Страница 16 из 26
Я провалилась.
– Как это может быть не моя вина? – возмутилась я и, развернувшись к манекену, метнула кинжал.
Клинок ударил в грудь, прямо туда, где должно находиться сердце.
Сир Холланд уставился на манекен.
– Видишь? Ты же знаешь, где сердце. Так почему не попала раньше?
Я повернулась к нему.
– У меня глаза были завязаны.
– И что?
– И что? Зачем я вообще тренируюсь вслепую? Или ожидается, что я в ближайшее время ослепну?
– Надеюсь, что нет, – сухо ответил он. – Это упражнение помогает обострить другие чувства. Ты это знаешь, как и все остальное, что положено?
– Что бы это ни было, уверена, ты мне скажешь.
Я сердито перебросила косу через плечо.
– Это не твоя вина, – повторил он.
От этих слов ком подкатил к горлу. С такой же мягкостью он говорил со мной, когда мне было семь и я плакала, пока не разболелась голова, потому что все уехали в загородное поместье, а мне пришлось остаться. Такое же сочувствие он проявил, когда в одиннадцать лет я подвернула ногу, неудачно на нее приземлившись; и когда в пятнадцать не сумела отразить его удар, который чуть не вспорол мне живот. Он успокоил меня, когда я переживала, впервые отправляясь к куртизанкам в «Нефрит» незадолго до моего семнадцатилетия. Я не хотела туда идти. Сир Холланд и моя сводная сестра Эзра – единственные, кто не обращался со мной так, будто я была не живым человеком, а средством, которое не сработало.
Я тяжело сглотнула.
– Ага, нужно, чтобы кто-нибудь сказал это королеве.
– Твоя мать… – Сир Холланд провел рукой по коротко остриженным волосам. – Она суровая женщина. Мы с ней во многом не соглашаемся, когда речь идет о тебе. Думаю, ты это знаешь. Но история повторяется, и королева видит невзгоды, которые терпит народ.
– Так, может, ей стоит призвать бога и попросить прекратить невзгоды?
– Ты же это не всерьез?
Я открыла было рот, чтобы ответить, но потом передумала и вздохнула. Ну конечно не всерьез. Редко кому хватало отчаяния или глупости, чтобы отправиться в один из храмов. Но такое случалось. Я слышала истории.
Орлано, повар в замке, однажды рассказывал, что в детстве жил по соседству с человеком, который призвал бога и сказал, что хочет получить руку дочери богатого землевладельца, отвергающего его брачные предложения.
Бог в точности исполнил желание просителя.
Преподнес ему руку девушки.
Внутри у меня все сжалось, когда я шла к манекену. Что это за бог, если он способен на такое?
Что за бог убивает младенцев?
– Ты считаешь себя недостойной? – тихо спросил сир Холланд.
Потрясенная вопросом, я уставилась перед собой, не видя мешка, заменяющего голову манекена.
– Первозданный Смерти, отвечая на просьбу Родерика, попросил взамен супругу. Он явился и ушел без меня – без того, о чем просил. И с тех пор не возвращался. – Я посмотрела на рыцаря. – А ты что думаешь?
– Может, он решил, что ты не готова.
– Не готова к чему? Как именно он определяет, что супруга готова?
Он покачал головой.
– Может, хотел, чтобы ты повзрослела. Не все считают девушек в семнадцать или восемнадцать лет достаточно зрелыми и готовыми к браку…
– А в девятнадцать? Двадцать? К девятнадцати большинство уже состоят в браке или помолвлены.
– Тавиус не женат. И принцесса Эзмерия не замужем. И я не женат, – указал сир Холланд.
– Тавиус не женат, потому что принцесса Кейли захворала, и ты же знаешь, он слишком ленив, чтобы взойти на трон. Поэтому будет откладывать женитьбу как можно дольше. А у Эзры другие планы. Ты же… – Я нахмурилась. – А ты почему не женат?
Сир Холланд пожал плечами.
– Мне просто не хотелось. – Мгновение он смотрел на меня. – Думаю, он придет за тобой. Вот почему я все еще тебя тренирую. Я не теряю надежды, принцесса.
Я издала короткий смешок.
– Не называй меня так.
– Как?
– Принцессой. Я не принцесса.
– Правда? – Он скрестил на груди руки, как делал всегда, когда не пытался пнуть меня под зад или ранить острым колющим предметом. – Тогда кто же ты?
Кто же я?
Я посмотрела на свои руки. Хороший вопрос. Пусть я и королевской крови, но это признавали лишь трижды за всю мою жизнь. И определенно со мной не обращались соответствующим образом. Вся моя жизнь была сосредоточена на том, что я стану…
– Убийца?
– Воин, – поправил он.
– Приманка?
Выражение его лица было таким же мягким, как кусок черствого хлеба, который я стащила утром на кухне.
– Ты не приманка. Ты ловушка.
Я стала всего лишь оружием из плоти и крови.
Кем еще я могу быть? Что лежит под поверхностью? Я размышляла над этим, играя повязкой, которая висела на моей шее. У меня нет времени на хобби и развлечения. Нет других навыков, кроме умения держать кинжал или лук и следовать этикету. У меня нет задушевных друзей – я не считала ими даже Эзру и сира Холланда. Когда я росла, ко мне допускали только няньку. Камеристку прогнали из опасений, что она будет дурно на меня влиять. Не то чтобы я нуждалась в постоянной компании. Но иметь друзей было бы неплохо. Все, что у меня имелось, помимо предназначения, – это мое озеро, и я не знала, считается ли оно, поскольку это… всего лишь озеро.
Я с усилием выдохнула. Я не любила об этом думать – ни о чем из этого. Если честно, я вообще не любила думать. Потому что когда думала, чувствовала себя настоящим человеком. Не могла остановить мысли и зацикливалась на воспоминании, что испытала облегчение, когда Первозданный отверг меня. Я тонула в чувствах стыда и эгоизма. В такие дни мне приходилось принимать снотворное, которое целители изготавливали для мамы. Однажды, когда сир Холланд занимался делами королевской гвардии, а Эзра навещала подругу за городом, я проспала почти два дня. Никто обо мне даже не спросил. А проснувшись, я смотрела на флакон, думая, как было бы легко выпить его весь. Ладони вспотели, как всякий раз, когда это вспоминала, и я вытерла их о бедра. Не любила думать также о том дне, когда флакон стал подобием призрака, блуждающего по Темным Вязам, отказываясь уйти в Страну теней.
– Давай, – сказал сир Холланд, выдергивая меня из размышлений. – Надень повязку и продолжай, пока не поразишь цель.
Я со вздохом натянула ткань на глаза, а сир Холланд завязал так, чтобы повязка не сдвинулась. Я позволила миру погрузиться в темноту – что еще мне делать? Где я должна быть?
Сир Холланд повернул меня к манекену, и я почувствовала, как мужчина отошел. Крепче сжимая кинжал, я думала о том, что он сказал. Воин. Может, он и прав, но ко мне подходит еще одно определение.
Мученица.
Независимо от того, придет ли за мной Первозданный и справлюсь ли я, если он придет, конечный результат будет тем же.
Я не выживу.
Закончив тренировку с сиром Холландом, я, мучаясь от головной боли, осторожно спускалась по узкой лестнице, где попадались скользкие ступеньки. Солнце пыталось пробить темноту. Этот коридор был самым сумрачным в восточном крыле замка Вэйфейр. Я шла к последней маленькой комнате в конце тихого коридора. Дверь была приоткрыта, и я надавила на нее.
На столе возле узкой кровати мерцала свеча, бросая мягкий свет на маленькое тело, лежащее на матрасе. Я на цыпочках направилась к табурету у кровати, поморщившись, когда под ногами заскрипели доски. Но человек на кровати не шелохнулся.
В последнее время Одетта много спала, ее сон был все крепче. Она уже была старой, когда я пришла в этот мир, а теперь… ее срок близился к концу. Скоро она покинет царство смертных и отправится в Страну теней, где проведет вечность в Долине.
Мое сердце сжалось, когда мой взгляд упал на седые волосы, все еще невероятно густые, и переместился к скрюченным, покрытым пятнами рукам, лежащим поверх одеяла – слишком толстого для такого дня, когда в окно дует теплый ветер, шевеля лопасти потолочного вентилятора. Я поправила край одеяла.
Узнав, что Первозданный не забрал меня, Одетта посмотрела на меня слезящимися глазами и сказала: «Смерть не хочет иметь ничего общего с жизнью. Нечему тут удивляться».