Страница 22 из 31
Индрек странно усмехнулся.
— Значит, воздействие может оказать лишь сама война?
— Да. Но какая польза мертвым от урока?
Аарне сильно ударил друга по плечу.
— Пусть смотрят и слышат, а потом живут. Ты не веришь, Андо?
— Нет.
— Почему? Чему ты, собственно, не веришь?
— Я не верю, что этот цирк может спасти мир. Если война будет, то будет независимо от того, читаем мы свои стишки или нет.
Индрек нахмурился.
— Ты ждешь войны?
— Оставь… В конце концов это не важно. Она начнется, когда должна будет начаться…
— Как ты это объяснишь?
— На, читай лучше!
Андо сунул друзьям исписанные листы бумаги. Это был короткий рассказ, изображавший начало войны. Натянутая до предела струна оборвалась, и в открытое небо вырвались тучи ракетных самолетов…
— Ты чертовски здорово написал! — сказал Индрек, протягивая листы Аарне. — О, как вы все любите эту бомбу!
— Но этого не напечатают.
— Конечно, нет.
— Разве обязательно нужны оптимистические концы? — спросил Андо.
— Да, пойми. Нельзя запугивать людей…
И это была правда. В наши дни людям необходима надежда. Над далекими морями подымались ядовитые грибы, волны неслись к материкам. По утрам люди шли на работу, ели, любили, как и раньше. Едва ли кто-нибудь стоял бессонной ночью у форточки и прислушивался к эху взрывов. Нельзя отнимать у людей надежду. Нельзя. Надежду нужно укреплять.
Литературный суд прошел удачно. К концу выяснилось, что в подготовке к вечеру участвовал почти весь класс. Для постановки потребовались техника, освещение, звуковое оформление и еще многое другое.
Когда опустился занавес, и публика, неожиданно многочисленная, зааплодировала, Аарне сказал:
— Ребята, я бы никогда не поверил, что у нас так хорошо получится!
Индрек пришел за кулисы, чтобы пожать всем руки.
— Молодцы, ребята!
— А знаешь, я не верил, что так хорошо получится… — повторил Аарне.
— Ты не верил потому, что все репетиции проходили при дневном свете. Освещение улучшает все в два раза, — разъяснил Андо.
После этого вечера в учительской стали говорить, что из выпускников еще может что-нибудь получиться.
Было пятое апреля.
* * *
Аарне не хотелось танцевать. Он чувствовал себя усталым. Майя заметила это и сказала:
— Давай уйдем отсюда…
Они спустились по каменной лестнице. Музыка осталась где-то наверху. Все классы и коридоры были пусты.
— Давай посидим в каком-нибудь классе…
— А если кто-нибудь зайдет?
— Пусть заходит, нам какое дело!
Мимо школы проезжали машины, по темным стенам время от времени скользил свет. Где-то далеко играл оркестр. Майя села за первую парту.
Аарне подошел к окну и посмотрел в ночь.
— Ты никогда не думал, кем мы будем? — услышал он неожиданно голос девушки.
— Я не знаю… А почему ты спрашиваешь?
— Ты хочешь стать знаменитым? — спросила Майя.
— Почему ты это спрашиваешь?
— Так. А ты хочешь?
— Да, — ответил Аарне.
— Тогда станешь.
— Может быть… Знаешь, это не точно, я не хочу быть знаменитым, я хочу, чтобы меня любили. Слава бывает разная. Я хочу, чтобы меня любили, понимаешь?
— Кто-то идет…
В конце коридора послышались шаги, все ближе, ближе… Еще. Еще ближе. Аарне встал.
Шаги прошли мимо.
— Если бы это была Вельтман… — Майя улыбнулась. Аарне не видел ее лица, но чувствовал, что она улыбается. И улыбнулся тоже.
— Ничего, старая дева до смерти бы напугалась! — Но он знал, что все не так уж просто. Если бы это была Вельтман и если бы она открыла дверь темного класса… Ну, да чего уж там!
— О чем мы говорили?
— О любви и славе. И о том, что ты будешь знаменитым.
— И ты тоже, Майя, если захочешь.
— Нет, спасибо.
— Почему ты так говоришь?
— Из меня ничего не выйдет.
Аарне подошел ближе.
— Ты опять за свое! Я сказал, что выйдет. Я чувствую.
— Нет.
— Я знаю.
— А я не знаю, Аарне.
Аарне подсел к девушке и обнял ее за плечи. Парта была ужасно маленькой и неудобной, здесь, вероятно, занимался какой-нибудь третий класс. Аарне почувствовал себя ребенком.
— Ты рисуешь?
— Нет.
Аарне надолго замолчал. Он не ожидал этого.
— Почему?
— Я не умею.
— Умеешь.
— Нет.
— Майя… — Аарне крепко обнял девушку. Майя на него не глядела, и Аарне пришлось силой повернуть ее голову к себе. Внизу, на улице, проехала машина. Свет скользнул по лицу Майи, и Аарне заметил, что она сейчас заплачет. Он отпустил ее.
Тишина.
Когда-то Майя сказала: «Я все смогу, если ты мне поможешь…» Как же ей помочь теперь? Как? Ну скажите же как?
Никто не отвечал.
Майя прошептала:
— У меня ничего не выходит. Не выходит ничего. У меня ничего не выходит…
Аарне гладил ее волосы.
— Майя, я ведь с тобою, да? Я верю, что трудом можно всего добиться. Всегда добивались. Майя, ты хочешь быть художницей?
— Очень.
— А ты не обманываешь?
— Зачем же мне обманывать?
— Извини… Если хочешь, то сможешь! А ты… я понимаю, работать тяжело и скучно. Но со всем можно справиться…
— Я не могу…
Юноша не знал, что еще сказать. Майя опустила голову на парту. В огромном здании хлопали двери. Наверху играл оркестр. Аарне посмотрел на часы, они показывали только четверть одиннадцатого.
— Майя, ты меня слышишь? — Он приподнял девушку и встряхнул ее. — Майя! — закричал он. — Майя, ты будешь опять работать, слышишь! Будешь, если любишь меня!
Это были очень жестокие и красивые слова. Слишком красивые. Такие, что он сразу пожалел о них. Затем он опять услышал в коридоре шаги, они приближались. Кто-то зазвенел ключами. «Может, классы на ночь запирают…» — промелькнуло в голове. В коридоре раздались еще чьи-то шаги, они двигались навстречу первым. Послышался неясный разговор. Остановились как раз у этой двери. Если теперь…
— Ну, ладно, отнеси ключ наверх.
Это был Лахт, преподаватель физкультуры.
— Хорошо.
Это была уборщица.
— Запираешь двери?
— Да…
— Послушай, отнеси сперва ключ. Директор ждет…
— Ой, да у меня только один класс и остался…
Аарне и Майя замерли. За дверью послышался голос самого директора.
— А, так вы здесь… А я все ищу и ищу. Давайте ключ и пошли.
Шаги направились в сторону лестницы. Лишь сейчас Аарне заметил, что лоб у него мокрый от пота.
— Пошли отсюда.
Они вышли в коридор. Пронзительно скрипнула дверь. Было без четверти одиннадцать, наверху играли «Маленького ослика». В коридоре было полутемно.
Выйдя на улицу, они услышали шум воды в водосточных трубах и почувствовали на лице теплый влажный ветер.
— Скажи, ты… любишь меня? — спросила Майя.
Аарне уловил в ее голосе что-то странное.
— Да, — ответил он быстро.
— Почему?
— ?
— Что можно любить во мне? Ты ужасно далек от меня.
Аарне остановился.
— Как тебе не стыдно!
— Я не знаю…
— Что ты не знаешь?
Майя ответила не сразу. Некоторое время они стояли под большим мокрым деревом, избегая глядеть друг на друга.
— Ладно, пошли… — прошептала она наконец.
— Черт!
— Что с тобой? — испугалась Майя.
— Ничего. Пошли, пошли…
— Ты мне не ответил, Аарне…
Аарне понял.
— Извини… За что я тебя люблю? — Он остановился. — Знаешь, может быть, я не так люблю тебя, существующую… Я очень люблю ту девушку, которой ты когда-нибудь обязательно станешь! Обязательно! Веришь? Скажи, веришь?
— Я не знаю.
— Я заставлю тебя измениться, слышишь? Я знаю, что ты сможешь. Ты должна найти себе цель, слышишь?
— Заставь меня, — улыбнулась Майя. — Прошу!
— Как?
— Ну хотя бы стукни меня…
— Перестань. Ты будешь рисовать. Я не приду к тебе раньше, чем ты что-нибудь сделаешь.
— Хорошо.
Шел мелкий теплый дождь. Асфальт мерцал в свете неоновых ламп, как во сне.