Страница 26 из 30
Не чуя под собой земли и какого-то разумного основания, Лариса Имбрякина одновременно смеялась, плакала, вздрагивала плечами, икала. Ее будто выворачивало изнутри. Настиг пароксизм самых разнообразных чувств. Еще немного, и Лариса сама бы упала на кучу (не малу!) в коридоре.
Уроненный и униженный Поворотов, кряхтя, сжал в ярости синюю челку противника и стал ее рвать. В глазах Ивана от боли замелькали желтые змейки.
– Что вы себе позволяете! Хулиган!
– Убью! су… с-су… пассу-су! – не сразу у толстяка получилось нечто членораздельное. – Паскуда! С-су-сумасшедшие оба! Размажу!..
Начиналась примитивная свалка. Мужчины вцепились друг в дружку. Наносили удары кулаками, локтями, коленями (Поворотов одним здоровым коленом). Несдобровать бы Ивану, как самому легкому в весе, но звонкий голосок Машутки пришелся кстати.
– Вано! Тебе очень больно? Бедненький… Не дай ему себя сломать. Потерпи, пожалуйста. Я быстро…
Валяние в пыли и азартное мутузанье прекратилось. Враги как по команде замерли, затем даже слегка приподнялись от пола и посмотрели вверх. Виновница этой безобразной сцены Машутка ободряюще улыбнулась своему заступнику.
В этот момент Тамара вынырнула из кухни с полным подносом и начала подниматься на второй этаж. Странно, но крики и возня в коридоре не привлекли ее внимания (чем ей уши заложило? синей ватой?). Цок-цок-цок – как кошачьи когти простукали по ламинату. Но это не когти кота Кефирчика, а Тамарины каблуки. Неся перед собой поднос с кушаньями, напрягая бедра и плоский животик, Тамара плыла все с тем же неподвижным лицом. К заветной цели – к олигарху! Как наложница из гарема на хельвет к султану. Нисколько не смешно! Грустно…
Завидев сестру, Машутка рванула по коридору. Маленькие ножки под желтым подолом запрыгали по ступенькам. Мужчины переглянулись: куда она? и что сейчас будет?..
– Ну-ка… – Иван высвободился из недружеских объятий. Встал, отряхиваясь, мотнул синей челкой со лба и шагнул к лестнице.
Краткая заминка позволила Поворотову опамятовать и не последовать примеру Машуткиного кавалера. Так получилось, что дальнейшую сцену начальник СБ наблюдал со стороны, о чем ни разу не пожалел. Похвальное благоразумие.
Описание длилось дольше, чем сама сцена. Тем не менее, она заслуживала того! Практически, все заняло не более пяти минут – все, что уже описано или только будет.
– Томка, не ходи туда! Я тебя спасу, хочешь ты или нет…
Тамара уже стояла наверху, готовая преподнести и себя, и поднос с кушаньями, чтобы осчастливить олигарха. Ненадолго задержалась – обе руки были заняты, а надо постучать. Этого Машутке хватило: как кошка прыгнула вверх со ступеньки и прямо в полете дотянулась и вцепилась – во что? вот во что у Тамары можно вцепиться? Самое подходящее – волосы, завитые под барашка. Но Тамара почти на голову (кудрявую) выше младшей сестры, и той затруднительно допрыгнуть. Во что еще? Топик и юбочка сидели на Тамаре как вторая кожа – в блестках – чешуйках. Машуткины пальцы скользнули сверху вниз: зацепить топик – узкую полоску материи на спине – не удалось, с юбкой повезло больше – ухватить край подола (там сплошной край) и дернуть. Затрещали нитки и швы под этими нитками. Машутка покачнулась, взмахнув руками (в одной оказалась блестящая повязка, бывшая модной юбочкой). Толчок нарушил хрупкий баланс между Тамарой и тяжелым подносом, и несостоявшаяся фаворитка олигарха, падая назад, сбила с ног младшую сестру. К счастью (или к несчастью) Иван не добежал до точки приземления сестер Кулыйкиных. Поднос загремел по ступеням, посуда и содержимое вывалились туда же, запачкав кроссовки парня. Он даже не чертыхнулся, привлеченный звуком отпираемого замка.
Дверь в номер распахнулась. На пороге возник олигарх Сатаров. Его вид красноречивее любых слов. Из прежнего официального облачения сохранились только носки. На голое тело наброшен темно-синий шелковый халат с серебряной вышивкой. Позвольте, только автору кажется или вам тоже? что гардероб в номере был очищен от Варвариных нарядов. Тогда это другой халат? или все тот же? Госпожа Пятилетова выше рослого мужчины, и вполне могла носить мужскую одежду. Платьями и юбкам она предпочитала брючные костюмы. Так или иначе, а синий халат пришелся Генриху впору. Мокрые волосы свидетельствовали о том, что он принял душ. Заслышав возню снаружи, олигарх решил посмотреть, в чем дело.
Перед вытаращенными глазами Макс… – ой, Генриха – предстало нечто. На полу у лестницы. Весьма соблазнительная картина. Красивая куколка в темных локонах как в завитках барашка неудобно полулежала-полусидела, поскольку занять более приличную позу ей помешали (и здесь Машутка поспела сунуться). Тамарины колени задраны выше головы, и здоровые каблуки выворачивали ступни с сиреневыми ноготками. Стройные бедра обрисованы китайскими розовыми трусиками (конечно, это не роскошное кружевное белье Варвары, но тоже эффектно). Юбка отсутствовала – по крайней мере, на Тамаре, но снизу высовывалась третья (чужая?) рука, что комкала блестящую повязку (может, и модную юбочку). Помимо этой третьей руки в пятнах ягодного морса только фальшивого рыбьего хвоста недоставало…
Генрих в упор смотрел, и в наступившей тишине его лицо приятно овеял ветерок – это хлопали ресницы. А Тамара не моргала и не двигалась. У господина Сатарова не получилась даже его привычная капризная гримаса – выдвинуть нижнюю губу на верхнюю. Челюсть упала, создав напряжение в мимических мышцах. Испытывая целую гамму чувств, побледнев, Генрих словно застыл не в каменной – в гипсовой! маске (лишь ресницы нервно трепетали).
– Здрасьте, дядя Гера, – вежливая реплика усиливала безумную сцену.
Вано примчался на второй этаж и стоял, держась рукой за перила. Бурное дыхание распирало грудь. Сердце стучало в ребра как молотком. Синяки от Поворотовских чугунных кулаков он не чувствовал – да синяки еще не проступили.
Застывший Сатаров не оживал. Не удивлялся, не возмущался, даже просто не захохотал. Дар речи у него исчез – рот беззвучно хватал воздух.
– Я… мы… – Вано замялся. – Я должен спасти… Кого мы спасаем?
– М-меня, – простонала Машутка. – Чего стоишь и смотришь? Ощущенье как у раздавленной котлеты… Немедленно вытаскивай! Убери ее! Или бери и тащи.
– Кого? – для абсолютной уверенности уточнил Вано.
– Ее! Томку! Хватай и валим! Быстрее. А то сейчас ка-ак Поворотов или даже олигарх…
– Дядя Гера?
– Хорош дядя! Томке в отцы годится. А туда же – потянуло на девчонок. Вообразил, что все в Утылве к его услугам и утехам. Похотливый кот! И это даже оскорбление для кота – для моего Кефирчика.
При чудовищном обвинении Генриха затрясло. Безумная – немая сцена как в Гоголевском ревизоре. Уже вторая по счету в гостинице (и опять в дежурство Ларисы Имбрякиной, вызвав у нее похожую оторопь). Только все гораздо безумней – пусть никаких видимых фокусов со светом и тенью вопреки законам физики не произошло, но люди вели себя безумно и чувствовали также. Безумие заразно. После событий, случившихся за день, у Генриха мелькнула безумная догадка, что в Утылве ему объявили войну. Таким странным образом.
Влада Елгокова вела (хорошо, хоть не тащила, как Машутка Ивана) своего брата Дениса Сатарова в известное место. На Казятау.
Гора Казятау – самая низкая вершина в Пятигорье. В сравнении с Пятибоком так просто пригорок. И она же – ближайшая к Утылве. Фактически подъем начинается через дорогу от восточной оконечности городка – домов и заборов Кашкукского частного сектора. По этой дороге – опять-таки мимо заборов – недавно проезжал траурный кортеж. Везли хоронить на кладбище скончавшуюся учительницу Л.Г. Чиросвий. Недавно – а теперь кажется, очень давно. В другой жизни, в другом мире – не в том, где мы сейчас.
Исстари Казятау облюбовали козы и пастухи. Тылвинские козы такие же, как оренбургские – типичны для Южного Урала. Крупная, крепкая порода. Но их держат не из-за молока. Главное достоинство – мягкий тонкий пух. И в Утылве, и в Оренбуржье стригут шерсть и начесывают пух, прядут и вяжут шали, носки, шапки, кофты. Качественные экологические изделия ручной работы. Мастерицы ходят торговать на вокзал, и пассажиры Южно-Уральской железной дороги с удовольствием покупают. Самосвязанная шаль – великолепная вещь. Легкая, мягкая, теплая. Защитит в тридцатиградусные морозы в степи. У каждой тыловки имеется такая шаль. У бабы Лиды тоже была – теперь по наследству шаль перешла к Людмиле Кулыйкиной. Как водится, от матери к дочери, от бабушки к внучке, от тетки к племяннице. Потом, после длительной носки шаль распустят и свяжут из нее безрукавку, и еще с удовольствием поносят.