Страница 17 из 30
Вот как это было – чудо материализовалось. Не где-нибудь – даже не в сказочном Пятигорье, а в Кортубине. В изданной в СССР книжке «Цена жизни и стали» (автор А.Г. Порываев) описан запуск первой домны на КМК уже после войны.
Собрались на торжественный митинг. Исторический момент. Важная веха в героическом труде. Завершен колоссальный объем земляных работ, вырыт котлован. В фундамент новой мощной доменной печи уложена прорва кубометров бетона, смонтированы тысячи тонн металлических конструкций и технологического оборудования. Под землей проложены сотни километров электрокабелей, трубопроводов – сотворенный людьми подземный лабиринт не уступал сказочному лабиринту Пятигорья. Все делалось с опережением и без того жестких графиков. На пределе – нет, за пределами возможностей, человеческих сил – за пределами чуда. Под палящим солнцем, проливным дождем, снегом.
Теперь на митинг пришли участники гигантской стройки. Землекопы, бетонщики, монтажники, теплостроевцы, доменщики. Простые рабочие, техники и инженеры. Коммунисты – в первых рядах. И все были счастливы! Тысячи людей сгрудились на площадке. Бурными аплодисментами встретили команду:
Победителям соревнования – бригадиру бетонщиков Прову Сатарову, старшему газовщику Василию Тубаеву, доменщику Семену Щапову – поднять над домной красное знамя! Ура, товарищи! – по лесенкам наверх поднялись знаменосцы, развернули красное полотнище – символ трудового подвига строителей КМК. Всех строителей – и тех, кто стоял и смотрел на домну и знамя, и тех, кого уже не было.
Кому повезло дожить? Старый тучный Иннокентий Елгоков не мог стоять на больных ногах – сидел на специальной скамье. С ним дочь Юлия – молодой инженер металловед. На митинг организованной колонной пришли учащиеся школы-семилетки и техникума. Делегация учителей во главе с Генрихом Шульце. Среди молодежи был взрослый парень Игнат Щапов. Молодые и старые улыбающиеся лица.
Но в группе начальства КМК не звучал уверенный голос первого директора стройки Иван Глайзера (а ведь он был уверен, что комбинат построит). И с зажигательной речью выступал не первый комсомольский вожак Александр Анютин, а по счету даже не второй и не третий его последователь. Аристарх Кортубин успел покинуть пост партийного руководителя области, и хоть еще жил тогда, но тяжело болел и на людях не показывался.
Тем не менее, тогда – зримо или не зримо – собрались ВСЕ. Все предки героев нашей истории: Сатаровы, Пивых, Елгоковы, Тубаевы, Анютины, Глаз-Глайзер, Щаповы, Порываевы и др. Они там были! В их числе главный чекист – рослый, черноволосый майор Решов. Начальник ИТЛ №9. Наш Гранит (ну, хоть чуточку он стал НАШИМ?).
Люди в толпе – такие разные – одинаково восторженно смотрели, как красное знамя поднимали на домну. Пели Интернационал. Многие плакали.
В книге «Цена жизни и стали» можно прочитать такой достоверный эпизод про первую домну и красное знамя – про штырек с красной тряпкой. Эпизод из отвергнутого прошлого.
Ну, это лишь отступление. Вся наша история состоит из пространных отступлений. И автор прилагаем максимум усилий, чтобы не отступить от главного. Что же главное сейчас? При воцарившейся в Утылве неразберихе у нас с вами заканчивается пространство для маневра – для замалчиваний, казуистики, обмана и самодовольства. Предстоит серьезное столкновение. Сыродь пообещал туманно (это он сделал уступку), что столкнуться придется не с превосходящими силами – т.е. будет сражение, а не побоище. Хороший шанс, но это не мы его заслужили – нам подарок от поколения с красным знаменем. Какая сказочная щедрость! Опять же благодаря ему – прошлому поколению – автор тоже получил шанс пообещать, что все закончится хорошо. Для Утылвы. Для всех нас.
Нынешнее отступление от реального действа закончено. Мир снова вернулся в обыденные рамки. Или нет? или это уже невозможно? Ох, что-то тревожно на душе, и сердце колотится…
Вот как это понимать? Генрих стоял перед входом в гостиницу Мара. Его окружала реальность – серый асфальт, беленые бордюры, кусты с синими гроздьями. В гостиничных оконных проемах обычные стекла в пластиковых рамах (не дивьи зеркала). Красное солнце выплыло перед Генрихом, слепя ему в глаза. И окажись рядом белый кот – его тень не смогла бы покрыть гостиницу. Нормально. Или?.. Разумеется, Генрих не знал – рады ему здесь или не рады. Но испытывал некоторое неудобство. Хорошо хоть не удушье, как тогда, перед угрозой покушения на Негоди (а таблеток под рукой не было). За ним никто не следил из окон – не дрогнула ни одна штора. Известно, что коты – чувствительные и даже мистические животные. Несомненно, Кефирчик бы почувствовал. Генриху удалось не сразу.
Все так и не так. Сказочная сила Пятигорья, что уже вторгалась в течение событий – эти флюиды, сладкие брызги, достигавшие легко через сотню километров Кортубина, таинственный синий туман, красная река из диворов, ветер от взмахов корыльбуньих крыльев, тьма от сгустившихся голов – подобная чудесатость затронула Генриха. Постучала (нет, не как Панька грубо Щаповской палкой) – легонько постучала по лбу олигарха: дескать, ты чего? не заносись!..
И впрямь, чего? Генрих вдруг ощутил себя измученным, усталым, словно прошагал сотню километров по жаркой степи, пресытился яркими впечатлениями (особенно на Негоди).
– Пап! Пап, тебе плохо?
– Герман Прович, что с вами? – встревожился Поворотов.
– Эх… Чего уж там… Вертолет вызывать не будем. Флаг висит себе – и пусть висит. Если находятся те, кто считает важным… Кто еще тешит себя сказками… Пойду передохну… Даже спать хочется…
– Конечно, конечно. Прошу. На второй этаж. Все приготовлено. Освежитесь с дороги. Я позабочусь, чтобы принесли обед. У нас по-простому…
– Фу-ух… Часика на два прилягу… А вы, Поворотов, лучше позаботьтесь собрать всех – директора, местное руководство. У вас правильная идея – проведем совещание. В России завсегда совещаются, когда не знают, что делать – и делать ничего не собираются… За явку отвечаете вы лично!.. Дэн, ты со мной?
– Сейчас иду!
– Ни о чем не беспокойтесь, Генрих Прович. Спите спокойно…
Олигарх отправился отдыхать. А у Поворотова – тонкого хитреца в огромном теле – возникла серьезная проблема. Даже неразрешимая. Он обдумывал, взвешивал (и колол себе язык за озвученную идею про собрание) – кого позвать? НЕКОГО. И мэрия, и заводоуправление опустели – все разбежались. Вахтеры, курьеры, специалисты, начальники отделов и служб, чиновники, депутаты, общественники сгинули в синем тумане. Кричи – не докричишься.
Разве позвать мужиков с завода? для воплощения массовой поддержки. Если же они ляпнут чего пред светлы очи олигарха? Главный механик ТыМЗ Ю.Д. Анютин – серьезный товарищ, сугубый технарь, к кормушке не допущен, никакими обязательствами и компроматом не опутан и может много рассказать. Да ну его!.. Привычный шаг, чтобы пустить пыль в глаза – позвать ветеранов, но М. Пятнашков, Цыбин и другие сильно переменились после смерти бабы Лиды. Старики словно с цепи сорвались – недавно чуть милицию не разгромили, вызволяя внуков из заточения. Среди них имеются такие уникумы, как Мобутя – с виду добрый Дед Мороз, а на самом деле он и танком задавить может, ниче не дрогнет у сталинского сокола (корыльбуна? танкиста?). И не приструнишь их – пенсионеры народ обидчивый.
Только если не пенсионеры – тогда пионеры. Создать красивую картинку встречи (единение эксплуататоров с эксплуатируемыми) способна молодежь. Пусть не с горнами и барабанами, галстуками и пилотками, красными флагами, бодрыми речевками – и без этого хороши юноши и девушки, будущее Утылвы. Но какое здесь будущее? Именно молодежь первой взбунтовалась и начала митинговать, флаги вешать.
Что делать? Мэра позвать? Но отношения Колесникова с исполнительным директором Пятилетовой испортились до безобразия, и Варвара обещала Сережкиной карьере перекрыть кислород. Защелкнуть на Сережкиной шее ядкины челюсти и голову ему откусить.