Страница 6 из 55
— Да. А нам простит история, — улыбнулся Индрек.
Но Аарне не мог согласиться с этим:
— Какой же смысл мне тогда жить? Что я, нищий у истории или какой-нибудь полуфабрикат? Послушай, а может, я неполноценный человеческий экземпляр?
— Не спрашивай, я не знаю… А этого человека я понимаю. Он и сам не знает, чего хочет. Для него главное — чтобы жизнь была спокойной.
— Понимаю, — кивнул Аарне. — Болота осушены, моря залиты маслом, чтобы не волновались, вдоль улиц — светлые белые дома. Никто не ревнует, никто не плачет, у всех на лицах ясные улыбки, кругом плавно ступают совершенные тела в античных одеяниях. Так?
Индрек посерьезнел.
— Не преувеличивай. Это вульгаризация. Из чего ты делаешь такие выводы? Из слов этого человека?
— Нет, ты почитай наши фантастические романы.
— Чем же они тебе не нравятся? — спросил Индрек.
— Светлая жизнь!
— Я тебя не понимаю. Тебе она не нравится?
Аарне не собирался сдаваться.
— Но ведь должны же остаться какие-то заботы!
— И останутся! Ведь они есть и у людей в фантастических романах.
— Может быть. В основном, это какие-то таинственные заботы о ракетах или о чем-то подобном. Скажи, что ты думаешь. Человек останется человеком. Я не верю, что он изменится. Почему они об этом не пишут?
— Нет смысла писать такой роман, — усмехнулся Индрек.
— Почему?
— Это никому не нужно. — Он толкнул локтем друга и прошептал: — Кончай. Директор уже четверть часа смотрит в нашу сторону.
— Где он?
— Там, сзади.
Аарне оглядел зал, ища директора. И увидел глаза незнакомой девушки.
В ШКОЛЬНОМ ЗАЛЕ было двадцать окон. Вдали виднелись поля. Все вокруг застыло, устав от своей неподвижности. А со стены смотрит на тебя некрасивое, но умное лицо скрипача.
Увидеть глаза в восемнадцать лет гораздо важнее, чем в тридцать лет. Со временем глаза превращаются в зеркало души или в нормальный орган чувств. А в восемнадцать лет… Как жаль, что все возможные слова давно уже исчерпаны!
Итак, вечером двадцать пятого октября Аарне Вээнпере увидел глаза незнакомой девушки.
Это событие подействовало на юношу необычно, заставив его снова и снова оглядываться назад. Внешне он казался храбрым, но в душе была робость.
Андо как-то спросил:
— Скажи, как встречаются на свете два человека, которым суждено встретиться? Почему их пути не расходятся?
Вероятно, он имел в виду себя и Ингу. Андо твердо верил в роковую любовь, начинающуюся независимо от людей, созданных друг для друга.
Аарне тогда сказал:
— Любовь с первого взгляда? Возможно, это излучение биотоков? Гипотеза, опирающаяся на научные основы…
И так как Андо ничего не ответил на это, Аарне рассказал ему историю о том, как подвыпивший мужчина сказал в автобусе девушке:
— Поостерегись, дорогуша, вот я как пущу в ход свои чары…
Андо рассердился; он плохо понимал шутки. Его обидело уже то, что его красивую теорию назвали дешевым выражением «любовь с первого взгляда».
Вообще-то Аарне не верил в такую любовь. Люди в основном схожи между собой. В каждом можно найти то, что делает их счастливыми… Мы подстраиваемся друг к другу, если не хотим остаться одни.
Когда Аарне оглянулся еще, он увидел и лицо.
Он спросил у Иво:
— Что это за брюнетка?
— Эта? Из «Б», новенькая. Ничего себе! — Иво добродушно улыбнулся. — Если хочешь, проводи домой…
— Помолчи. Как ее зовут?
— Кажется, Майя.
Майя… Майя.
Майя — странное, резко звучное имя. Оно как приказ, как грустная просьба.
Но в этот вечер Аарне не проводил девушку до дому. Он еще не умел так запросто с ними знакомиться.
…Собрание окончилось. Они спустились по лестнице. Нет, не вместе. Девушка, наверное, и не подозревала, что о ней думают. А если бы и знала, то она к этому привыкла.
Аарне подождал, пока она спустится, пропустил ее вперед и медленно пошел за ней. Ночь была ветреная, но не холодная. Майя вышла из ворот, повернула направо и скрылась в темноте. Затем появилась на полминуты в желтом свете фонаря и снова исчезла. Улица была пуста. У следующего фонаря Майя оглянулась и ускорила шаги. Аарне остановился.
Интермеццо
НА ЭТОЙ НЕДЕЛЕ СОЛНЦЕ ПОДНЯЛОСЬ ПОЗДНЕЕ, чем Аарне.
Противно, когда в темную, наполненную сновидениями комнату врывается бледно-желтый свет лампочки под потолком. Остывшая за ночь комната кажется еще холоднее, теплое одеяло становится еще милее, и еще отвратительнее кажется дождь, шумящий за окном, задернутым шторой.
Аарне умывался и медленно одевался. Затем выходил на улицу, гудевшую от шагов просыпающегося города. Восток алел, до зари оставалось не больше четверти часа. Покрытые льдом лужи хрустели под ногами. Теплые окна школы светлели на фоне морозного неба. К ней, как к муравейнику, со всех сторон стекались черные фигуры.
На первом уроке хотелось спать, на втором — уже меньше, на третьем — сон исчезал, на четвертом — хотелось домой, на пятом — тебя охватывало безразличие, а на шестом — сон. Скоро придет зима.
…На следующий день Андо спросил:
— Ну, как? Проводил?
— А ты откуда знаешь?
— Я же был там… Ну?
— Что, ну?
— Я спрашиваю, ты проводил?
— Нет!
— Почему? Решил вести тихий и культурный образ жизни?
— Просто так.
Андо понял, что другу не хочется говорить на эту тему, и перевел разговор:
— Ты немецкий сделал?
— Разве на сегодня задавали?
— Конечно. Где ты витал?
Аарне махнул рукой и сказал:
— Я сейчас сделаю. А ты-то сделал?
— Нет.
— Н-да, тогда придется что-нибудь придумать…
И они получили по двойке.
Черная осень…
После уроков Аарне сказал:
— Я никогда не чувствовал такой лени и усталости, как в этом году… Хоть реви.
— Давай выйдем из этого дома, а тогда реви, сколько хочешь, — сказал Андо мрачно. — А здесь не ревут.
Да, казалось, что вся школа улыбается. Такое впечатление создавалось у постороннего, один раз прошедшего по коридору во время перемены. Здесь был смех во всех вариациях, от едва заметной улыбки до громкого хохота. Никто не плакал, слез не было видно. Школа не терпела чувствительности. Кто хотел поплакать, тот забирался в угол под лестницей, оставался в классе или исчезал в уборной. Только так плакали в этом доме.
Но в общем слез было не так уж много; больше смеялись, так как смеясь легче было переносить горести.
А горести случались часто. Труднее всего было в одиннадцатом классе. Раньше можно было ехать, не оглядываясь: путь вел далеко за горизонт, теперь же зоркий глаз различал приближение какого-то финиша. Трудно предсказать, каким будет этот финиш: возможно, там ждет пропасть.
К сожалению, человек — оптимист даже тогда, когда этого не нужно. Эх, поехали!
Дни проходили однообразно. Самые незначительные события обретали значимость, если только давали повод отклониться от монотонного ритма повседневной жизни. К примеру, школьный вечер, который состоится в субботу.
— НИКАК НЕ ПОЙМУ, ЧТО ЭТО ТАКОЕ, — повторил Аарне. — Уже вторая пара за эту неделю… И должен сознаться, что чувствую себя относительно спокойно…
— Затишье перед бурей, — сказал Индрек.
…Машина мчится к финишу.
Ритмичный день
СЕГОДНЯ ШКОЛЬНЫЙ ВЕЧЕР.
Аарне быстро оделся и посмотрел на часы. До начала оставалось больше часа. Спешить некуда, но и в комнате сидеть тяжело.
По радио женственный тенор исполнял медленную сентиментальную мелодию. На улице уже стемнело. Громко тикали часы.
Тетя Ида вязала на своем диване и время от времени бросала на Аарне поверх очков понимающие взгляды. Затем она подтолкнула свою сестру Амалию, сидевшую на краю дивана:
— Аарне сегодня так взволнован, даже приятно смотреть…
Тетя Амалия понимающе улыбнулась.