Носорог

Вот, кстати, кому и задавать вопросы о магах-целителях, как не доктору медицины? Должен же он что-то о них знать? Заодно, можно будет проконсультироваться… нет, не пойдёт. Ушлый доктор даёт консультации только за звонкую монету. Значит, надо исподволь расспросить его обо всех этих проклятиях, врождённых способностях и прочей мистике. А то вот так рассмеюсь однажды на том же базаре, и какой-нибудь отряд боевых бабок на выпасе с копыт слетит. И примут меня добберы инспектора Джейсса под белы… то есть синие рученьки, да на каторгу и наладят… Хреновая перспективка, как по мне.

Сказано — сделано. И во время обычной уже нашей послеобеденной беседы я вывалил-таки свои вопросы на голову рыжеусого сибарита со взглядом убийцы. Начал, правда, из-за угла.

— Способности, говоришь? — задумчиво протянул доктор, потягивая чай с терновым бальзамом, пока я крутил в руках основательную такую трёхпинтовую кружку чёрного эля, принесённую мне Капсом. Добрейшей души человек, между прочим, хотя физиономия — кирпич кирпичом, как и положено правильному дворецкому. Но я-то чувствую! Да и эль, опять же… чёрный. Вкусный. — Фактически, у каждого разумного в той или иной мере, и у очень многих животных, имеются какие-либо способности. Естественный отбор во всей красе, выживают самые приспособленные. А таковыми среди разумных рас оказались лишь имеющие некоторые врождённые магические свойства, позже развившиеся в способности или даже полноценные умения. С животными иначе… нет, бывают, конечно, такие твари, что и архимага попотеть заставят, но чаще всего это либо созданные другими разумными химеры, либо… тупик эволюции. Видишь ли, Грым, зверь не разумен, им движут инстинкты, как присущие, так и приобретённые. А они все сводятся к чему? Оставить сильное потомство. Большое потомство. И способ достижения этой цели прост: нужно быть самым сильным, самым быстрым, самым-самым. Сила природы, её магия, влияющая на развитие всего живого в мире, позволяет достичь этой цели, превращая какого-нибудь обычного льва в нечто бронированное, ощетинившееся шипами, и способное снести каменную скалу одним ударом. Вопрос: какая самка подойдёт к такому сверхльву и сможет ли она выносить от него потомство, если приобретённые самцом свойства успели перейти во врождённые?

— Родить ёжика против шерсти? Жуть, — проскрипел я, всячески изображая внимание. Что-что, а лекции читать доктор любит. Так отчего ж не почесать его эго? Глядишь, о чём интересном бесплатно проболтается… — А разумные?

— О, с разумными всё ещё интереснее, — усмехнулся мой собеседник. — Взять тех же… да цвергов, например, с их умением кузнечного дела, которые они гордо именуют магией Первородного Огня.

— А… есть разница? — искренне удивился я.

— Ещё бы! — кивнул Дорвич. — Магия — есть наука, доступная любому разумному. Подчёркиваю, Грым, абсолютно любому разумному. А есть природные магические свойства, способности и умения. Первые — это зачатки вторых, а третье — развитие первого и второго. Ну, возьмём например тех же цвергов. Когда-то на заре времён, некое племя вынуждено было жить в вулканической долине, среди гейзеров, и заснеженных гор. Сила природы дала этим несчастным упёртым идиотам некое сопротивление к высоким температурам. Свойство стало врождённым. Впоследствии один из членов этого племени, обладавший более развитым разумом, чем его соплеменники, обнаружил, что имеющееся у него свойство можно развить до возможности противостоять не только высоким температурам, но и холоду. Так свойство превратилось в тренируемую способность. А спустя ещё какое-то время потомок этого умника заметил, что хорошо натренированная способность позволяет ему не только легко переносить самый большой диапазон температур, но и влиять на температуру окружающих его предметов, причём, опять же в очень большом диапазоне и с огромной скоростью. Если напрячься и хорошенько вывернуть мозг наизнанку, разумеется. И вот способность уже превратилась в умение со своими приёмами и хитростями. Понятно?

— То есть, теоретически, я смогу перевести свой устрашающий смех в способность или умение, действующее лишь по моему собственному желанию? — уточнил я. Дорвич на миг задумался, пожевал губами… и уверенно кивнул.

— Несомненно. Кроме того, я почти не сомневаюсь, что этот твой «устрашающий смех» уже является управляемой способностью. Просто ты пока не можешь вспомнить, как ею управлять.

— Утешили, — вздохнув, я потёр пальцем переносицу и, чуть не пропоров его проклюнувшимся на ней рогом, зашипел. — Вспомнить было бы хорошо не только это. Доктор, а у вас знакомого мага-целителя нет? Ну, такого, чтоб плюнул-дунул, бац, и я всё помню! А?

— Отчего же, — ехидно ухмыльнулся в усы Дорвич. — Есть у меня такие знакомцы, и не один. А у тебя, друг любезный, найдётся пара тысяч совернов на оплату их труда?

Я аж икнул. Две тысячи совернов! Это ж… две тысячи сто паундов, либр, то бишь. Или сорок две тысячи скеллингов. Грузчиком мне столько не заработать и за сто лет… и за двести не заработать, если при этом ещё что-то есть, носить и пить. Хм, кого бы ограбить?

— Эй-эй! Грым, не надо так на меня смотреть, — всё ещё с улыбкой на устах, но явной тревогой в глазах, произнёс Дорвич, отвлекая меня от меркантильных мыслей. — Поверь, мой синий друг, любая проблема всегда имеет больше одного решения. В конце концов, ты же сам говорил, что после приступов у тебя часто проясняется сознание и ты вспоминаешь всё больше и больше моментов своего прошлого. Так, глядишь, потерпишь, и тебе помощь мага вовсе не понадобится, а?

— Да понял я, понял, — прощёлкал я на турсском и… — Доктор, а не знаете, какие способности имеются у турсов?

— Из достоверно известных — телекинез, — пожал плечами Дорвич. — Что у огров, что у турсов. Правда, у первых это пока лишь свойство, зато турсы обладают ярко выраженной тренируемой способностью. А что, хочешь попробовать?

Часть 2. На толстых синих мягких лапах.

Глава 1. Ученье — свет, неучёных тьма

Мерно тикают часы на каминной полке, бронзовая красавица с кувшином в руках лукаво смотрит сапфировыми глазами на задумчивого хозяина гостиной, застывшего в кресле с книгой в руке. Едва парит в чашке горячий чай, пока ещё не сдобренный терновым бальзамом, а у дверей каменным изваянием застыл молчаливый дворецкий. Этот вечер в рестэндской квартире доктора Дорвича мало отличался от сотен уже миновавших. Но всё же… всё же, отличался.

— Капс, будь любезен, наведайся завтра к мэтру Тарди. Отдашь ему обучающий артефакт и тетрадь с заметками по его работе… Последнюю найдёшь на моём рабочем столе, — отвлёкшись от размышлений, протянул доктор Дорвич и, отхлебнув из белокипенной фарфоровой чашки терпкий чай, вновь уставился на горящий в камине огонь. — И не забудь передать ему мою благодарность, а так же надежду на то, что сделанные мною записи позволят улучшить работу его творения.

— Как прикажете, гейс, — кивнул дворецкий, открывая дверь в коридор, но замер на пороге. — Позвольте уточнить?

— Слушаю, — отозвался хозяин дома.

— Этот синекожий господин более не почтит нас своим присутствием? — осведомился Капс.

— Отчего же? — доктор перевёл взгляд на изображающего воплощённую невозмутимость дворецкого, и еле заметно усмехнулся. — Пусть наши занятия турсским языком и закончены, но это не значит, что я более не буду рад видеть Грыма у себя в гостях.

— Как скажете, гейс, — дворецкий неслышно вздохнул. В отличие от самого доктора, Капс относился к новому знакомцу хозяина с изрядным предубеждением. И пусть за тот месяц, что синекожий нелюдь ежедневно посещал доверенную Капсу квартиру в Рестэнде, гигант так ничего не сломал, не разрушил и не украл, но… дикарь же! Кто знает, что ему взбредёт в голову. Так что, новость о том, что хозяин по-прежнему будет рад видеть этого синего в своём доме, дворецкого не обрадовала. Хорошо ещё, что с окончанием их занятий дикий нелюдь станет реже заглядывать в гости, и, может быть, перестанет, наконец, объедать уважаемого доктора. В конце концов, иберийская сухая ветчина или южно-франконский голубой сыр — это совсем не та еда, к которой дикарям следует тянуть свои синие лапы-лопаты. Подумать только, да он за единственный визит сжирает господских продуктов на полпаунда, не меньше! И ведь доктор даже ничего не говорит по этому поводу. Словно всё так и должно быть!