Чужбина

Первый из их взвода не выдержал. Побежал. К немцам! С поднятыми руками. Ему вдогонку смертоносным огнем понеслись все пять пуль магазина винтовки.

Некоторые надеялись спастись, побежав в сторону тыла.

– Один, два, – с ужасом считал ефрейтор.

– Назад! – с горечью и досадой надрывался справа командир отделения Кужабергенов.

Но дезертиры ему уже не повиновались. Фашистский пулеметчик короткой очередью настиг одного из спасающегося бегством. Другого свои, из второй линии обороны, расстреляли в грудь.

Рядом с окопом, в котором находился ефрейтор Шмидт разорвался танковый снаряд. Летели в воздух бутылки с горючей смесью. Небо вспыхнуло ярким огнем. Миллионы звезд посыпались из глаз Давида. Невыносимо острая боль пронзила сознание. Все исчезло. Растворилось. Стало тихо и темно.

Историки потом напишут, что, несмотря на численный перевес, фашистам не удалось в этом направлении прорвать стойкую оборону красноармейцев. Так и не сумев взять населенный пункт, немцы обошли его с тыла. Еще два дня советские бойцы сражались в окружении. Только когда закончились боеприпасы, красноармейцы пошли на прорыв. Из нескольких тысяч солдат в живых осталась лишь сотня…

Зов последней косули

С высоты орлиного полета в этот момент можно было видеть, как покрытую толстым слоем снега мугалжарскую равнину витиеватой трещиной разорвала низина русла реки Елек[28]. То там, то здесь по берегам высвечивались яркие желтые песчаные обрывы, а вот известняковые кручи, наоборот, практически сливались с бескрайним снежным ковром казахстанской степи.

На исходе ясной и безветренной ночи легкий налет из маленьких кристалликов, похожий на иней, покрыл стволы прибрежных ив. Изморозь, словно ватой обволокла ветви деревьев и чернотала, круглые прутики камыша, длинные сухие листья рогозы, над которыми красовались обычно темно-бурые, но сейчас покрытые подобием белого мха початки. Мороз последних дней еще больше выбелил и так от природы цвета седины метелки тростника. На прибрежных кустарниках как пушистые гирлянды свисали остатки бабьего лета – паутинки в изморози.

Все было непорочно бело и таинственно. Лишь местами виднелись темные мокрые лужайки незамерзшей поверхности реки: видимо там, из-под земли, били очень сильные родники.

В какой-то момент у прибрежной заросли мелькнула серая тень. Оставляя за собой глубокие следы копыт, бурое грациозное животное с коротким белым хвостом приблизилось к кромке блестящего льда. Посмотрело в одну, потом в другую сторону. Оглянулось назад. Охотник улыбнулся краем губ, он-то знал, что косули видят лишь ушами и носом, а зрение у них никудышное. Опасности самец косули не почуял и, нагнувшись, стал пить. Судя по успевшим отрасти за зиму небольшим, широко расставленным с двойным разветвлением рогам, быку, или, как их еще называют – дикому козлу, уже было больше двух лет. По негласному закону, нельзя их трогать, если они моложе этого возраста: трофейные рога недостаточно красивы и рельефны – в них еще отсутствует правильный сгиб внутрь, придающий им вид, напоминающий форму струнного инструмента лиры. Да и мясо у молодого животного не ахти.

Охотника и дичь разделяли сейчас примерно сто кары[29]. Мужчина даже перестал дышать. Мускулы тела натянулись как стальные струны, а прицельный глаз видел, кажется, и лучше, и дальше. В душе и теле разгоралось присущее случаю убийственное желание: не упустить и обязательно попасть. Подняв мушку на уровень спины зверя, охотник полузамерзшим пальцем постарался плавно нажать на курок.

Тишину разорвал выстрел. Самец косули свалился как подкошенный, успев в предсмертии издать низкий свистящий рев, предупреждающий сородичей об опасности. Охотник ожидал, что сиюминутно стадо из нескольких самок и молодняка, обычно сопровождающих козла и наверняка скрывающихся сейчас в зарослях, бросятся врассыпную. Но это не произошло. Лишь с прибрежных ив, сбивая с ветвей облака белой изморози с громким карканьем взлетела черная стая воронья.

В тот же момент яркий луч выглянувшего над противоположным берегом солнца буквально ослепил стрелявшего. Мгновением позже охотник не то что прицелиться, но даже самого крупного зверя не смог бы разглядеть. Темные линии очертаний вмиг исчезли, растворились в одном заполняющем все белом свете.

“До чего же роковым может стать маленький ход минутной стрелки”, – философски подумал Баймухамбет Шукенов, поднимаясь из своего скрада[30] над песчаным обрывом.

Первым делом он поправил было сдвинутый на макушку рыжий лисий малахай и стряхнул с груди и локтей прилипшую за долгое время ожидания к белому, из овечьей

шкуры полушубку, смесь снега и песка. Мужчина туже затянул из прочной дубленой кожи, украшенный орнаментом и металлической бляхой ремень и громко посетовал на грязные пятна на коленях светлых шаровар с клиньями из овчины между ног. Закинув ружье через плечо, охотник стал спускаться в низину реки, то и дело ловко тормозя ногами в байпаках[31] и умело удерживая равновесие на крутом склоне.

Обегая родниковые проталины с их непрочным по краям льдом, Баймухамбет приблизился к застреленному животному. Стройный самец косули бездыханно лежал в снегу и бисерные капли крови веером усыпали его белое смертное ложе. Охотник присел, поглаживая короткий темный с буроватым оттенком мех спины жертвы. Вниз по бокам живота цвет шкуры становился серым с кремовым оттенком и почти белым на брюхе. Баймухамбет слегка прикоснулся к широким ушам, густо поросших волосами, потрогал покрытые многочисленными бугристыми наростами рога и бережно накрыл своей ладонью все еще раскрытые во всю ширь карие, от природы чуть косящие глаза косули, обрамленные густыми и длинными ресницами. При этом он шепотом просил прощение у повелителя живых существ за им содеянное и обещал использовать этот дар природы по назначению.

В заключение молитвы, омыв лицо сухими ладонями, мужчина, засунул большой и указательный пальцы руки себе в рот и как соловей-разбойник громко свистнул. Над песчаным обрывом, где он недавно караулил свою дичь, взлетел оседланный гнедой жеребец. Голова, корпус, шея и верхние части ног бурого цвета с наличием черной шерсти придавало окрасу животного насыщенный эффект гари. От резких движений над ним развивалась смолистая грива. В утреннем морозе из ноздрей клубами валил пар.

– Не конь, а огонь! – восхищенно воскликнул хозяин.

Следом за жеребцом у обрыва появились фигуры двух всадников. Они спешились и по отвесному склону, едва поспевая за гнедым своего бая, стали спускаться к реке.

– Боран[32], – громко позвал к себе собственноручно выращенного и обученного коня Шукенов.

Наблюдая, как его конь, не страшась увесистого спуска, впереди слуг спешит к своему хозяину, сердце владельца здешних земель ликовало. Почему-то в памяти невольно всплыла история прошлой весны, когда жеребец по ветру учуял течку кобылы и сломя голову умчался в ее поисках. Животный инстинкт самца оказался сильнее привязанности к хозяину, да так, что Борана удалось настичь лишь через добрые сто верст.

– Скалолаз! – усевшись в седло с гордостью, не знающей границ, за своего воспитанника, бай Шукенов гладил по гриве еще больше взбодренного коня.

Слуги подняли и закинули на холку байского скакуна тело самца косули. Три всадника рысцой поскакали в западном направлении.

Уже через несколько минут Баймухамбет почувствовал, что он продрог и на него вдруг навалилась нелепая усталость. Обычно так бывает после удачной охоты, когда вслед за изнуряющим напряжением в ожидании дичи, истратив на это все свои силы и энергию, тело расслабляется и становится как тюфяк.

Бай знал уже наперед, что дома его ждет очередная журьба молодой супруги. Абыз, дочь великого султана Арынгазиева, владыки земель Актобе, одного из богатейших и влиятельных из табынского рода казахского младшего жуза, каждый раз, когда он возвращался с охоты, осыпала его упреками.

28

Елек (каз.) – изначальное название реки Илек в Западном Казахстане, производное от слова елик, что означает косуля.

29

Кары (каз.) – мера длины, примерно метр.

30

Скрад – способ охоты

31

Байпаки (каз.) – валенки в калошах

32

Боран (каз.) – метель, вьюга