Нахимов

Следующая стоянка была в Свеаборге, крепости на острове близ Гельсингфорса. Здесь воспитатель повел своих подопечных на литургию в церковь, потом представил капитан-командору и главному командиру Свеаборгского порта Логину Петровичу Гейдену. Боевой моряк сам изъявил желание познакомиться с будущими офицерами. Пройдет всего несколько лет, и вчерашние мальчишки – теперь уже мичманы и лейтенанты – будут принимать участие в кампании на Средиземном море под его командованием. А пока – «он принимал их весьма ласково и пригласил сегодняшний день поутру съехать на берег, для осмотра как порта, так и крепостей, сколько на сей день успеем, а потом к нему обедать».

Думали простоять в Свеаборге с неделю или даже меньше, а получилось две недели: пополняли провизию, устраняли недоделки, красили бриг, чтобы явиться за границу в лучшем виде. А потом задули противные ветра. Наконец, 27 июня покинули порт и взяли курс на Ригу. 2 июля отдали якорь на рижском рейде. «Стояние наше на сем рейде, небезопасное, в случае ежели задует крепкий от N (норд, то есть северный. – Н. П.) ветер, по предположению нашему, должно быть самое краткое; побывав единожды в городе, дабы получить некоторое о нем понятие, немедленно направим мы плавание наше к Стокгольму»33, – рапортовал воспитатель.

Рига никому не понравилась. Достопримечательности рижане показали, но прием показался сухим, особенно на фоне радушного отношения в финских портах. «Июля 4, в среду. Ярмарка в Риге. Купцы суть по большей части жиды, есть также несколько немцев, а русских я только троих видел», – записал Даль в дневнике. Он отметил не только малочисленность русского населения, но и явную нелюбовь к русским. Эту особенность рижан почувствовали все гардемарины и не преминули записать в журналах. Завалишин заключил: «В Риге, в своей земле, явно выказывали недовольство к русским, тогда как, напротив, в чужих государствах, в Швеции и Дании, нас принимали, начиная от двора и до каждого частного лица, куда нам приходилось заходить, не только как своих, но даже как будто родных, особенно в Дании»34. Так что Ригу покинули без сожаления.

Одиннадцатого июля бросили якорь в Стокгольмском порту. Здесь представились находящемуся при шведском королевском дворе российскому послу инженер-генералу Павлу Петровичу фон Сухтелену. «Его превосходительство исходатайствовал нам представление всей королевской фамилии, – докладывал главному командиру Кронштадтского порта лейтенант Дохтуров. – После представления ее в[еличество] королева и е[го] в[ысочест]во кронпринц сделали нам угощение… Между тем, в продолжении пребывания нашего здесь, делали нам посещения разные знатнейшие особы обоего пола и иностранные посланники, для коих делаемы были маневры с парусами, пушечная и ружейная экзерциция и всё, что служит к чести флага и службы е[го] и[мператорского] в[еличества]»35.

Выполняя маневры, никто не осрамился, а во время учебного сражения с абордажем, которое показывали гостям, воодушевленные гардемаринами матросы так увлеклись, что вступили в настоящую драку, и среди них даже были раненные штыком и топориком. В общем, старались, как могли.

На шведском престоле в то время был Карл XIII, человек старый, больной и, по слухам, впавший в детство. Фактически страной управлял кронпринц – наполеоновский маршал Жан-Батист Жюль Бернадот, он и принимал гардемаринов.

Королева Гедвига Елизавета Шарлотта дала им аудиенцию в своем дворце. Гардемарины рассмотрели ее со всем вниманием: «…королева была в голубом шелковом платье с кружевами и такой [же] шляпе с белыми перьями». С некоторыми она говорила, однако повезло не всем. «…я опять не был в числе тех», – сетовал Даль. Королева угощала мальчишек лимонадом, который они пили с большим удовольствием.

Видимо, королева лучше разбиралась в воспитании подростков, чем кронпринц: тот очень хотел угодить гостям, в особенности князю Шихматову, и приказал подать не детский лимонад, а настоящий пунш – «разумеется, слабенький». Князь попробовал напиток – он оказался достоин морских волков. Как быть? Не разрешить пить – обидеть принца, разрешить – напоить воспитанников. Опытный воспитатель нашел выход: на французском языке дал разрешение выпить, а по-русски тихонько добавил: «Не пейте, друзья мои, очень крепко». И ребята только пригубили пунш, чтобы не обижать хозяина дворца. Но с кем-то свобода сыграла злую шутку: «нашлись и такие, которые считали дозволение на французском языке важнее совета на русском и опорожнили стаканы залпом».

Когда сходили на берег, посещали Морской кадетский корпус, знакомились со шведскими кадетами. Говорили на французском, английском и русском – в шведском корпусе обучали русскому языку. И, конечно, сравнивали их подготовку со своей: «Мы видели их гимнастические упражнения, для чего поставлены в саду два шеста, высокие, довольно толстые, представлявшие мачту, и протянутые по оным веревки, по коим они лазали различным образом». Потом обсуждали: у нас в корпусе таких снарядов нет, было бы недурно их иметь, а вот умение с разбегу прыгать на лошадь, которым так гордились шведские кадеты, бесполезное – к чему моряку лошадь?

Зато обед в корпусе всех привел в восхищение: «Сей обед был великолепен, пышен и богат. Всевозможные вины и напитки подавали за столом… По окончании обеда пили за здоровье принца и кричали “ура!”. Потом пошли в сад, в беседку, построенную в виде храма, которого колонны сверху донизу обвиты были лаврами. Здесь пили кофий, а потом пошли смотреть гимнастические упражнения кадет». Но какие упражнения могут получиться после обильного обеда с напитками? «Сей раз вольтижирование их было не весьма искусно», – не без язвительности записал Даль в журнале.

Как бы хорошо ни принимали в Швеции, но самое отрадное впечатление оставила Дания. Здесь, отрапортовал князь Шихматов, «гостеприимство превзошло всякое наше ожидание». Датский король Фредерик VI в то время находился в Голштинии, но перед отъездом выделил средства и поручил директору Морского кадетского корпуса в Копенгагене адмиралу Снедорфу принять гостей. «Для исполнения воли своей он не мог сделать лучшего выбора, ибо сей летами и знаниями почтенный муж каждый день нашего здесь пребывания, удовлетворяя нашему любопытству, старался доставлять нам новые удовольствия, и неутомимое его о том попечение поистине достойно всякой от нас похвалы и благодарности». Русско-датские отношения в этот период переживали свои лучшие времена: Дания была союзницей России в двух предыдущих войнах – против Англии в 1807–1814 годах и против Швеции в 1808–1809 годах. Во время войны английский десант захватил Копенгаген и уничтожил почти весь датский флот, потому датские моряки горели желанием отомстить Англии, Россию же традиционно надеялись видеть своей союзницей.

Гардемарины осмотрели адмиралтейство, оставшиеся после разграбления англичанами пустые арсеналы и строящиеся корабли. Видели королевскую библиотеку, музей и кунсткамеру, были в театре, смотрели дворец Фридрихсборг, в котором коронуют датских королей, Гельсинор (Хельсингёр) – шекспировский Эльсинор, где разыграли сцену явления принцу Гамлету тени его отца.

Гости посетили загородную королевскую резиденцию Фреденсборг и королевский конный завод. И, конечно, познакомились с датскими кадетами: те демонстрировали свои успехи во французском и английском языках, в рисовании, танцах, гимнастике. Даль раздал датчанам листочки и попросил написать несколько слов на память. Эти листочки со стихотворными экспромтами, старательно написанными аккуратным почерком, до сих пор лежат в гардемаринском журнале Владимира Даля.

Всё было так хорошо! В вольтижировке датчане показали себя искуснее шведов, и вообще, считал Даль, «здешние кадеты гораздо лучше стокгольмских». Это и понятно – Дания была родиной его отца. Владимир даже искал в Копенгагене родню, однако никого не нашел. Когда русских мальчишек представляли наследнику датского престола принцу Кристиану и принцессе Каролине Амалии, то они увидели такое внимание к себе, что были удивлены. Наконец-то сбылись мечты: их высочества говорили с каждым! После угощения принц с братом Фердинандом предложили прокатиться на шлюпках по озеру: «При игрании музыки сам с нами поехал, посадив некоторых из нас с собою, и был правителем и предводителем потешного нашего флота».