Ветки кизила

Взамен на те мелкие поручения няньки, которые Гюльсум выполняла для него, она хотела только одного: чтобы он слушал ее сказки про Исмаила. Таир-ага делал это так серьезно и внимательно, как только мог.

Однажды ночью нянька слушал, как обычно, тихий девичий голосок и уже готовился ко сну, когда послышался звук падающих на пол монет; потом еще и еще… Десятки, куруши, четвертаки будто сыпались с неба, переворачивались при столкновении с досками пола. Монетки раскатывались по всей комнате, некоторые из них исчезали в щелях между досками.

Никакой другой шум не смог бы так мгновенно разбудить няньку. Его сон моментально улетучился. Таир-ага увидел, что монеты вываливаются из дырявого кармана зеленой шерстяной кофты Гюльсум. После того как он догнал катившийся четвертак и прижал его босой ногой, он спросил:

— Девочка, что это такое?.. Где ты их нашла? Неужели украла?

— Я не крала, дядя… Это мои личные деньги.

Щедрость покойного Шекип-паши, который раздавал направо и налево последние деньги, оставшиеся в его кошельке в последний день месяца, словно осыпал монетами молодых на свадьбе, в некоторой степени передалась и его детям. Нянька знал, что барышни так же, как и другим слугам, частенько давали Гюльсум деньги.

Это значит, что, несмотря на страсть девочки к еде, она не проедала деньги, а копила.

После того как Таир-ага собрал монеты, он забеспокоился о тех, что закатились между досками пола, и спросил:

— Девочка, сколько у тебя всего было курушей?

Разве Гюльсум их считала?..

— Много или мало… Да какая разница? — начала она.

— Да покарает тебя Аллах… Только у меня в руке девяносто три куруша.

Гюльсум рассказала няньке, что эти деньги она копила для Исмаила. Она хотела, чтобы нянька купил на них конфет, сушеного гороха, яблок, рубашку и туфли и отправил все это в Эдирне.

На это Таир-ага ответил:

— Зачем это тебе, девочка… В Эдирне ему дают и еду, и одежду… Лучше потрать эти деньги на себя.

Но она плакала и порывалась поцеловать босые ноги няньки. Он видел, что переубедить ее не удастся…

— Подожди, успокойся… Пусть пройдет хоть пара дней, мы найдем более легкий путь… Может быть, случайно встретим какого-нибудь земляка… — так он той ночью пытался успокоить девочку.

Для няньки это действительно стало проблемой, над которой следовало хорошо подумать. Он знал, что ему не удастся отговорить ее от этой идеи никакими силами. Но, если он откажется ей помочь, она обратится к слугам или к соседским детям и, найдя кого-нибудь, попросит отнести хоть несколько курушей.

На следующий день нянька решил все-таки помочь Гюльсум, чтобы она не обращалась к чужим.

— Ладно, девочка… Я сам отправлю всего это. Но ты много не болтай. Если расскажешь об этом кому-нибудь, тебе крепко влетит, — сказал он.

Начиная с этого дня Гюльсум стала приносить Таир-ага все, что попадало ей в руки: деньги, еду, куски материи, детские игрушки, старые носки. Среди всего прочего встречались даже потрепанные изящные женские вещи и тетради.

Раз в неделю, ночью, все вещи торжественно упаковывались, и рано утром следующего дня Таир-ага относил эту посылку на почту.

Глава восьмая

В комнате няньки стоял большой зеленый жестяной сундук, на котором висел замок.

Домашние знали, что этот сундук был оставлен Таиру-ага на временное хранение его земляком, совершающим хадж. Но прошло уже много лет, а земляк все не возвращался, и никому в голову не приходила мысль о его возможной кончине в священных землях.

После того как Таир-ага запирался у себя в комнате, он открывал сундук и начинал раскладывать вещи: деньги в деревянную чернильницу, еду — в бумажный пакет, а прочее, что может пригодиться в хозяйстве, — куда придется.

Если ему попадался рваный носок или сломанная игрушка, он отправлял их в специальную корзину или же выбрасывал.

Чего только не было в сундуке хаджи: сигареты, спички, пакетики со свечами, мыло, тетради, катушки ниток, разнообразные иголки, ручки, бутылочки с чернилами, конфеты, чай, молотый кофе, оливки, рыбные консервы и даже лампочки… На самом верху стояли весы и жестяная коробочка, заменяющая кассу.

Ввиду того, что места было мало, все вещи приходилось весьма тщательно укладывать.

На самом деле сундук хаджи был не чем иным, как тайной бакалейной и галантерейной лавкой Таира-ага. В течение восьми или десяти лет нянька вел в доме хоть и подпольную, но весьма честную торговлю.

Бывало, окликнут Таира-ага с лестницы: «Дорогой… хозяйка требует травяной чай за пять курушей, и дает два куруша сверху», или: «Не сочти за труд, купи-ка наждачной бумаги в лавке, только детям ее не давай». Тогда Таир-ага сначала заходил к себе в комнату, находил в сундуке требуемую вещь, заворачивал ее в оберточную бумагу и клал в карман, потом выходил на улицу и, отдохнув немного на завалинке, возвращался домой.

Эта торговля начиналась так. Известно, что в доме царила анархия, каждый был сам по себе… К примеру, хозяйка посылала няньку в лавку купить конфет. Как только бедняга приносил конфеты, она говорила: «Ох, Таир-ага, у нас закончились свечи, пойди-ка принеси мне пару штук». Как только старик возвращался со свечами, то в дверях «случайно» сталкивался с кем-то из зятьев: «Нянька, я опять забыл купить сигарет, будь так любезен, сбегай-ка в табачную лавку».

Через десять минут кто-нибудь из женщин требовал купить шелковых ниток или сходить в аптеку за соской для ребенка.

Когда нянька, шмыгая носом, наконец возвращался к себе, он слышал, как дети кричали наверху: «Мы хотим конфет и кишмиш», и как бабушка отвечала им: «Потерпите немного, сорванцы… Вот придет нянька — я скажу ему, чтоб купил».

Иногда няньке становилось совсем невмоготу: «Я что, дитя неверного? Разве вы дали мне жизнь? Разве вы не боитесь Аллаха? Вы бы посылали меня в лавку без конца. Где ваш разум?.. Только и слышу от вас: купи то, купи это… У меня уже ноги отваливаются!» — громко возмущался он.

Когда он так кричал, какая-нибудь из барышень спускалась к нему и утешала, поглаживая его бороду:

— Не расстраивайся, нянюшка… ты прав… Тебя очень утруждают… Смотри, разве я утомляю тебя понапрасну? Если раз в сорок лет я буду занята чем-то очень важным — тогда другое дело… К примеру, сейчас. Эти проказники снова украли мои заколки… Если бы ты ради уважения ко мне сходил в лавку… Нет-нет, так быстро не надо… И заодно купи еще белых плетеных ниток, а?

Нянька открыл в своей комнате потайную лавку не с целью наживы, а для того, чтоб избавиться от бесконечных хождений туда-сюда.

Поначалу его ассортимент был довольно небольшой: спички, сигареты, сахар, шпильки, иголки для шитья, конверты и бумага для писем и некоторые другие вещи, необходимые в хозяйстве, которые домашние просили купить чаще всего. Он продавал их по той же цене, по которой покупал, и вся его прибыль состояла в том, чтобы не бегать на рынок попусту по сто раз на день. Однако со временем Таир-ага решил, что надо подумать о выгоде. Например, спички и карандаши он теперь продавал поштучно, конверты, бумагу и свечи — пачками. Если кофе, сахар или мыльные принадлежности дешевели, он продавал их по цене того времени, когда покупал, то есть дороже, чем в лавке или бакалее, и это приносило няньке небольшую прибыль. Но если цены превышали рыночные, это касалось уже совести и порядочности продавца, но такое случалось нечасто. В конце концов накопления няньки стали увеличиваться с каждым годом. Хотя у этой знатной семьи деньги не переводились, тем не менее нянька знал, что если наступят тяжелые времена, то ему придется хуже всех. Так почему бы тогда не подстраховаться?

Да и вообще, денег много не бывает. С каждым днем нянька находил все новые и новые источники прибыли.