Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 42

30

Время тянется, как застывающая карамель. Возможно, прошла лишь минута, но мне кажется, что вечность. И чем дольше молчит Ильяс, тем отчетливее я понимаю, что ничем хорошим наш разговор не закончится. Мне страшно поднять взгляд, страшно дышать. Тишина душит и выворачивает наизнанку.

Что я наделала! Невозможно представить, какую боль причинила… И зачем? Надо было притвориться, что не могу простить обман…

— Ильяс, мне жаль… — не выдерживаю я. — Но ты сам хотел…

— Остановись, — перебивает он меня. — Хватит, Тамила. Достаточно.

В его голосе усталость и раздражение, а когда я с удивлением смотрю ему в лицо, то вижу брезгливо поджатые губы.

— Я же говорила, что мы не можем пожениться, — бормочу я в какой-то прострации.

— Это мерзко, — цедит Ильяс, отодвигаясь от меня на другой конец дивана. — Как бы не хотела отомстить за то, что я тебя обманул, придумывать такое — мерзко и низко.

Так вот в чем дело? Он мне не поверил! Решил, что я лгу! О да, он же все время твердил, что я лгунья… Но… но… Разве можно такое придумать? Наверное, можно… Но как надо ненавидеть, чтобы… Я же ничего такого… А он так обо мне думает?..

Рваные мысли, как сумасшедшие, скачут в моей голове. Я не представляла, что обида может так больно ранить. Кажется, с меня содрали кожу. Мерзко? Да, так мерзко я ощущала себя лишь однажды, после изнасилования.

— Это правда, — шепчу я одними губами.

Не для Ильяса, для себя. Мне надо почувствовать, что я в своем уме, что ничего не придумала и не ошиблась. Ведь такое неверие гораздо хуже, чем «сама виновата». Ничего не было? Но я же помню!

— Это ложь! — отрезает Ильяс. — Мой отец не мог никого изнасиловать, тем более, девочку.

— Он был пьян…

— Тем более. Он не пьет. Совсем не пьет, никогда. У тебя больная фантазия. Или… ты ошиблась. Возможно, он лишь похож на того мужчину…

Я ошиблась? Сейчас мне хочется поверить, что это так. Тогда есть шанс все исправить. Ильяс простит, в этом нет сомнений. У него рыльце в пушку, он выдавал себя за другого. Я ошиблась, все хорошо. Байсал меня не насиловал. Я могу выйти замуж за Ильяса, и мы забудем все, как досадное недоразумение.

Но никакой ошибки нет!

— Твой отец владел гостиницей «Аякс», на северо-западе Москвы? — выдавливаю я. — Около десяти-двенадцати лет назад? Я говорила, мама убирала там номера. В тот день я помогала ей после школы. Я запиралась в комнате, которую убирала, чтобы никто не увидел… но у него были ключи от всех…

— Замолчи, — выдыхает Ильяс. — Прекрати нести бред.

Даже это не аргумент? Я подчиняюсь и отворачиваюсь. Ильяс не возражает, услышав название гостиницы, значит, дело вовсе не в том, что он мне не верит. Он не может принять, что его отец — насильник. Это больно, но… ожидаемо. На одной стороне весов мужчина, который дал ему жизнь, вырастил, выучил. Отца он уважает и любит с детства, с тех самых пор, как осознал себя. С другой — малознакомая девушка, навязанная ему в жены. Почему он должен принять мою сторону?

Слез нет, потому что я выплакала их раньше. А еще я рада, что сказала правду. Всего одно признание — и никакой любви нет. Ильяс готов был мириться с моими странностями, но не собирается терять отца.

— В одном ты права, нам нельзя жениться, — произносит Ильяс. — И все же мы поженимся.

— Что? К-как…

— Если я оставлю все, как есть, ты сорвешь помолвку, — жестко говорит он. — Я тоже хочу ее отменить, но это сильно заденет моих родных. И я не могу позволить тебе порочить имя моего отца. Поэтому мы притворимся, что нравимся друг другу.

Я с трудом понимаю, о чем он, но цепляюсь за спасительную мысль, что можно избежать скандала.

— Притворимся… — повторяю я эхом.

— Я так и хотел поступить, — продолжает Ильяс. — Заключить с тобой сделку, которая устроит обоих. Мы женимся, как того хотят наши родные, потом я покупаю тебе квартиру и даю деньги. Год мы изображаем супругов, потом разводимся. После развода ты получишь приличную сумму, в качестве компенсации.

«Тами, я люблю тебя».

Любовь? У него был план. К слову, прекрасный план. И, пожалуй, я согласилась бы, не раздумывая.

— Фиктивный брак? — уточняю я. — Без попытки родить наследника?

— Фиктивный, — подтверждает он. — Тебе не привыкать, верно?

Я и сейчас соглашусь. Действительно, почему бы и нет? Фиктивный брак — это не обременительно. Это идеально, потому что никакого скандала не будет. Ничего не будет, кроме очередного свидетельства о браке.

— Хорошо.

— Я так и знал, что тебе понравится.





В его голосе и торжество, и горечь, но я так устала, что хочу одного — убраться отсюда поскорее.

— Ильяс, я все еще здесь лишь потому, что надеть нечего, — вздыхаю я. — Если хочешь обсудить какие-то условия, то позже.

— Ты обещаешь, что не попытаешься отменить свадьбу?

— Обещаю.

— И учти, если обманешь… — угрожающе ворчит он.

— То что? — Лучше бы он этого не говорил. Внезапная вспышка гнева заставляет меня кинуться в бой. — Что ты сделаешь? Опозоришь? Накажешь? Убьешь? Что ты можешь сделать после того, что уже сделал?

— Я? — весьма искренне удивляется Ильяс. — Я сделал?

— А кто? Я не хотела говорить тебе правду, потому что боялась причинить боль. А ты не задумываясь, отказался от всех своих обещаний. Ты играл моими чувствами. Ты проверял, насколько я тебе подхожу. Ты заранее придумал, как избавиться от ненужной жены. Что еще ты можешь сделать?

Я выкрикнула все это ему в лицо, и мне стало немного легче. Жаль, что ненадолго.

Странно, что Ильяс не отвечает. И смотрит куда-то в сторону невидящим взглядом.

— Схожу в химчистку, — говорит он немного погодя. — Потороплю их.

— Я сдержу слово, — бросаю я ему в спину прежде, чем захлопывается дверь.

Говорят, что каждому дается столько испытаний, сколько он сможет выдержать. Я думала, что мой лимит исчерпан, но оказалось, что нет. Вероятно, это наказание за то, что согрешила. И правда, разве, поддавшись искушению дьявола, можно получить награду?

Не знаю, сколько времени я провела в квартире одна. Оно остановилось, словно замерзло вместе со всем окружающим меня пространством. А ведь я всего-навсего хотела любить и быть любимой…

— Одевайся. — Ильяс швыряет пакет с платьем на диван. — Остальные вещи в ванной. Я отвезу тебя домой.

— Не надо, — тут же отказываюсь я. — Сама доберусь.

— И с отчимом сама объяснишься? Расскажешь ему, где шлялась ночью?

— Тебя это волнует?

— Да! Потому что ты — моя невеста!

— А ты делаешь все, чтобы мы прожили долгую и счастливую жизнь, — сладко улыбаюсь я.

Не смогла удержаться от шпильки. Мужские обещания ничего не стоят.

Мы больше не разговариваем. И в машине молчим: я смотрю в окно, отвернувшись от Ильяса, а он, намертво вцепившись в руль, не отрывает взгляда от дороги. И только возле дома, припарковавшись во дворе, он говорит:

— Ахарат уверен, что ночь ты провела в больнице. Подруга позвонила, потому что сломала ногу, попросила тебя приехать. Я отвез, мы вместе были в травме. Потом помогли подруге добраться домой, ходили за продуктами, и ты готовила ей бульон. Она сейчас одна, родные на даче.

И у кого из нас больная фантазия?

Я киваю и берусь за ручку дверцы.

— Тами, подожди, — просит Ильяс.

Внезапно в его голосе я улавливаю прежние нотки. Ильяс все так же смотрит вперед, и я вижу, как напряжены его плечи, но не могу отказать в просьбе.

— Что?

— Тами… — Он сглатывает и поворачивается ко мне. — Ты же ошиблась, Тами? Скажи, что ошиблась, пожалуйста.

Вспыхнувшая надежда быстро гаснет.

— Я ошиблась, когда поверила тебе, — отвечаю я и выхожу из машины.

31

К счастью, извращенная ложь Ильяса вполне объясняет мое состояние. Ахарат и Мадина не интересуются, почему я едва стою на ногах. Заплаканные глаза и усталый вид вызывают сочувствие, и никто не возражает, когда я, сославшись на головную боль, иду спать.