой и что вы снова показались в обществе. Отчего, в самом деле, вы не хотите сказать, где можно увидеть вас?