Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 75



Исмаилитам удалось уберечь от разгрома лишь несколько своих духовных школ в Египте, где с конца IX века правила поддерживаемая ими династия Фатимидов — потомков брака Али с дочерью пророка Магомета Фатимой. Юных воспитанников своих школ исмаилиты обучали не только исламскому богословию, риторике и каллиграфии, но и прививали им умение повелевать низшими и подчиняться высшим, завоевывать доверие сильных и знатных, дабы обращать их на благо учению шиитов. В одну из таких школ и попал юный Хасан ибн Саббах по рекомендации исмаилитской общины его родного города Рей, крупнейшего тогда торгового центра Персии. Тамошние шииты разглядели в юноше незаурядный ум и энергию и отправили его на учебу в Каир в исмаилитскую школу «Дойяль Доат» — «Дом мудрости», учрежденную главой столичной шиитской общины имамом Му-вафигом.

В стенах «Дома мудрости» юноша Хасан подружился с двумя сверстниками, одного из которых звали Омар Хайям, другого — Низам аль-Мульк. Завершая учебу, три товарища поклялись, что тот из них, кто первым преуспеет в жизни, поможет остальным. Первым из друзей карьеру сделал упорный и хитрый сын крстьянина Низам аль-Мульк, уехавший из Каира в Исфахан на службу при дворе правившего Персией с 1063 года турецкого султана Альп-Арслана. Благодаря своим способностям аль-Мульк к началу 1070-х годов дослужился до поста визиря — первого министра султана. Памятуя о клятве юных лет, Низам выхлопотал тогда Омару Хайяму персональный пенсион, на который тот безбедно жил вдали от придворной суеты в родном городке Нишапур и сочинял стихи-рубаи, обессмертившие в веках его имя.

Низам аль-Мульк пытался было отыскать ибн Саббаха, чтобы помочь и ему. Но к тому времени Хасан оказался замешан в одну из бесконечных интриг, раздиравших верхушку исмаилитов Каира, и был вынужден скрыться из Египта от бывших братьев по вере. После нескольких лет скитаний по Востоку ибн Саббах в середине 1070-х годов сам объявился в тогдашней столице Персии Исфахане, где в то время правил уже новый султан Мелик-шах — сын погибшего в бою Альп-Арслана. По протекции аль-Мулька, сохранившего при Мелик-шахе свой пост визиря, ибн Саббах был назначен главой дворцовой канцелярии султана. Но будущий Старец Горы уже тогда был слишком властолюбив, чтобы довольствоваться скромным постом. Он решил «подсидеть» старого друга и благодетеля.

Позднее аль-Мульк писал в своих воспоминаниях: «В самых лестных выражениях я рекомендовал Хасана султану, и он стал министром. Но, как и его отец, Хасан оказался лжецом и корыстолюбцем. С удивительным лицемерием он выдавал себя за человека набожного, что никак не соответствовало истине. Вскоре он полностью околдовал султана…»[7].

Однако ибн Саббах недооценил способности своего соученика, прошедшего в «Доме мудрости» ту же школу интриг и обмана. В 1078 году Мелик-шах пожелал получить полный отчет о всех доходах, расходах, податях и налогах, которые существовали в его империи, простиравшейся от границ Китая до Босфора. Визирь Низам аль-Мульк попросил на эту работу год, а Хасан вызвался справиться с ней за сорок дней. Его успех наверняка повлек бы отставку аль-Мулька и назначение новым визирем Хасана ибн Саббаха. Но лукавый аль-Мульк нанес другу юности упреждающий удар. Его люди подменили некоторые листы отчета Хасана, подложив вместо них пергамент, на которым искусно подделанным почерком ибн Саббаха была написана полная чушь вроде: «…В казну его величества от северных провинций поступило за прошлый год пятнадцать лягушачьих лап…»[7].

Разгневанный султан уволил Хасана со службы, не пожелав слушать его оправданий. В те дни ибн Саббах нашел временный приют в доме единоверца-исмаилита, исфаханского торговца Абу аль-Фазаля. Он не раз восклицал в присутствии хозяина, увековечившего эти слова для истории: «Если бы у меня было всего лишь два верных помощника, я бы свалил и этого турка Мелика, и крестьянина аль-Мулька!» А однажды Хасан сказал Абу, что у него созрел план мести, — и ушел, чтобы воплотить его в жизнь.

Следующие 12 лет Хасан ибн Саббах странствовал по всему Востоку, надолго останавливаясь в Египте, Сирии и Палестине. Повсюду он искал и находил арабов, бывших сторонниками некогда единой и мощной секты исмаилитов, преследумой и оскорбляемой турками-сельджуками, и сеял в их души зерна ненависти: «Турки не из детей Адамовых происходят, а некоторые называют их злыми духами — джиннами». Программу Хасана дополняла его собственная идеология, основанная на идеях исмаилитов: «Цель религии — правильный путь к познанию Бога. Познание Бога разумом и личным размышлением невозможно. Познание Бога возможно лишь через поучения имама — единственного духовного наследника пророка Мухаммеда. Но до поры имам скрывается от врагов веры так, что даже имя его нельзя назвать. Он известен лишь мне, Хасану ибн Саббаху, избранному, чтобы нести слово имама в мир и претворять его в дело. Те, кто последует за мной, спасутся. Всем прочим уготован ад. И «неверным» иудеям, и христианам, и тем из мусульман, кто в греховном самомнении своем тщетно пытается постичь ислам разумом» [7].



Программа Хасана была настолько проста, что ее могли понять даже неграмотные крестьяне, на которых, в первую очередь, она и была рассчитана. Учение ибн Саббаха избавляло его последователей от необходимости самим думать и принимать решения. Оно утверждало, что лишь вождь знает абсолютную и окончательную истину, облекало эту истину в темные завесы тайны и, наконец, обещало сторонникам ибн Саббаха не только безоговорочное спасение души после смерти, но и доступ в рай еще при жизни — в обмен на их абсолютную преданность и послушание.

Такие обещания Хасан давал немногим избранным им исмаилитам. Когда ему удавалось заполучить по-настоящему преданного ученика, он поручал тому искать и объединять новых сторонников. Их группы становились «питомниками» для фанатиков — «посвященных», из которых потом и выросла секретная армия ибн Саббаха. Помимо безусловного подчинения вождю и строжайшей конспирации, эти ячейки подчинялись правилу, которому ибн Саббах научился еще в каирской школе «Дом мудрости»: те из «посвященных», кто преуспевал в миру, обязаны были тайно помогать своим собратьям.

Благодаря этому принципу к началу 1090-х годов сторонники Хасана заняли высокие посты в ряде областей Персии, формально подчиненных султану Мелик-шаху. Особенно много их оказалось на севере империи в провинции Дейлем… Летом 1090 года скромно одетый ибн Саббах явился к «вали» — наместнику Дейлема Али Махди и попросил его продать за три тысячи золотых монет «участок земли, который можно будет покрыть шкурой быка». Махди принял Хасана за сумасшедшего и, смеясь, поспешил подписать договор. Наместник перестал смеяться, когда у него на глазах люди ибн Саббаха разрезали шкуру быка на тончайшие ремешки, связали их воедино и окружили ими склон горы, на которой высилась крепость Аламут (от араб, «алаух амут» — «орлиное гнездо»).

Махди пытался опротестовать эту сделку в суде, но местные судьи — «кадии» были тайными сторонниками Хасана и подтвердили его правоту. Так ибн Саббах сделался хозяином горной крепости и получил прозвище Старец Горы. Случилось это в августе 1090 года, всего за пять лет до события, ставшего судьбоносным для всего католического Запада и мусульманского Востока. В ноябре 1095 года на всецерковном съезде-соборе, собравшемся во французском городе Клермон, Папа Римский Урбан II призвал христиан отправиться в крестовый поход — отбивать у «неверных», т. е. мусульман, Иерусалим и Гроб Господень, а заодно и богатые земли Ближнего Востока.

…На новоселье в Аламуте Хасан собрал несколько десятков учеников в возрасте от 12 до 20 лет. Он встретил их обильным застольем, подмешав в их еду и питье навевающий дрему гашиш. Слуги Хасана вынесли спавших юношей из замка в соседнюю горную долину, куда вел лишь один потайной проход через крепость. Когда юноши проснулись, их взорам предстало великолепное зрелище. Они оказались в садах, изобиловавших цветами и фруктами. Их окружали очаровательные девушки, которые пели, играли, завлекали гостей изысканными ласками, угощали учеников старца роскошными яствами и винами. А те, опьяненные роскошью, всерьез верили, что на самом деле живыми попали в магометанский рай, дорогу в который обещал им открыть учитель.