Страница 24 из 43
— Ну а как же Даховник? Погиб?
— Все утверждают, что погиб. Но мне почему-то не верится, — отвечает Лена. — Думаю: а может, жив? Ведь на войне всякое бывает…
Лена глубоко вздохнула. Стало тихо. Все думали о Даховнике, о его геройском поступке. Сочувствовали Лене, потерявшей друга.
Невдалеке от «Чайки» взлетел султан воды, затем второй, третий. Лодка повернула вправо, затем влево. А всплески над рекой все чаще и чаще. Сквозь шум Лена услышала тревожные возгласы:
— Там кто-то тонет! Спасать нужно!
«Чайка» изменила направление. Вот уже отчетливо видно: уцепившись за бревно, в воде плавает человек.
— Держись! — раздавались голоса с «Чайки».
— Да это ведь девушка! — воскликнула Лена. — Гони, хлопцы, быстрее!
Борт «Чайки» коснулся бревна. Один из гребцов положил весла и быстро перебрался в носовую часть лодки. Встав на колени, он наклонился к воде и подхватил девушку за плечи.
— Бросай бревно! Цепляйся за лодку!
Обессиленную, продрогшую, ее втащили в лодку.
— Снимай гимнастерку, бери мою! — сказала Лена.
Бойцы сидели молча, участливо наблюдая, как она хлопочет около подруги. Гребец спросил:
— Откуда ты, промокшая голубка?
— Из полка Ершова. Слыхали о таком?
— О ершовцах, гвардейцах! Как не слыхать! — бойко заговорил сидевший рядом с Леной молодой зенитчик.
— А зовут меня Тоня Жидкова. Я — военфельдшер.
— Тонечка! Так это ты?! — радостно вскрикнула Лена. — Слухом о тебе вся земля полна! Товарищи! Так это же бесстрашная гвардии Тоня!
— Видать, что не из трусливых, — живо отозвался гребец.
Лена продолжала:
— Нам зачитывали телефонограмму начальника медицинской службы корпуса товарища Антонова. В ней сказано, что Тоня Жидкова за эти жаркие дни боев вынесла с поля боя около ста раненых. Для всех нас, медработников, она пример.
Тоня глубоко вздохнула:
— А вот сегодня видите как?
— Что же случилось?
— Пятерых раненых доставили к Волге, чтобы переправить на левый берег. А переправляться не на чем. Хоть садись и плачь. Но потом увидели небольшой плотик. Погрузились на него. Поплыли кое-как. Почти до середины реки дошли. В нас угодила мина. И всех в воду побросало.
— И никто не спасся? — спросила Лена.
— Нет. Никто. Я кое-как держалась на воде. Чувствую, не дотянуть мне до берега. Попалось под руки бревно. Ухватилась за него… Лучше бы и я утонула… — сквозь слезы вымолвила она.
— Что ты, милая! Разве по твоей вине разбило плот? — успокаивала Жидкову Лена. — Вот и нас чуть не накрыли снаряды. Фрицы здесь за каждым человеком охотятся.
Лодка причалила к берегу. Вскоре подошла и санитарная машина. Лена и Тоня помогали раненым забираться в автомобиль. В хуторе, куда прибыла «санитарка», в палатках, разрисованных желтыми и зелеными полосами, размещался эвакогоспиталь. К остановившейся машине с красным крестом подошел высокий мужчина в военной форме. Это был военврач второго ранга Леонид Петрович Антонов.
— Откуда люди? — спросил он.
— Из части Германа, — ответила Лена Земцова.
— А вы-то чего здесь, Тоня? — остановил он взгляд на Жидковой.
— От смерти спасалась! — заметила Тоня и рассказала о случае, происшедшем на реке.
— Ничего, Тоня! — сказал Антонов. — Жить тебе до ста лет!
— Спасибо за пожелание!
— А тебя как зовут? — спросил Антонов подругу Антонины.
— Санинструктор Лена Земцова.
— С какой батареи?
— Новицкого.
— Знаю его. Хороший командир.
Дежурному по эвакопункту врачу Лена Земцова передала список доставленных раненых.
— Будем лечить и отправлять дальше в тыл, — сказал врач. — А вы, значит, обратно, на правый берег?
— Да.
Справившись с делами, Лена разыскала Антонину, и они вместе направились к берегу реки. Шли по тропе, что тянулась рядом с разъезженной песчаной дорогой, разговаривали.
Лена узнала, что Тоня родилась в селе Посудич, Брянской области, спустя два года после Октябрьской революции. Детей в семье было много. Тоня — самая младшая, тринадцатая по счету. В Одессе она окончила медицинский техникум и стала работать фельдшером. Война застала ее в Кишиневе. В тот тревожный воскресный день девушка поспешила в военкомат и умоляюще просила: «Пошлите меня на фронт, на передовую».
— Представь себе, Леночка, — говорила Жидкова, — назначили меня военфельдшером ВНОС. За что браться? С чего начинать? Ума не приложу! Говорит как-то командир, что нужно навести порядок на кухне и в столовой. Иду на кухню. Вижу — грязновато. Беру ведро, тряпку и мою полы, затем скамейки. Встречает командир и спрашивает: «Порядок навели на пищеблоке?» Отвечаю: «Конечно. Полы на кухне помыла, а завтра за столовую возьмусь». Лицо командира озарилось улыбкой. «Да разве, — говорит он, — так нужно врачу наводить порядок?»
— В общем, урок получила хороший? — улыбнулась Лена.
— Да, не говори! Так и училась военной службе.
Девушки пришли на берег. Под ветвями лозняка, упершись носом в землю, стояла «Чайка». Однако в лодке никого не оказалось.
— Обождем! — предложила Лена.
Она достала портсигар, поблескивающий серебром, с выгравированными буквами «Л. Д.», стала рассматривать.
— Ты что же, куришь? — удивленно спросила Тоня.
— Нет. Это — память о нем. Видишь инициалы — Лука Даховник.
— Подарил?
— Нашла на месте, где были блиндажи командного пункта дивизиона. — Лена сорвала увядшую ромашку. — Вот так и любовь моя увянет, как этот сломанный цветок.
— Не горюй, — тихо проговорила Тоня. — Что поделаешь, если суженый погиб. Вот я с тобой здесь, а душа ведь болит об одном человеке.
— Кто он?
— Да есть такой, в нашем полку.
— Скажи — кто?
— Комбат Савонин. Его батарея у Мамаева кургана стоит.
— Где же вы с ним впервые увиделись?
— Здесь, в этом городе, на батарее. Приглашал меня после войны в Киев, где он жил до призыва в армию.
— И что же ты ответила?
— Рано загадывать о будущем. Еще неизвестно, придется ли нам после войны ходить по белому свету?
— Дождетесь победы и будете в Киеве жить. И я прикачу к вам в гости. Вспомним тогда день, когда переплывали вместе Волгу.
Удлинились тени, солнце клонится к закату. Из-за высокого лозняка вынырнул грузовик. Послышался знакомый голос гребца с «Чайки»:
— Сгружай, хлопцы!
«Чайка» быстро была заполнена снарядами.
— А о нас не забыли? — крикнула Лена, приближаясь к лодке.
— Нет! Не забыли! Садитесь!
Взяв на борт своих старых пассажиров, «Чайка» тронулась в путь. Набежали тучи. Быстро потемнело. Усилившийся ветер затруднял работу гребцов. Лена и Тоня сидели рядом, говорили о своем.
— Уступайте нам место, сядем за весла! — предложила Тоня.
— Сами справимся!
Над Волгой, описывая полудуги, взлетали и падали ракеты. Висело несколько осветительных авиабомб. А за каменными громадами домов, что на правом берегу, гремели орудийные выстрелы. Монотонно плескалась вода от ударов весел. И лодка, покачиваясь на волнах, шла все дальше и дальше.
Спустились густые сумерки, когда «Чайка» стала приближаться к берегу. Гребцы переглянулись. Один из них притормозил веслом:
— Не туда приплываем!
— Действительно не туда.
Ефрейтор, старший экипажа, всматриваясь в берег, сказал:
— Дунули за Спартановку. Но здесь где-то батарея Новицкого. У них и разгрузимся.
— Правильно, батарея здесь, — подтвердила Тоня.
Лодка стала подходить к обрывистому берегу. И только она остановилась, как к ней справа и слева стали подбегать люди. Послышались возгласы на немецком языке. Гитлеровцы, держа перед собою автоматы, сжимали полукольцо.
— Гранаты к бою! — скомандовал ефрейтор. — А вам, девчата, приказываю немедленно уходить!
Лена толкнула Тоню в воду. Жидкова нырнула и поплыла. Вскоре она услышала огромной силы взрыв. Пламя на миг осветило то место, где стояла «Чайка». Затем снова все потемнело.
Может, четыреста, а может, и все шестьсот метров проплыла Тоня вдоль берега. Выйдя из воды, увидела прохаживающегося фашистского солдата. «Опять переплет», — молнией пронеслась у нее мысль. Она припала к земле. Когда солдат повернулся к ней спиной, бросилась в лощинку. Долго ползла, держа направление к тракторному заводу. И вот на горе, окруженной рвами, увидела силуэты зениток. Ее остановили часовые.