Дневники и письма комсомольцев

Это Вера Пупикова. Работает она в бригаде, где собирают мох в лесу для оконопатки зданий. Очень ласковая. Приветливая, спокойная. Сидит сейчас у буржуйки, подбрасывает дрова и рассказывает мне о первых днях их приведи сюда, о родных, о Ленинграде.

Моя кровать стоит как раз напротив буржуйки, я смотрю на Веру, слушаю, как трещат дрова в печурке, и с великим наслаждением ощущаю тепло, которое разливается по всей палатке и телу. А в палаточном городке слышатся смех, гитарный звон, песни. Отужинав в котлопункте, все собираются у костра, и тут на тебе: импровизированный хор, стихи и песни о БАМе, Ленинграде… Расходятся почти под утро.

Мы с Верой пришли в холодную палатку, тепло все выдуло, как и не было его, растопили буржуйку, нырнули в спальники, и все равно я не могла согреться до утра, я ведь даже дома, на юге, была мерзлячкой, а здесь я представляю, что со мной станет. Говорю в шутку Вере, что, если выдержу первую зиму, сама себе присвою звание героя. У нас ведь пора арбузов сейчас, а здесь заморозки.

Что я все о себе да о БАМе? Но что делать, Лидок, очень много впечатлений. Думаю, что когда-нибудь о ребятах, об этой трассе ты прочтешь подробнее, чем в моих письмах.

Лучше расскажи, как ты?

Целую, К.

25 октября 1975 г.

Наконец-то я вернулась в Уоян после длительной командировки. Здесь уже очень холодно, выпал большой снег. К моему приезду заселили 10 добротных бревенчатых домов.

За лето было сыграно много свадеб. А свадьбы здесь, Лида, проходят очень интересно. Едут регистрироваться в старый Уоян, за 12 км в эвенкийский поселок по тайге на гусеничном тягаче. Представляешь девчонку в белом до пят платье, с развевающейся фатой и парня в черном костюме на этом вездеходе! Ну а жить им оказалось негде. Не зимовать же в палатке? И стали наши молодожены из отходов древесины с нашей пилорамы, из горбыля строить себе «засыпнушки». Выстроили ряд таких засыпнушек в стороне, ближе к лесу, и прилепилось к ним название «нахаловка». А остальные, холостяки и холостячки, пока в палатках. Представляешь, встаешь утром, а на одеяле, одежде, стенках палатки красивый бархатный узор инея, вода в ведре придавлена слоем льда.

Лежат все, укрывшись с головой, и думают: «Кто же, кто же встанет первым?» Ура! Кто-то вскочил, послышался скрип открывающейся дверки буржуйки, и через 15 минут уже можно взглянуть на сегодняшнего героя, спасителя…

Но предстоит еще целый, и какой по счету день.

Денег-то вот уже два месяца не выдают совсем, а спецодежду можно получить только за наличный расчет. Откуда только наш бухгалтер откопал такое положение?! В общем, нелегко, Лидок… Надеемся, что к ноябрьским праздникам и мы наконец переберемся из палаток. Все-таки морозы под 32. Но, несмотря на все, ребята готовятся к празднику, к демонстрации. Ты знаешь, Лид, мне кажется, это о наших ребятах:

Гвозди бы сделать из этих людей,

В мире бы не было крепче гвоздей!

И рельсы БАМа, приколоченные к шпалам этими людьми, будут стоять крепко.

А поют они сейчас, мне слышно, свою отрядную песню:

Мы, ленинградцы, простые ребята,

Нас комсомол отправляет на БАМ

Город построить в прибрежье Байкала

И ленинградский построить вокзал.

И я верю, что так и будет, не может не быть.

Всего тебе доброго, пиши.

К.

15 ноября 1975 г.

Ты слышала, Лид, о Дороге жизни? Вижу, как ты улыбаешься и думаешь, что за глупый вопрос. Нет, милая, еще не слышала. И в мирные дни, Лидок, есть Дорога жизни. Может быть, только само название дороги поможет тебе представить трудности, которые выпали на долю строящих ее. Ленинград в кольце — это наш Уоян, только не в кольце врагов, а мы в кольце тайги и гор, а Большая земля — это Улюнхан (Тазы). Вот, чтобы к нам попадало все, начиная от гвоздей, инструментов, щитов для домов и до хлеба, нужна дорога. Дорога сквозь тайгу. Первыми по ней, вернее, не по ней, а по ее очертанию, в марте пробился отряд. Десант в несколько вездеходов с первыми палатками и десятью поистине смелыми людьми. Возглавлял десант наш главный инженер поезда. Шли почти на ощупь. Шли через скользкий высокий горный перевал.

А вот теперь нужно, чтобы связь с поселком была не только с помощью вертолетов, нужна дорога, чтобы по ней шли машины с грузами.

Не будет этой дороги, не будет и жизни здесь, а значит, не будет подступа к началу строительства магистрали, к началу строительства тоннеля.

Что значит дорога по тайге в 260 км? Это десятки мостов через горные таежные реки, десятки уложенных труб, а между ними отсыпанное полотно дороги.

Строили дорогу от нашего поезда три мужские бригады и одна бригада девочек —10 человек. Девчонки бетонировали трубы. Вагончик их стоит у самого перевала, а значит, выше и холодней им. Уже сам бригадир, Инка Гусева, не дождавшись, когда же им на трассу начальник участка привезет теплые полушубки, валенки и продукты, но дождавшись 40°-го мороза, вылетела на попутном вертолете из Уояна в Улюнхан.

И ты думаешь, ей выдали?

Наш бухгалтер объяснил, что им еще не положены полушубки, валенки потому, что им по трассе осталось продвинуться вперед еще… на 2 км, вот тогда они будут в нашем районе, Северо-Байкальском, а это район, приравненный к Крайнему Северу, вот тогда прилетай и получишь на всю бригаду…

А дорога нужна! Дорога ох как нужна!

Мы смотрели на обветренное, обожженное сибирским безжалостным ветром Инкино лицо, идем провожать ее на вертолетную площадку. Когда она уже садилась в вертолет, мы хотели сказать ей и девчонкам ее что-то хорошее, доброе, чтобы держались, но слова, как

20 Дневники и письма комсомольцев назло, застряли в горле, а Инка с улыбкой крикнула нам охрипшим голосом:

— Ничто нас в жизни не сможет вышибить из седла!

Загудел мотор, а от винтов вертолета вокруг площадки появился вдруг целый ураганный ветер со снегом, и под мою распашонку (так я называю свое коричневое пальто, помнишь, Лид, я его шила типа какой-то распашонки и щеголяла в нем, сейчас проклинаю и моду и себя, хорошо, хоть догадалась с капюшоном его сшить) забралась огромная порция студеного ветра. Ух, что будет! Но ничего, я повторяю про себя: «Ничто нас в жизни не сможет вышибить из седла!» Теперь точно знаю, что дорога будет, обязательно будет! Вот такие новости. Лидок.

Не забывай.

И все-таки, Лидка, к концу ноября у нас в поселке появились первые оранжевые машины с грузом. Тайга как бы нехотя пропускала сквозь себя машины, нарочно устраивая преграды: то гололед, то наледи на перевале, то полотно дороги, усыпанное песком, как будто куда-то провалилось… Но не знала тайга, с какими упрямыми людьми приходится ей иметь дело.

Загрузив несколько машин стройматериалами, мы выехали из Улан-Удэ и проехали расстояние в 1000 км — ровно трое суток.

Водитель автомашины, в которой я ехала, был очень веселый, добродушный человек, коренной сибиряк. Он, как никто другой, знал крутой характер тайги, много рассказывал о ней. С таким шофером меня почему-то уже не пугали ни наледи, ни гололед на перевале, ни медведи. До этой дороги я как-то несерьезно относилась к профессии шофера — сидит себе, и крутит баранку, и песенки напевает.

Только проехав много раз по этой дороге, убедилась, какой это труд — труд шофера.

Я не знаю, дают ли им такие звания, как заслуженный водитель или почетный водитель? А надо бы.

Почти на всем протяжении дороги сосны слегка подталкивают своих нежных и красивых сестер — белые березы (а их здесь очень мало) к самой обочине, словно очень хотят, чтобы люди видели их красоту. А они, как босоногие девчонки, жмутся к соснам и приветливо, смущенно улыбаются нам. По Дороге жизни остановились на ночлег у девчонок из бригады Инны Гусевой. С тех пор, как я их не видела, мне показалось, что они (хоть и не подходит это слово к девчонкам) возмужали. Было уже за полночь, а мы их застали за выпуском еженедельной бригадной газеты с дружескими шаржами, с подбадривающими стихами самой Инны. Гостей в тайге они буквально забрасывали вопросами, начиная с расспросов о друзьях, кончая о всем новом в мире поэзии и в мире вообще.