Чудо для Долохова

– В интересах безопасности, – отрезал Кинт, – кроме того, в эпидемиологический центр так просто не приходят.

– Ну-ну, – вставил Бле-Зи, – в реактор-то вы точно зря ларусов поспешили отправить. Теперь вот человек сам в центр отправился за документами, а сколько их оказалось в реакторе. Ториан – двести сорок, землян больше всех.

– Вы не видели, что творилось в приёмном отделении центра, когда они начали оживать! Тела, которые пролежали по несколько суток без признаков жизни с этими странными одинаковыми ранами. И их везли и везли! – разозлился Кинт. – Вы забываете, что на центре прежде всего лежит ответственность за жизни незаражённых.

– Да хватит вам ругаться, ещё неизвестно, как всё пройдёт, – вставил Грант.

– Лукин, уезжая, очень просил держать его в курсе, – сказал молчавший до сих пор Кру-Бе, посмотрев на Кинта.

– Да! Я помню, – кивнул вок.

Разговор не клеился, поэтому вскоре стали прощаться. Работа комиссии завершена, следствие считалось закрытым. Скоробогатов давал показания неохотно и всё твердил: «Кто ж знал-то, что они живые, говорили, что мёртвые».

Музыка гремела в голове непрерывно, весь полёт. Наверное, это была музыка, но Долохов назвал это про себя «звуки мира». Голоса, дождь, перестук поезда по шпалам, гул двигателей, шорох травы, море, кажется, прибой. Птица? Нет, скрип калитки. Вездеход, огромный, наверное, с траками выше головы. Они катятся и катятся, гремят… За всем этим слышался музыкальный инструмент, звук тихий и тёплый, что-то похожее на маримбу. Долохов цеплялся за него, чтобы не свихнуться, тогда постепенно рассыпались и отпускали остальные звуки…

Когда на экранах видеопанелей появился Вок, музыка в голове Долохова стихла. Артём устало разглядывал знакомую картинку.

Горы занимали всё видимое пространство, в узких долинах теснились города. Их много, и они казались очень небольшими. Но Долохов знал, что на Воке города могли тянуться на десятки километров и занимали все ниши и щели в скалах. Крылатым скалы не страшны. Но были здесь и не крылатые. Провоки. Они жили в ущельях, в самых низинах. Крылья у них слабы и малы, как у курицы. Провоки жили больше на севере. Но яркие и цветные их одежды можно увидеть везде. Бродяги и путешественники – труто, по-земному – перекати-поле.

Долохов здесь часто бывал. Друзья жили недалеко от столицы. Пригороды на Воке – обычно пара-тройка улиц на широком карнизе выше ярусом. Галёрка. Дёшево, и в то же время столица. Народ собирался независимый, не любящий информационные тарелки, плавающие над большими городами, а порой и сбивали их. Поймать же непослушного в горах не всегда получалось. Технике пройти сложно, и в одиночку не отправишься, опасно.

Но послушания здесь добивались по-другому. С детства. Дети воспитывались в пансионах и семью видели редко. Поэтому во всех бунтовщиках видели труто. Они детей обучали в небольших школах на один-два класса, в которых преподавал один учитель, обычно тоже из труто. Потом искали следующий класс, уровнем выше, и так до совершеннолетия. А совсем маленьких таскали везде за собой, посадив в люльку, подвешивали посреди кабины подержанных кобо – летающих городских машин. Кобо летали невысоко, лавировали по узким улицам и заправлялись местным сухим горючим.

Жили труто в горах общинами. Добывали редкие минералы и местный жемчуг, только рос он не в море, а в подземных солёных озёрах.

Долохов смотрел на экран, слушал невнимательно, выхватывая в речи переводчика лишь знакомые названия.

Мягкий толчок возвестил о посадке. Кинт обернулся и кивнул.

Оказавшись в толпе, Долохов привычно прошёл контроль, послушно последовал за Кинтом по воздушным переходам огромного здания. Двигались к центральному выходу.

Кинт несколько раз пытался почитать мысли Долохова, но попадал в оглушающую мешанину звуков и удивлённо смотрел на лицо землянина. Лицо усталое, раздражённое и потерянное. Обычный ларус, ничего интересного. И вок опять устремлялся вперёд. На стоянке перед космопортом их должен ожидать транспорт. Теперь Кинт шёл впереди маленького отряда.

Выход в космопорте Луты – самой большой столице Вока – огромен. Все торопились. Одни перегораживали дорогу, другие – путались под ногами, извиняясь или ругаясь, не понять. Крылатые срывались с галерей второго и третьего уровней, вылетали, влетали. Однако гигантская вертушка, крутившаяся медленно и уныло поперёк движения, заставляла всех подчиниться её скорости. И Долохов медленно брёл в потоке, морщился от гремевших в голове звуков.

Когда отряд добрался до выхода, Долохов на какой-то момент оказался один, потеряв из виду Кинта, Малецкого и охранников.

Музыка в голове прекратилась.

Сердце бешено заколотилось и тут же спокойно стихло, будто его взяли в кулак. Бежать. Почему-то он знал куда. Долохов свернул вправо и стал пробираться. Толпа обтекала его, стремилась дальше.

Снять комбез, остаться в дурацком пончо соседа вока, слиться с толпой, найти труто, здесь это просто, здесь труто на каждом шагу. Их пёстрые одежды бросаются в глаза, но среди труто легко затеряться, кого только среди них не было, эти летуны без крыльев давали кров всем… Вот только страшно болела голова, ломило кости, будто разболелись в раз все зубы, уши…

Накрыло тенью. Долохов подпрыгнул и ухватился за подножку пролетавшей над ним машины, подтянулся и сел в кресло. Блюдце старой машинки с открытым верхом качнулось и выровнялось.

– В Малицу, – сказал на местном, от боли еле ворочая языком, казалось даже, что зубы стали не его.

Водитель провок – недокрылья комком топорщились на спине под старой полосатой курткой – кивнул и развернул машину над толпой.

Внизу начиналась суета. По толпе пошли тревожные волны.

Долохов скользнул взглядом по водителю, по видео панели, на которой записывался он, Долохов пассажир.

«Чёрт, чёрт, чёрт…» – метнулся в голове ужас при виде себя.

Лицо его изменилось, его сейчас не узнала бы даже родная мама. Стали шире скулы, нижняя челюсть выехала вперёд, черты лица будто стёртые. Он вок?!.. А крыльев-то нет…

Сигануть из машинки, высота метров пятьдесят, и вдребезги… Захлестнуло отчаяние, горечь горькая. Долохов скрючился от острой боли в сердце. Оно сжалось будто в чьём-то кулаке. И затихло. Послушное, не шелохнётся. В голове зазвучала музыка, сейчас она была даже красивая, шумел дождь, мягко и успокаивающе стукали палочки по невидимым деревянным клавишам.

Провок-водитель оглянулся и сказал, что в космопорте, похоже, кого-то ищут.

– Обычное дело, – кивнул Долохов.

Провок кивнул, и машина свернула в узкое ущелье. Труто знают, что что бы ни искали, прихватят и их, вину найдут, обычное дело.

Дома, прилепившиеся прямо к скале, замелькали внизу. «Вот и Малица», – скрючившись от боли, вжавшись в сиденье, вяло думал Долохов и чувствовал, что не может пошевелиться.

В Малице жил Синта, туда теперь летел кобо.

Познакомились они с Синтой на практике, на Воке. В той спасательной экспедиции в пещере на юге от Луты они были новичками и больше обузой, чем помощью. Там был сложный подъём пострадавшего из узкого пролома. Крылья – вся трудность в них, огромные они забивали лаз, не давали поднять упавшего, не переломав беднягу еще раз.

Спасатели на Воке – уважаемая профессия. Там работала мама Синты, в спасательной же операции погиб его отец. Долохов часто останавливался у семьи Плех, когда прилетал на практику на Вок. И не только из-за гостеприимности хозяев.

Гарда, младшая сестра Синты, малышка совсем – по местным меркам и лет пятнадцати – по земным, месяцами лежала в лечебнице. Атрофировано левое крыло. Для землянина жить без крыльев – что же тут особенного. Долохов предлагал ампутировать и жить дальше, забыть, наплевать, а для них трагедия – это инвалидность, как жить без крыльев?! Спорили с Синтой до хрипоты. С верхней спальной галёрки спускался степенно отец, старший Плех, и слушал Долохова внимательно.

– А я? Я как по-вашему без крыльев живу? – смеялся устало Долохов.