Ветки кизила

Гюльсум никогда не роптала на столь неучтивое отношение. Если между ними вспыхивала ссора, ханым-эфенди всегда вставала на сторону прислуги и набрасывалась на нее: «Если мы прогоним эту женщину или того мужчину, ты снова заставишь меня унижаться перед тобой?»

Впрочем, имелась еще одна причина такому ангельскому терпению. Гюльсум знала по опыту, что хорошее обхождение с работником когда-нибудь закончится, рано или поздно ему достанется от хозяйки дома, и поэтому выжидала. И действительно, проходило семь-десять дней, и повар либо другой работник начинал проявлять себя не с самой хорошей стороны.

У хозяйки дома имелся прямо-таки артистический талант. Поэтому она, как только нащупывала в человеке слабинку или замечала плохие наклонности, незамедлительно начинала грустить, а потом сердиться.

Интуиция еще ни разу не подводила Надидэ-ханым, она предвидела все наперед. Однако одних предположений было недостаточно, чтобы повесить на человека ярлык вора или бездельника. Для этого требовалась веская причина. Если такая причина находилась, это не предавалось огласке, но нужно было заставить человека работать усерднее.

Наконец наставало время Гюльсум выйти на сцену из-за кулис и сыграть свою роль.

Расследование начиналось с тайного разговора в уголке с ханым-эфенди. Есть подозрения, что между горничной и поваром или соседским парнем завязались отношения? Гюльсум следовала за женщиной по пятам, словно сыщик.

Она ночами бродила по комнатам, подслушивала разговоры в доме и, как только узнавала, что требовалось, тут же передавала все ханым-эфенди. На кухне приворовывают? Гюльсум снова принималась шпионить. Ей, как никому другому в доме, было известно, где повар может спрятать продукты. Она методично проверяла уголь в очаге, места под лестницей, мусорные ведра и даже щели в стенах сада. Когда она находила украденное масло или конфеты, то вытаскивала их.

Дни расследований были для Гюльсум по-настоящему счастливым временем. В те дни ханым-эфенди и ее приемная дочь становились не разлей вода. Гюльсум делала ей массаж и в то же время докладывала обстановку. Надидэ-ханым давала ей различные указания. Иногда она даже советовалась с девочкой, что делать. Ей было известно, что у Гюльсум имеется немалый опыт в подобных делах.

Когда слугу или повара с позором выставляли за дверь, Гюльсум просто пьянела от восторга и гордости. Этому способствовала и радость ханым-эфенди. Ведь Гюльсум была «ребенком дома», а значит, и лучше их всех в десять раз.

«Молодец, Гюльсум-калфа… Расти побыстрее, чтобы спасать меня от этих мошенников. Будь стражем этого дома!» — говорила она и гладила ее по спине.

Гюльсум с удовольствием бралась за работу, которую выполнял слуга, однако со временем снова обнаруживалась ее неловкость и нечистоплотность, и ханым-эфенди вновь начинала сердиться. Потом нанимали нового слугу. После чего находили мусор, брошенный Гюльсум в спрятанные тарелки, которые она разбила, когда мыла посуду.

Наконец, ханым-эфенди в который раз начинала считать нового работника своим ценным приобретением, и опять убеждала его не церемониться с Гюльсум. И все начиналось по новой. Но Гюльсум на этот счет не волновалась. Она знала, что в течение десяти-пятнадцати дней человек покажет свои плохие качества, и утешалась тем, что недолго осталось ждать момента возмездия, когда этого человека, который ее обижает, прогонят.

Глава двадцать четвертая

Было время, когда Гюльсум снова заслужила уважение в глазах домочадцев. Как-то она следила за новой горничной по имени Азизе. Это была болтливая и игривая вдова лет тридцати. Когда она пришла в дом, то долго рассказывала, что ей пришлось вытерпеть от местных ловеласов. При этом она плакала, пытаясь разжалобить хозяйку дома. Она говорила, целуя юбку Надидэ-ханым: «Любимая моя ханым-эфенди, в вашем доме я и сыта буду, и моя честь не пострадает».

Однако спустя некоторое время ханым-эфенди вновь что-то заподозрила. Похоже, что между Азизе и поваром Али начали зарождаться отношения. Она хорошо подумала, но никак не решалась высказать женщине в лицо все, что о ней думает. «Я считаю ее такой же испорченной, как и всех остальных. Наверное, я становлюсь жестокой», — злилась она на себя. Однако, что поделаешь, хозяйка никак не могла выбросить эти мысли из головы. Наконец она поручила Гюльсум выяснить, правда ли это. В любом случае было необходимо тайное и умелое расследование.

Любовь между горничной и поваром, несомненно, могла испортить репутацию дома. Но основная опасность заключалась не в том, что они полюбили друг друга, а в том, что они начнут воровать совместно, и убытки дома возрастут. Затем они перетащат украденное на соседнюю улицу, а когда совсем обчистят дом, ищи потом ветра в поле…

Так как Азизе была очень хитрой женщиной, хозяйка дома действовала с чрезвычайной осторожностью. Она даже не позволяла Гюльсум следить за ней, как за другими.

Как раз в это время с туалетного столика Ферихи-ханым пропала дорогая цепочка. Кроме Азизе, никто в комнату больше не входил.

У ханым-эфенди не было сомнений, что украла вещь именно Азизе, но вместе с тем она начала издалека:

— Дочь моя, ты убиралась в комнате. Может быть, ты в спешке куда-то положила цепочку, а может быть, и уронила. Поищи-ка хорошенько еще раз.

Однако Азизе быстро поняла, откуда ветер дует.

— Ах, вы говорите, я воровка? Нет, я честная женщина, — кричала она не своим голосом.

При таком положении вещей не оставалось ничего другого, как вызвать полицию. Няньку послали в полицейский участок. Через несколько минут Таир-ага вернулся вместе с молодым комиссаром.

Когда женщина увидела комиссара, она снова закричала так, будто была основным истцом:

— Господин чиновник… Меня хотят оговорить… Будьте свидетелем… Я подам иск… — Потом, дабы окончательно отвести от себя подозрения, хотела заставить обыскать свою одежду и личные вещи. Дети снова столпились на лестнице.

Несмотря на то что Гюльсум в этот раз не смогла сама разоблачить воровку, девочка снова радовалась. Она руководила детьми и отдавала им команды.

Они осмотрели личные вещи Азизе, но ничего не обнаружили. Настал черед одежды женщины. Когда комиссар, не торопясь, обыскивал служанку, она плакала и краснела, причем все больше и больше. Взглянув на нее, комиссар начал сомневаться в ее правоте.

Азизе, которая продолжала болтать без умолку, сказала, вроде бы ни к кому не обращаясь:

— Я таких домов еще не видела. Будто проходной двор. Никто никому ничего не говорит. Кто зашел, кто вышел — неизвестно. Вероятно, что украла эта девочка Гюльсум… Ее уже столько раз ловили на воровстве…

Комиссар, который жил в этом районе и был близко знаком с обитателями дома, принял к сведению эти слова.

Он пожелал переговорить с хозяйкой дома с глазу на глаз. Когда они вошли в гостиную, он сказал:

— Уважаемая ханым-эфенди, вероятно, эта женщина виновата. Однако она не похожа на преступницу. Не будем вот так сразу брать грех на душу. Возможно, это взял ребенок, как она и предположила…

Упоминание о ее приемной дочери задело ханым-эфенди. Комиссар понял это и принялся уговаривать женщину:

— Это ведь ребенок, сударыня. Кто ее знает, может быть, она просто хотела пошалить. Не беспокойтесь, я немного подержу ее в участке. Возможно, будет какой-нибудь результат.

После долгих раздумий ханым-эфенди наконец согласилась. В конечном счете, подозревать и задерживать — это право полиции. Выводить воришек на чистую воду — его работа. А значит, даже если кто-нибудь из ее родных детей совершит преступление, она вынуждена будет сдать в полицию и его.

Выйдя из комнаты, комиссар обратился к Азизе:

— А ну-ка, быстро надевай свой чаршаф, и пошли в полицию. — Затем он сказал Гюльсум: — Девочка, ты тоже одевайся, пойдешь с нами, побудешь там немного…