Их чужие дети

Вера Андреевна вздохнула и вернулась, устало опустившись в кресло и пряча озябшие ладошки. Казанцев слушал её внимательно и старался понять, что же случилось с этой неунывающей женщиной.

– И никто не хочет понимать медиков. А ведь многие реально работают «на грани». Знаешь как мне обидно бывает, когда нас всех огульно обвиняют в хамстве, взятках, непрофессионализме. Поверь, доброе слово и искреннее «спасибо» для большинства медработников важнее той пресловутой бутылки коньяка. Просто тогда они снова начинают видеть смысл в своей работе. Их прессуют и начальство, и пациенты, а они просто такие же люди, как и все окружающие. Да и процент тупиц и хамов в медицине не больше, чем в других профессиях. А вот приходится выслушивать... А многие из тех, кто критикует и обливает медиков грязью, приходят к врачу тогда, когда лечение в интернете и у фармацевта уже не помогает. Но виноват всё равно человек в белом халате. А ничего сказать не можем, не имеем права.

– У нас один преподаватель в академии любил повторять, что жизнь так устроена: либо се ля вы, либо се ля вас. – Казанцев усмехнулся и добавил: – Недаром есть поговорка: если ты не врач – не лечи, если ты не Бог – не суди.

– Да, точно сказано, да только есть несколько аспектов жизни, в которых разбираются все. Это экономика страны, воспитание детей и футбол! И, конечно, медицина. Это золотое «надо в интeрнете поискать», нетленное «у меня соседка такие же таблетки пила», зaвсeгдатое «мы вот в поле рожали». И никто не думает, а сколько таких рожавших выжило? И сколько малышей прямо у тех полей похоронили, приговаривая «бог дал – бог взял». И как донести до людей, что мы не обслуживаем их, а оказываем помощь, поэтому все решения принимаем только мы, не нуждаясь в чужих советах по одной простой причине – если бы от их советов мог быть толк, до вызова нас дело бы точно не дошло. Вот так и живём, а потом наступает прозрение. Знаешь, что это такое медицинское прозрение? Это когда перестаёшь видеть в людях то, чего в них никогда не было.

– Но всё равно же остаёшься и работаешь по-прежнему?

– Да, остаёшься, только в это мире всему есть цена, Костя. Знания и опыт, особенно опыт отрицательный, тоже имеют свою цену. Чем больше ты знаешь, тем менее счастливым ты становишься. Знания делают человека циником и реалистом – это обычная закономерность. А иногда так хочется просто беззаботно отдохнуть, потанцевать, встретиться со старыми приятелями, поплакаться в жилетку, а у тебя дежурство...

Казанцев улыбнулся и заметил:

– Но в следующую пятницу у вас нет дежурств, а лекции заканчиваются в два часа. Поэтому я приглашаю вас, Вера Андреевна, в ресторан, – выпалил он и замер, внимательно глядя на поднявшую брови Симонову.

– Это что было, Казанцев?

– Приглашение, от чистого сердца. Вера Андреевна, мне тут как бы четвертак стукнет на следующей неделе. Понимаю, что для истории человечества – это незаметный пустяк, но для меня и моей семьи событие. И я хочу отпраздновать его с близкими и родными мне людьми. А вы, как ни крути, моя крёстная мама в медицине. Всем, что знаю, что умею, я обязан вам. Да, меня многому научили на кафедре, но руки мне поставили вы. И вы многое мне доверяете. А потом – если вы сейчас откажетесь, то я расскажу маме, что вы её старым врачом обозвали!

– Негодяй, шельмец, шантажист! Да я тебя на ноль умножу! – громко закричала Симонова. Тут же дверь в её кабинет отворилась и появилась встревоженное лицо Бережной. – Галина Ивановна, он мне угрожает, представляете?

– Да, сволочь. Но порядочная вроде, – отрезала акушерка и закрыла дверь, после чего и Симонова, и Казанцев рассмеялись.

– Соглашайтесь, Вера Андреевна, вам просто необходимо отдохнуть и встретиться со своими друзьями. Вы же с мамой просто созданы будто из одного бокала!

– Казанцев, каннибалы тоже считают, что люди созданы друг для друга. А Лилька, повторюсь, из меня столько крови выпила в юности.

– Ну так у вас есть шанс отыграться!

Вера Андреевна тепло улыбнулась и молча кивнула. Костя прав, ей надо просто отвлечься и отдохнуть. Тем более двадцать пять – замечательный возраст!

Глава 4

Вера Андреевна улыбнулась, оглядела коллег и друзей, сидящих за столом, и слегка пожала плечами:

– Ведь для чего рожают детей? Чтобы видеть, как они радуются. И радоваться вместе с ними. Вот для чего Бог создал человека и все условия для него? Чтобы видеть, как человек радуется, наслаждаясь жизнью. И я хочу пожелать тебе, Константин, именно этого. Радуйся, живи, наслаждайся каждой минутой, люби, бери от жизни всё, но желательно, конечно, только хорошее, а всё остальное тебе наша работа добавит. И запомни – акушеры самые важные и уважаемые в медицине специалисты, потому что мы обеспечиваем работой врачей других специальностей! За что я и хочу поднять свой бокал. С днём рождения!

Вера Андреевна широко улыбнулась и подмигнула своему ученику. Она отсалютовала ему бокалом и сделала несколько глотков вина.

– Верка, я тебя убью, – шмыгнула носом Лилия Анатольевна. – А если сейчас тушь потечёт? Господи, неужели это мой маленький мальчик?

– Он, он, Лиль, только чуть вырос и раздался в плечах, – со смехом ответила ей Симонова и будто невзначай стрельнула глазами в сторону сидящего чуть в стороне седовласого мужчины. Перед застольем Константин представил ей своего дядю Телегина Леонида Анатольевича, мимоходом заметив, что мамин брат недавно насовсем вернулся в столицу для руководства одним из силовых ведомств, чем несказанно заинтересовал Симонову. Ещё со студенческих времён Вера помнила, что у подруги Лили Телегиной был старший брат, но он учился в каком-то крутом военном училище, а потом Лиля вскользь упомянула, что его отправили в длительную командировку, потом ещё куда-то, одним словом, они так и не познакомились. И вот неожиданно она увидела этого загадочного мужчину, и надо заметить, что он произвёл на неё огромное впечатление. Прямо Джеймс Бонд в отлично сидящем на широких плечах костюме. Он с улыбкой слушал своего зятя, периодически оглядывая зал, будто и сейчас следил, анализировал, защищал.

Казанцев смеялся и танцевал со всеми приглашёнными женщинами, раздавал комплименты направо и налево, отчего его гостьи расцветали улыбками и сверкали глазами. Галина Ивановна Бережная сегодня была в ярком малиновом платье с черными кружевными вставками, в туфлях на каблуке и поначалу странно молчаливой. Но вскоре по привычке всё контролировать взяла в свои руки руководство банкетом, против чего никто из гостей и не думал возражать.

– Вчера с Денечкой в парке гуляла, такого мужчину встретила, аж сердце зашлось. Такое чувство было, как будто влюбилась. Потом поела. Вроде отпустило.

– А что Деня сказал? – Казанцев усмехнулся и посмотрел на Бережную. Маленького Дениса, внука Бережной, обожало всё отделение. Шустрый пухляш, появившийся на свет три года назад на смене своей бабушки, был центром вселенной для самой Галины Ивановны и её дочери Кати. Казанцев не пытался узнать, почему умница и красавица Катя осталась одна с ребёнком, но любовь бабушки пока оберегала малыша от всех бед.

– Да что он может сказать, когда рядом трамваи! Он часто таскает меня гулять на аллею, мимо которой они проезжают. И всякий раз, когда он слышит дребезг приближающегося трамвая, бросает все свои дела и важно машет проезжающему мимо вагону. Он был в восторге, когда вагоновожатая одного из них просигналила трамвайным звонком ему в ответ. У него потом весь вечер рот не закрывался, а я молчала, между прочим! – Все улыбнулись, представляя радость маленького мальчика от такого знака внимания и молчаливую Бережную. – А вот сейчас мне есть что сказать этому миру. Годa идут – честь сохранять всё проще. Одно могу честно заявить – вот когда ты, Фёдрыч, встретишь своего человека, поймёшь почему с другими не получалось. Вот тогда мы с тобой и поговорим! И вообще, знаешь, я сейчас ревновать начну!

Казанцев посмотрел на весёлых гостей, занятых разговорами и вкусными блюдами, и тихо поинтересовался: