Тень и искры

Может ли одна жизнь быть важнее десятков тысяч? Миллионов? Даже если это Первозданный? Но что будет, если мне повезет, если он влюбится в меня и я стану его слабостью? Какой гнев навлечет его смерть на оба царства? Сколько жизней будет потеряно до того, как его место займет новый Первозданный?

Первозданный, в теле которого нет добрых и порядочных косточек. Который не ценит свободу воли. Первозданный, который не будет вмешиваться, если кто-то станет находить удовольствие в насилии. Которого не волнуют убийства людей, в чьих жилах течет хотя бы капля божественной крови.

– Боги, – прошептала я.

Внутри все сжалось. Как могу я это сделать? Как могу спрятать от него эмоции, не дать им просочиться сквозь стены, которые он возводит?

И как могу не сделать?

Народ Ласании важнее моего отношения к тому, что мне предстоит совершить. Люди важнее Эша. Важнее меня.

Я открыла глаза, и мое внимание привлекло движение во дворе. Я отшатнулась назад и всмотрелась вниз. У меня перехватило дыхание, когда я увидела высокую широкоплечую фигуру Эша. Я узнала его даже издалека. По двору гулял ветер, разбрасывая по плечам его волосы. Он уверенными широкими шагами шел к роще темно-красных деревьев.

Что он делает?

Стук в дверь вырвал меня из размышлений. Я знала, что это не Эш, и по привычке потянулась к бедру, но кинжала там не было. Я была безоружна. Подойдя к двери, поняла, что это пришла Эйос.

Она вплыла в комнату с охапкой одежды в руках.

– Рада, что ты проснулась, – сказала она. – Мы начали волноваться. Ты спала целые сутки.

Сутки?

Я заморгала. За ней вошел юноша, который склонил голову и поставил на стол накрытое блюдо и стакан. До меня долетели запахи еды, отозвавшись в пустом желудке. Юноша не поднимал головы, и большую часть его лица скрывала завеса светлых волос. Эйос направилась к платяному шкафу и распахнула его. Я же следила, как юноша уходит, подволакивая левую ногу. Только закрывая за собой дверь, он наконец поднял голову, и я увидела, что глаза у него карие и итер в них не светится.

– Не знаю, что ты любишь, – сказала Эйос, – поэтому взяла всего понемножку. Прошу, поешь, пока не остыло.

Словно в тумане я подошла к столу и подняла крышку с еды. На блюде оказалась горка взбитых яиц, ломтики бекона, тосты и небольшая тарелка фруктов. Я несколько мгновений смотрела на еду, не в силах вспомнить, когда в последний раз ела что-то подобное. Я медленно села и перевела взгляд на стакан апельсинового сока. Горло обожгло. Я закрыла глаза, пытаясь совладать с эмоциями. Это просто теплые яйца и бекон. Вот и все. Удостоверившись, что могу себя контролировать, открыла глаза и медленно взяла вилку. Попробовала яйца и чуть не застонала. Сыр. Яйца смешаны с расплавленным сыром. Я расправилась с горкой яиц меньше чем за минуту.

– Я нашла для тебя кое-какую одежду, – продолжала Эйос, развешивая вещи в шкафу.

Заставив себя есть медленнее, оглянулась на нее через плечо и вспомнила, как светились ее глаза.

– Ты богиня, да?

Эйос лукаво вскинула брови.

– Чаще всего – да.

Я слегка улыбнулась.

– А юноша, который только что был здесь? Он… боглин?

Покачав головой, она опять повернулась к шкафу и убрала туда что-то похожее на серый свитер.

– Ты когда-нибудь встречала боглинов?

– Насколько я знаю, нет, – призналась я, думая об Андреа. – Я мало что о них знаю.

– А что бы ты хотела знать? – Она отвернулась от шкафа.

– Всё.

Эйос негромко рассмеялась. Смех прозвучал тепло и беззаботно.

– Доедай, а я расскажу.

В кои-то веки я не имела ничего против того, что мне приказывают. Я разломила поджаренный, намазанный маслом тост.

– Большинство боглинов – смертные, – сказала Эйос. – В них нет божественной сущности. Поэтому они живут и умирают так же, как прочие смертные.

Эш говорил, что большинство боглинов живут в Илизиуме.

– Они обычно живут в царстве смертных?

– Некоторые. Другие предпочитают Илизиум. Но итер в своей крови обычно несут те, у кого один из родителей был могущественным богом. Тогда итер переходит к ребенку.

Могло ли такое быть с братом и сестрой Казин? У кого-то из них, возможно даже у младенца, оказалось достаточно итера, чтобы сделать их боглинами? А неизвестный отец ребенка? Или вместо итера в них ощущался всего лишь след? И все равно, зачем богам убивать их?

– Первые восемнадцать-двадцать лет жизни они живут практически как смертные, – продолжала Эйос, и я прислушалась к ней. – Они могут даже не знать, что в них течет кровь богов. Но затем они узнаю́т.

– Отбор? – предположила я, беря ломтик бекона.

Она кивнула.

– Да. Они проходят через Отбор. Вот тогда некоторые узнаю́т, что они не совсем смертные.

Я подняла брови.

– Неплохой способ понять кое-что о себе.

– Так и есть. – Она склонила голову, и несколько длинных рыжих локонов упали ей на плечо. – Но большинство не переживают изменений. Понимаешь, их тела по-прежнему смертные. И когда начинается Отбор, итер усиливается, нарастает и проникает в каждую клетку. Их тела не справляются, и боглины погибают.

– Это… – Я покачала головой и уронила бекон обратно на тарелку. – Похоже, итер ведет себя как сорняк, бесконтрольно вырастающий в их телах.

Эйос удивленно рассмеялась.

– Наверное, можно сказать и так. А для некоторых итер – как прекрасный сад. Те, кто переживает Отбор, потом стареют гораздо медленнее, чем смертные. Собственно, каждые три десятилетия смертных для боглинов как один год.

Много ли смертных доживают до ста лет? Одетта приблизилась к этой отметке.

– Для меня это все равно что бессмертие.

– Боглины могут жить тысячи лет, если они осторожны. Они подвержены лишь очень немногим болезням. Но они… не являются неуязвимыми для ран, в отличие от богов и Первозданных. Поэтому большинство боглинов, переживших Отбор, живут в Илизиуме.

Логично. Пятисотлетний человек, выглядящий лет на двадцать, определенно привлек бы внимание. Наверное, поэтому мы считали, что боглины – потомки смертных и богов – рождаются очень редко. Вдруг мне в голову пришла мысль, от которой стало нехорошо.

– А Первозданные и смертные могут иметь детей?

Она покачала головой.

– В этом отношении Первозданные – совершено иные существа.

Я выпила сока, чтобы скрыть облегчение. У меня могут уйти месяцы… даже годы, чтобы исполнить свой долг. Я не хотела принести в этот мир ребенка только затем, чтобы оставить его сиротой, каким был Эш.

Какой, в некотором смысле, была и я.

Моя рука слегка дрожала, когда я ставила стакан.

– А почему некоторые выживают, а другие – нет?

– Все зависит от того, помогает ли боглину бог. – Эйос играла цепочкой на шее. – Для боглина это единственный способ выжить.

– И как помогают боги?

Она усмехнулась, и в ее золотистых глазах мелькнули озорные искры.

– Это может показаться тебе возмутительным.

– Вряд ли, – пробормотала я.

Эйос рассмеялась.

– Ну тогда ладно. – Она подошла ближе, и подол ее туники взметнулся вокруг колен. – Им нужно кормиться от бога.

Я подалась вперед.

– Полагаю, ты имеешь в виду не такую еду, которую я сейчас ела?

– Нет. – Она поднесла палец к розовым губам, и ее улыбка стала шире. Она постучала ногтем по изящному клыку. – У боглинов они не отрастают, но им нужна кровь. Сначала довольно много. И время от времени потом, когда Отбор завершится.

– И что, всем богам нужно кормиться таким образом? – спросила я.

Она заняла стул напротив меня.

– Да.

Желудок скрутило. Я знала, что они могут… кусать, но не знала, что им это необходимо.

Ее улыбка слегка погасла.

– Тебя это беспокоит?

– Нет, – быстро сказала я. – То есть от идеи пить кровь становится немного дурно.

– Как и многим, кто не такие, как мы.

Я вспомнила, как Эш царапал клыками мою кожу. И почувствовала, что покраснела.

– Вы все кормитесь от смертных?