Носорог

— Разве это плохо? — индифферентно пожала плечами хафла, продолжая с интересом наблюдать с балкона за вознёй турса.

— Нет, но… странно же, — после небольшой паузы вновь повторилась орчанка. — Ты много знаешь разумных, что сделали бы столько для абсолютно незнакомого иноплеменника, при этом ничего не требуя взамен?

— Для иноплеменницы, — поправила приятельницу Фари.

— Какая разница! — отмахнулась та.

— Красивой иноплеменницы, — отвлёкшись от наблюдения за голубым гигантом, хафла перевела насмешливый взгляд на орчанку.

— Ты… да я… да как? — потемнев лицом от смущения, взвилась та. Фари же в ответ, только шаловливо улыбнулась. Но в следующих её словах и интонациях не было даже намёка на веселье.

— Впрочем, что такого он сделал-то? — развела она руками. — Спас тебя от рабства? Так, незадолго до этого, он сам испытал на себе действие такого же ошейника. Ничего удивительного, что увидев бедолагу попавшую в такую же беду, он пришёл на помощь… Завалил золотом? Если ты про артефакты, так они не его вовсе были. «Компенсация» же, так? Про спасение и вовсе молчу. Какой смысл снимать с тебя ошейник, чтобы потом оставить на судне бывших хозяев? Так что, и спасение с тонущего корыта было вполне логичным, согласись?

— Ну-у… — от ровного тона приятельницы, Дайна успокоилась так же быстро как и вспыхнула.

— Вот-вот, — с умилительной серьёзностью покивав, кроха-хафла ткнула в её сторону пальцем. — Или может быть, он должен был тебя оставить одну на пустынном морском берегу? Зимой? Ночью? Продрогшую, истощённую, голодную и уставшую? Потому и приютил, да. И накормил и спать уложил. Потому что, как говорит сам Грым: «мы в ответе за тех, кого приручили». Вот он и принял ответственность. Ну а то, что ты у него загостилась…

— А я о чём! — отозвалась её собеседница. — Именно, загостилась. И он ведь не то, что не выгнал, даже не намекнул ни разу, что я у него в гостях задержалась. Про подданство и покупку домов, я и вовсе молчу. По-моему, это уже за пределами всякой доброты…

— Ну, положим, насчёт подданства, это я вам подсказала, — протянула хафла и, на миг замолчав, со вздохом проговорила: — а с домом… не ты одна мечтала о собственном жилье. Месте, где всё своё и все свои… Я не знаю, что случилось с твои прошлым домом, но Грым… Представь на минуточку, что ты очнулась в совершенно незнакомом месте и ничего, вот совсем ничегошеньки не помнишь и не понимаешь. Вообще. Вокруг совершенно непонятные и незнакомые разумные бормочут что-то на абсолютно неясном языке, а ты не то что понять их не можешь, собственного имени не помнишь, и даже отражение в зеркале вызывает только испуг и ни единого проблеска узнавания. И никто ничего не может тебе объяснить. Кто ты, откуда? Где твой дом и родичи… и есть ли они у тебя вообще. Представила?

— С трудом, — переводя взгляд с приятельницы на громыхающего внизу мебелью Грыма, протянула Дайна. — Хочешь сказать…

Хафла кивнула.

— Меньше года прошло, как Грым очнулся в госпитале Святого Лукки после удара по голове полученного им во время беспорядков в доках, — проговорила Фари. — И как он сам шутит, память его до сих пор представляет собой головоломку, собрать которую не проще, чем слово «Вечность» из бук «ж», «о», «п» и «а». А ещё, до наших приключений с Пиккардийцем, любой осколок воспоминаний, всплывавший в его голове, вызывал у Грыма просто чудовищный приступ боли. В общем, ничего удивительного, что он пытается построить новую жизнь и найти хоть какие-то привязанности. Фактически, синенькому пришлось начать всё с чистого листа…

— Он не рассказывал, — задумчиво проговорила Дайна.

— Мужчины, — с непередаваемыми интонациями отозвалась Фари. И в исполнении малявки-хафлы это прозвучало настолько забавно, что орчанка не удержалась от лёгкой улыбки… не оставшейся не замеченной её собеседницей, отчего та прищурилась и фыркнула. — Ну и того факта, что выпускать из виду такую красотку как ты, наш Грым точно не хочет, мой рассказ не отменяет, да.

— Язва, — буркнула орчанка, вновь основательно потемнев щёчками.

— Нет, ну сама подумай! Где он ещё подходящую кандидатуру найдёт? — в деланном недоумении развела руками Фари. — Турсы в старой метрополии точно не водятся, клановых орчанок ваши мужики прячут, как сокровище какое… Альвийки, разве что? Так синенький почему-то терпеть не может их породу. Фашистами остроухих зовёт. Что это такое, я не знаю, но явно не комплимент. А остальные тесного отношения с нашим горушкой могут и не выдержать. Физически… Разве что кто из больших звероподобных рас, но они тоже на острова носу не кажут. Тесно им у нас, видите ли. Да и барышни там… прямо скажем, на любителя.

— А ты откуда знаешь? — удивилась Дайна, забыв о собственном смущении.

— Зарисовки в альбомах деда видела, — со вздохом призналась хафла. — Походные. А рисует он хорошо, знаешь ли. Точно. В общем, поверь, подруга. Для Грыма, ты — самый возможный из вариантов.

— Он мог бы съездить на родину, — буркнула та.

— Ты тоже можешь вернуться во Франконию, но… почему-то предпочла получить подданство империи, — заметила Фари.

— Меня там никто не ждёт, — мотнула головой орчанка и, вздохнув, договорила — я бы вообще предпочла не вспоминать о тех местах.

— Вот и Грым… опасается, — кивнула хафла. — Кто знает, какие воспоминания ждут его драхх знает где? И будут ли они стоить того, чтобы добираться до родных мест через полмира?

— Боится, значит, — лишь из чувства противоречия протянула Дайна.

— И это тоже, — невозмутимо согласилась Фари. — Но заметь, других турсов в метрополии нет, а их юный соплеменник каким-то образом всё же оказался в Тувре, за тысячи миль от родных мест. Один. Велика ли вероятность, что его просто отпустили мир посмотреть? Или тому была какая-то другая причина? Изгнание, например. Или… смерть родичей?

— Ну, выкидывают же они своих детей в горы… — пожала плечами орчанка.

— В закрытые горные долины, фактически, своеобразный сад для детишек, где для них, ввиду врождённых способностей и мощных животных инстинктов, нет никакой серьёзной опасности, — опровергла довод приятельницы Фари. — Да и вообще, Грым только-только начал осваиваться в своей новой жизни. Принял окружающий мир, победил сомнения и… по-твоему, он должен бросить всё и мчаться на край света ради новых впечатлений?

— Мне их и здесь хватает, — прохрипел неожиданно оказавшийся рядом с беседующими дамами Грым. И как только подкрался-то?!

— О, синенький! — с преувеличенным энтузиазмом в голосе, встрепенулась хафла и хлопнула ресницами. — А мы тут… беседуем… о всяком…

— Слышал, — оскалившись в устрашающей, но определённо насмешливой улыбке, кивнул тот.

— Много? — улыбка Фари была бы куда приятнее… если бы не была такой натянутой.

— Всё, фактически, — проперхал Грым и ткнул пальцем в сторону зала. — Акустика здесь пр-росто замечательная.

— А-а… э-э… — пока хафла пыталась подыскать нужные слова, Дайна умудрилась бесшумно выбраться из кресла и уже было отступила во тьму коридора, когда синий хозяин будущего питейного заведения остановил на ней взгляд и укоризненно покачал головой. Миг, и в ладонь орчанки приземлился листок бумаги с выжженным на ней текстом, прочитав который, девушка облегчённо вздохнула. Корить их за перемывание косточек, Грым явно не собирался.

— Фари, прекращай изображать из себя святую невинность. Для нас есть дело, — тронув мнущуюся приятельницу за плечо, проговорила она. Хафла тут же подхватилась и, покинув кресло, с энтузиазмом вчиталась в протянутую ей Дайной записку Грыма.

— Уже идём! Синенький, можешь на нас положиться! Дайна! Ты чего встала, как вкопанная?! У нас дел полно, а времени мало! Идём-идём-идём! — Ухватив приятельницу за руку, Фари потянула её к лестнице, на ходу огибая насмешливо ухмыляющегося Грыма. — Посуда сама себя не разберёт!

* * *

Проводив взглядом смущённых девчонок, удирающих в сторону будущей кухни заведения, я невольно покачал головой. Конечно, кое в чём орчанка ошибается. Как бы я к ней не относился, но кое-какую информацию о своей гостье и подруге узнал. Среди матросов — завсегдатаев пампербэйских таверн хватает любителей почесать языками, и орки не исключение. Так что, мне нашлось где и у кого навести справки по интересующим вопросам. Аккуратно.