Козёл Иуда (ЛП)

Из холодильника достают ещё пива и раздают. Ленни игнорируют. Он стоит сбоку от костра, как и всё это время, с той же неоткрытой банкой в ​​руке, которую он прижимает к себе. Наконец он подходит ближе.

— Думаю, пора идти, — говорит он.

Мужчина с бритой головой смотрит на него.

— Отвали.

— Мы уходим, — говорит он. — Шина, пошли. Сейчас.

Она на мгновение задерживает его взгляд, затем с трудом поднимается на ноги.

— Хорошо.

Трое мужчин быстро встают на ноги.

— Она никуда не пойдёт, — говорит пузатый, беря Шину за руку и притягивая к себе. — Мы только начинаем.

— Хочешь уйти, — говорит Ленни мужчина со шрамом, — тогда иди.

Мужчина с бритой головой на несколько дюймов подходит ближе.

— Пока ты ещё можешь.

— Если я пойду, она пойдёт со мной, — говорит им Ленни, предлагая ей свою свободную руку. — Шина, давай.

Двое мужчин ведут Шину обратно к огню. Она не возражает, но по выражению её лица Ленни видит, что что-то изменилось. Она хочет уйти. Лидер сокращает расстояние между собой и Ленни, стоя так близко, что тот чувствует запах прогорклого дыхания мужчины.

— Послушай, — говорит он. — Мы выпьем ещё пива, выкурим ещё дури, а потом натянем дырку этой твоей похотливой маленькой сучки.

— Если мы уйдём отсюда прямо сейчас, это будет конец. Если нет, то вы говорите о похищении и изнасиловании.

— Мы никого не насилуем. Она этого хочет, и мы ей это дадим.

— Мы уходим. Прямо сейчас.

— Или что?

— Я остановлю это.

— Как ты собираешься это сделать, засранец? Ты собираешься убить нас всех троих?

— Нет, — выражение лица Ленни остаётся даже хладнокровным. — Только тебя.

Лёжа на кровати в полубессознательном состоянии, Ленни попытался приподняться, но ему удалось лишь слегка пошевелить пальцами. Существо, похожее на Шину, либо исчезло, либо ускользнуло за пределы его поля зрения. Остальные собрались у окон на дальней стене. Одно окно было открыто, шторы отодвинуты и убраны, открывая длинную верёвку, протянутую снаружи. Они методично тянули её, пока на полу не лежало свёрнутыми кольцами несколько футов, а затем, захватив с собой верёвку, повернулись к нему и подошли к кровати.

«Флагшток, — подумал Ленни, — это верёвка от флагштока».

Хотя дождь прекратился, верёвка всё ещё была влажной. Когда они закрепили её вокруг его шеи и туго натянули, он понял, что они намереваются повесить его на ней.

Он снова попытался драться, но шевельнулся и почувствовал, будто вырывается из бездонного сна. Его глаза нашли зеркало и символы, нарисованные на нём его кровью. Отражение за ними всё ещё было его собственным, но он едва мог разглядеть его, не поднимая головы, а когда это сделал, то увидел, что оно искажено, вытянуто и размыто.

— Стойте, — выдохнул он, когда его усадили.

Двое схватили его за лодыжки и качали ногами, пока ступни не коснулись пола. У него закружилась голова, и казалось, что он падает, но его удержали и подняли на ноги.

Пение возобновилось, когда его повели к открытому окну.

Голова его откинулась назад и набок, словно бескостная.

Обрамлённый дверным проёмом силуэт Шины наблюдал за ним из тени за спальней.

В зеркале между ними что-то шевельнулось.

Что-то кроме его отражения.

— Слушай очень внимательно, — байкер чешет бороду. — Я предлагаю это только один раз. Ты можешь подыграть, а можешь превратить эту ночь в худшую ночь в своей жизни. В любом случае, не сердись на меня, но если ты продолжишь трахаться со мной, я тебя покалечу.

Ленни не сомневается, что этот человек мог сделать именно это. Он выдерживает взгляд, старается не вздрогнуть, но этой нерешительностью выдаёт себя, и байкер видит в нём слабость, уязвимость страха. Он уверен, что сможет победить этого человека один на один или, по крайней мере, сделать хороший выпад, но готов ли он столкнуться с тем, что произойдёт, если он сразится? В лучшем случае он знает, что эти люди изобьют его, из-за чего он окажется в больнице; в худшем случае он может получить необратимые повреждения или, возможно, даже умереть. Остальная часть его жизни исчезнет.

Он презирает её именно тогда, но не так сильно, как презирает себя.

— Будь умнее, — говорит ему мужчина.

Остальные мужчины, взяв с собой Шину, возвращаются со своей позиции у костра и встают позади своего друга. Пламя омывает их, и Ленни смотрит на неё, стоящую там, завёрнутую в одеяло, с остекленевшими глазами.

В этот момент она знает, что он не спасёт её.

Она исчезает в их объятиях без крика или даже хныканья, исчезает только со взглядом, который Ленни никогда не забудет, и оглушающей тишиной, которую он всегда будет слышать, оплакивая жизнь, которую ни один из них никогда не узнает.

Его рука выпускает банку пива. Она безобидно падает на песок.

И Ленни уходит.

Внезапно весь ужас и замешательство отступили, и его наполнило жуткое спокойствие. Он знал, что грядёт, что нужно сделать, и что пути назад уже не будет. Они усадили его на подоконник, крепко держа его, и подняли окно достаточно высоко, чтобы он мог пройти через него. Верёвка была тугой и жёсткой вокруг его горла, и его конечности покалывали, как будто он неудобно спал.

Пение прекратилось, и остальные уставились на него, их хладнокровные рептильные глаза спокойно моргнули, когда щупальца, идущие от всех, теперь трещали и трепетали в воздухе, словно крошечные чёрные хлысты.

Силуэт Шины в дверях исчез, как и странные движения в зеркале.

Она умерла испуганная и одинокая.

Но сейчас над кроватью стояло что-то ещё, что-то похожее на него…

Но действительно ли она бежала от какого-то фантома в зеркале, или это было что-то другое, что-то реальное, что-то из столь далёкого прошлого, что она никогда не могла отделить его от того, кем она была и кем стала?

Как и всё, что было в нём плохого, все недостатки, от которых он не мог избавиться, когда заглядывал глубоко в своё сердце.

«Прошлое, Ленни, не обманешь, я и сама это знаю».

Когда остальные повернули его к окну, Ленни увидел ещё несколько существ, собравшихся снаружи, во дворе внизу. Они смотрели вверх с пустым взглядом, молча ожидая его падения.

«Это убьёт тебя, если ты позволишь».

Ленни мог видеть верёвку, протянувшуюся от его шеи к флагштоку, как бельевая верёвка, протянутая между зданиями, и попытался представить, что он будет чувствовать, когда под его весом верёвка опустится и сломается шея. Руки, прижатые к его спине и плечам, подтолкнули его вперёд.

«Ты истекаешь кровью. Медленно».

Он ещё раз оглянулся через плечо, словно увидев то самое прошлое, которое привело его сюда.

«Может быть, она привела вас сюда, чтобы вы тоже умерли. Или, может быть, вы привели себя сами».

Затем его глаза закатились, и он выпал из окна на холодный воздух и ужасную тишину.

Он не помнит эту часть. Он помнит, как шёл по песку, пока не наткнулся на большой валун среди травы дюн, взобрался на него, зажёг сигарету и оглянулся на пляж, на горящий вдалеке костёр. Он помнит, как повернулся к тёмному океану и курил сигарету под ночным небом, тихий звук волн, накатывающихся на берег, а затем мягко отступающих. Он помнит всё это так, словно это было вчера. Но он этого не помнит.

Лежащий на спине, утонувший и частично зарытый в мокрый песок, Шина на коленях рядом с ним… они оба мокрые и холодные. Он может чувствовать её дрожь против него. Или он дрожит? Луна над ними, яркая и призрачная в беззвёздном чёрном небе. Время от времени он может ощущать вкус солёной воды, когда небольшое её количество выплёскивается на его подбородок и попадает в рот с каждой набегающей волной. Его ноги вытянуты вперёд, руки разведены в стороны, зарытые в мокрый и тяжёлый песок. Он не может двигаться.

— Что ты делаешь?

— Ещё немного, — говорит она ему, беря в ладонь песок и высыпая на него.