Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 51



Пятна-медальоны — следы векового «кипения» талых грунтов.

Возле ручьев задерживаемся. Делаю подробные записи в дневнике. Борис тщательно отмывает шлихи. Постепенно становится ясно, что, двигаясь в таком темпе, мы достигнем лагеря лишь на следующий день.

Трусим по склонам рысцой. Порой кто-нибудь из нас спотыкается и падает на мягкие кочки. Взобравшись на скалы, видим голубоватую струйку дыма возле реки Юрумкувеем. Спускаемся к ручью, переходим его вброд, хрустя сапогами по гравию. Жарко.

Борис отмыл шлих. Зачерпнул пустым лотком воду и стал глотать ее. И я пью из лотка. Ледяная вода ломит зубы, расплескивается на подбородок и грудь.

Перед приходом в лагерь мы приосанились. Оставшийся путь прошли на виду у товарищей — бодрым, упругим шагом, но не торопясь, как и положено заправским геологам.

Одежда наша, мокрая от пота, так и не просохла до утра…

Начались ежедневные маршруты. Каждый из них особенный, неповторимый. При этом, однако, регулярно повторяется примерно одно и то же.

Утром будит надрывный петушиный крик Игоря: «Подъем!»

Борис первым выпрыгивает из мешка и бросается в реку, поднимая брызги и фыркая. Плещется в обжигающей воде. Отчаянный парень!

Андрей перестал бриться. После этого, по его расчету, должна появиться борода. Однако время идет — ожидания не оправдываются. Андрей заглядывает в зеркало и заключает: «Растительность у меня на лице хилая, как в тундре».

После завтрака по двое расходимся в маршруты. Работаем с аэрофотоснимками. Осматриваем землю с высоты журавлиного полета. Движемся пешком по бесконечным кочкам.

Болота. Кочковатые склоны, поросшие деревьями-карликами. Шаткие осыпи. Распадки и круто врезанные в склоны долины ручьев, заваленные глыбами…

Переход. Короткая остановка. Километр за километром. Шаг за шагом. Ручей — моем шлих. Обрыв или осыпь — смотрим породы, отбираем образцы. Бугор или трещина — беремся за лопату. И снова переход — остановка.

Ноги становятся тяжелее, кочки выше, склоны круче, болота вязче. Шаг за шагом. Километр за километром. Точки на карте. Страницы в полевом дневнике.

Нелегко приходится нашим рабочим. Рюкзак с образцами оттягивает плечи, а тут еще надо то и дело доставать лотки или лопату. Рубашка на спине не просыхает.

Зато на недолгом привале какое наслаждение скинуть рюкзак, расправить плечи! Наклониться к ручью, опираясь руками на камни. Хлебнуть студеной воды. Закусить — сухарь и кусок сахара. На десерт — горсть голубики да бледно-розовые ягоды морошки, напоминающие по виду малину, а по вкусу кисель.

В эти светлые минуты все действия легки и естественны, и постигаешь мудрую простоту жизни вслед за Велемиром Хлебниковым:

Нам много ль надо?

Нет: ломоть хлеба,

С ним каплю молока,

А солью будет небо

И эти облака.

Ласковое солнце, простор без конца и края, ясная душа и ощущение свободы — что еще человеку надо?

А человеку надо отмыть шлих, нацарапать в дневнике несколько слов. И — снова вперед…

Возвращение в лагерь. Обед (он же ужин). Редактирование дневника на свежую память (нудная работенка!). Отдых: прогулка по зарослям с ружьем, сидение на берегу с удочкой, книга или просто мысли. Разговоры в палатке перед сном. На следующий день все сначала.



Привычный порядок нарушают дни камералки. Тогда же обычно баня: палатка, три примуса и два ведра воды.

Андрея и Бориса трудности нашей жизни не пугали. Радовали! Большой переход, тяжелый рюкзак, глубокая, бурная река — все нипочем. Чем хуже, тем лучше!

По вечерам, лежа в палатке, ребята хмурились и вздыхали. Можно было угадать ход их мыслей:

«Где же опасности и приключения? Когда же мы выйдем наперекор пурге, стиснув зубы? Будет ветер и снег, будет свистеть коса белой смерти. Мы пройдем и не дрогнем, не отступим. А тут — небольшая вьюга или дождь посильнее — отсиживаемся в палатках, пишем и чертим, чаевничаем и балагурим».

Нельзя сказать, что все обходилось слишком гладко. Много неприятностей доставляли крупные реки. Во время одной из переправ через Юрумкувеем перевернулась у берега наша резиновая лодка. При этом утонули… молотки. Четверо пассажиров приняли холодную ванну.

Как-то раз нам с Андреем предстояло обследовать берег реки. Поначалу казалось, путь никаких трудностей не таит. Мы перешли Юрумкувеем, не зачерпнув воды в сапоги. Но когда через восемь часов вернулись к реке, ее будто подменили. Узкие протоки слились воедино. По воде, кружась в водоворотах, неслись коряги и кусты. Река вздулась, потемнела, стала коричневой. Должно быть, в верховьях прошли сильные дожди.

Мы решаем идти вброд. Андрей вынимает из рюкзака лопату: «Подгребу где надо». Он идет чуть выше по течению. Держим курс на небольшой островок.

Поток бьет в бок, вымывает из-под ног булыжники. Иду на носках, словно балерина на пуантах. Вода тянет с собой мое невесомое тело. Андрей яростно загребает лопатой.

Вода бурлит и пляшет вокруг. Еще шаг — и меня собьет. Андрей медленно выбирается по отмели к острову.

Ноги мои скользнули по камням, поток легко подхватил меня. Стараясь быть спокойным, плыву к острову. Полевая сумка с дневником и картами, привязанная к шее, начинает казаться камнем. Поток несет меня мимо острова, туда, где две протоки сливаются в одну. Андрей, спотыкаясь, бежит по берегу, отстает. Сначала он, взглянув на меня, неожиданно засмеялся. Но тут же лицо его стало испуганным:

— Давай сюда! Сильней! Не успею! Еще, ну еще! — как болельщик на соревнованиях.

Плыву сосредоточенно. Твержу про себя: «Главное — спокойствие». Остров остался позади. К счастью, за ним потянулась узкая отмель. Цепляю ногой дно. Поднимаюсь. Вода чуть выше колен. Пошатываясь и загребая воду, плетусь к острову. Андрей спешит навстречу:

— А ты на йога был похож. Будто молитву читал. Сосредоточился и руки складывал ладошками и разводил в стороны. Сначала потеха. Потом испугался, что унесет.

Мы пересекаем остров. Ноги вязнут в песке. Струйки воды стекают с одежды. Открылся другой берег. Но перед ним — мощный поток шириной метров сто. Андрей предлагает (голос дрожит от холода):

— Сейчас разденусь. Переплыву. Там добегу. Плаваю хорошо.

Из-за кустов вдали видны две тонкие струны радиомачт.

Не могу согласиться с Андреем. Риск велик. Будем ждать. Как мокрые зайцы, должны дождаться своего деда Мазая.

Постепенно лицо Андрея становится бледно-фиолетовым, посиневшие губы дрожат, челюсти выстукивают кастаньетную дробь. И со мной происходит нечто подобное. Ну и холодина! Ветер, врываясь под мокрую одежду, режет тело. Накрапывает дождь. Того и гляди, снег пойдет.

Раздеваемся и, ежась на ветру, выжимаем вещи. Беспрерывно кричим — на всякий случай.

Через час нас, охрипших и окоченевших, отыскали и сняли с острова. А островок к утру исчез: залила вода…

Подобные приключения бывали редко. Вера Романовна не допускала рискованных маршрутов. Поначалу наши «романтики» относили это за счет женской слабости. Но мнение пришлось изменить, когда узнали, что раньше, в один из многодневных торопливых маршрутов, Веру Романовну и еще трех человек настигла пурга. Из четырех осталась в живых лишь она одна.

Эльгыгытгын

Сегодня был зловещий восход — пять полос красных облаков, мрачная впадина, полная туманом, безмолвие… Странное жуткое место! Когда я буду писать роман о жизни на Луне, я помещу героев в такой кратер. С. В. Обручев

Громоздятся вокруг черные пустынные горы. Река, которую мы недавно с трудом переходили вброд, превратилась в веселый прозрачный ручей.