Страница 6 из 18
Я тут же принял решение: буду писать только о нераскрытых преступлениях.
Глава 3
Убийство в тени
Бруклин, 2002 год
«Голос Лонг-Айленда» закрылся в 2000 году, что предшествовало концу работы многих других газет. После того как я два года проработал редактором в профессиональных журналах, позвонил Робби Воливер, бывший музыкальный редактор «Голоса». Он основывал новую газету – что-то неслыханное после краха 2000 года. Инвестор у него был, и ему требовалось создать штат сотрудников. Воливер хотел, чтобы я стал его главным редактором. Меня взволновала перспектива вновь делать новости.
Мы взяли за основу «Айленд ир» – бесплатную музыкальную и развлекательную газету, выходящую раз в две недели, которую можно было купить в «Севен- Элевен» и в барах на Лонг-Айленде, но собирались сосредоточиться не только на искусстве и музыке. Мы хотели превратить эту газету в злободневное новостное издание с нелицеприятными историями, и нам нужно было произвести большой фурор. Мне поручили найти одного жителя Лонг-Айленда, который, как мы знали, попадет в заголовки газет. Жителя Лонг-Айленда, стоявшего выше в гугл-запросах, чем Тедди Рузвельт и Уолт Уитмен.
После серии телефонных звонков и бесед с его адвокатом мы с Воливером оказались за ужином с Эми Фишер, настоящей «Лолитой Лонг-Айленда». В 1992 году, еще подростком, Фишер заработала всемирную известность, когда выстрелила в голову Мэри Джо Буттафуоко, жене своего тридцатишестилетнего любовника. Фишер вышла из тюрьмы после отбытия семилетнего срока, и Мэри Джо простила ее. Тем временем Джоуи Буттафуоко, человек, оказавшийся в центре этой настоящей криминальной драмы, попал в тюрьму за изнасилование шестнадцатилетней старшеклассницы. Эта история заворожила нацию. Мы хотели знать, заинтересует ли Эми возможность написания колонки о моде для газеты. В первом интервью после тюрьмы она сказала Мэтту Лауэру, что хочет работать в индустрии моды.
Готовясь к встрече, я накупил кучу модных журналов. Мне очень хотелось отыскать идеи для колонки Эми Фишер. Я изучал прессу и делал заметки. Несколько часов я провел с Vogue, Harper’s и даже Women’s Wear Daily, поэтому посчитал себя достаточно подготовленным для обсуждения этой идеи и был готов уйти с ужина с новым обозревателем моды, чье имя попадет в заголовки газет. Прежде чем подали закуски, Эми сказала нам, что не хочет писать о моде. Женщина хотела писать о преступлениях. Мы с Вуливером посмотрели друг на друга и улыбнулись. Ее первая история, в которой она объяснила, почему застрелила Мэри Джо, была опубликована в «Нью-Айленд ир». Новостные агентства со всего мира возвещали о возвращении и восстановлении доброго имени «Лолиты Лонг-Айленда». Именно ее материал представил нашу газету миру.
Следующей большой проблемой нашей редакционной коллегии стала первая годовщина 11 сентября.
Теракты 2001 года являются самым анализируемым преступлением в американской истории. В «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост» работали группы репортеров, которые выясняли, кем были воздушные пираты, как они попали в страну и где прошли обучение. Канал CNN сосредоточился на Усаме бен Ладене и неизбежной войне, последовавшей за нападениями. Каждая местная газета искала местных угонщиков самолетов, посещавших летную школу в Финиксе, питавшихся в пиццерии «Пицца Хат» и покупавших канцелярские ножи в штате Мэн. Каждое новостное издание посвящало несколько недель освещению годовщины самого ужасного массового убийства в американской истории.
Я должен был найти могильщика.
Эту фразу произносит любой редактор любому репортеру, когда они ищут свежий взгляд на хорошо освещенную историю. Так случилось, когда орды репортеров обрушились на Вашингтон, на похороны президента Кеннеди после того, как президента убили в ноябре 1963 года. Все они рассказывали одну и ту же историю, за исключением репортера «Нью-Йорк геральд трибюн» Джимми Бреслина. Бреслин решил пересказать историю Клифтона Полларда, человека, копавшего могилу президента на Арлингтонском национальном кладбище. Он представил мрачную историю о трудяге, которому была поручена финальная задача после одного из самых печально известных убийств в истории.
Я нашел своего «могильщика» 11 сентября в истории Хенрика Сивяка. Сорокашестилетний мужчина потерял работу в Польше. Из-за развала экономики страны и уровня безработицы в пятнадцать процентов найти другую работу было невозможно. У Хенрика были жена и двое детей, один из которых готовился к поступлению в колледж. Сивяк приехал в Нью-Йорк осенью 2000 года и брался за любой труд. Все заработанные деньги он отправлял семье.
Утром 11 сентября 2001 года Сивяк рыскал по центру Манхэттена в поисках работы, когда два самолета врезались в башни Всемирного торгового центра. Хенрик продолжал отвечать на объявления о вакансиях и обзванивать предприятия даже после падения башен. Когда он понял, что в этом хаосе ему не предложат никакой работы, польский иммигрант пересек один из мостов, соединяющих Манхэттен с Бруклином, и вернулся в квартиру на Бич-стрит в Рокуэе, Квинс. Затем он позвонил жене и сыну домой, в Польшу.
– Я в порядке, – успокоил семью Хенрик Сивяк, а потом рассказал, как увидел, что один из самолетов влетел в башни. Хенрик услышал грохот, когда здания рухнули.
В 23:42 вечера на очаровательной, обсаженной деревьями улице в шести милях от торгового центра польский гражданин упал на землю с пулей в груди.
В Нью-Йорке 11 сентября было убито 2997 человек. Общественность и власти знают, кто убил 2996 из них.
Через год после убийства Сивяка я отправился в Рокуэй-Бич и сел за кухонный стол в ярко-розовой квартире Лучаны Сивяк, сестры Хенрика. По телевизору показывали мыльную оперу, а на столе перед ней лежало свидетельство о смерти брата.
Лучана объяснила мне, что, когда Хенрик потерял работу инспектора Польской национальной железной дороги и принял решение отправиться в Америку, он поселился в том же районе Рокуэй, что и Лучана. Женщина приехала в США шесть лет назад, после того как обанкротился ее магазин здорового питания. Ее брат оставил жену и детей в Польше и отправился в Новый Свет.
– Он видел здесь возможности для себя, – добавила Лучана. Ее английский поддерживался портативным цифровым переводчиком, который женщина положила на стол рядом со свидетельством о смерти Хенрика.
Несмотря на лихорадочный интерес к науке, Хенрик не смог поступить в колледж после окончания средней школы. Вместо этого он получил диплом технического училища. Сивяк женился на ученой по имени Ева, которая теперь преподавала биологию в средней школе. У пары были одиннадцатилетний сын и девятнадцатилетняя дочь, собиравшаяся поступать в колледж в следующем году.
Я позвонил Еве в Краков, в Польшу.
– Он потерял больше чем одну работу, – сказала женщина почти со смехом. Ева рассказала, что Хенрик «решил попробовать что-то другое» и уехал в Америку после того, как лишился поста инспектора.
Даже с учетом языкового барьера его план по обеспечению семьи сработал. Сивяк брался за случайные заработки и временно трудился на стройке, придерживаясь определенной схемы. Он зарабатывал около тысячи долларов каждый месяц и половину отправлял семье.
– Вы видели по телевизору новости о нападениях? – спросил я у Евы.
– О, это было ужасно, – воскликнула Ева. Она смотрела новости вместе с сыном. – Мы думали о нашем муже и отце [Хенрике].
11 сентября они два часа находились в напряженном ожидании, до тех пор пока Хенрик не вернулся в квартиру и не позвонил им.
– Мы были в тот момент счастливы, – прибавила Ева. Подобно многим жителям Нью-Йорка, Сивяк только видел, как самолет врезался в башни, но все еще не знал о масштабах происшествия. Скоординированные атаки на Нью-Йорк, Пентагон и катастрофа в сельской Пенсильвании означали, что страна подверглась нападению. Ева ввела его в курс дела. Сивяк утешил сына.