Месть «Синдиката» (ЛП)

Она берет меня за руку, и все те знакомые покалывания, которые мы испытывали каждый раз, когда прикасались друг к другу, возникают во мне, и мне хочется ее поцеловать. Но я не делаю этого, и это немного убивает меня изнутри. С тех пор как мы вернули ее, я только и делал, что рыдал в ее объятиях, как идиот. Джи и Син оба открыли свои чертовы сердца и излили ей свои чувства, как будто это было пустяком. А я? Ни хрена. Меня и бесит, и раздражает, что я даже не могу придумать, как произнести эти слова.

— Мы даже не видели их, но я уже тоскую по ним, как сумасшедшая, — тихо произносит она, словно боится говорить об этом. Я смотрю на ее великолепный профиль, пока она глядит в окно. — Всё прокручиваю моменты и думаю, как мы могли пропустить знаки? Они были там, едва заметные, но были. Я даже не помню, как забыла сделать укол. Потом врач сказал, что зачатие девочек произошло где-то в районе моего дня рождения.

Эта проклятая боль в сердце снова вспыхивает при мысли о девочках.

— Хм… для них уже принято какое-нибудь решение? Учитывая, что я не участвовал в обсуждении. — Сейчас, когда понимаю, как много я, вероятно, пропустил, мне необходимо знать.

— Немного. У нас еще есть время до завтра, чтобы все уладить. Я спросила, могут ли они кремировать девочек, хотя они такие маленькие, и мне ответили «да». Когда мы вернемся, хочу сделать что-то особенное с их прахом. Имена еще не выбрали. — Она глубоко вздохнула, а потом снова заговорила: — Они попросили назвать фамилию, а я не знала, что сказать. Как мы вообще можем выбирать? Я отказываюсь делать такой выбор, когда это наши дети. К черту ДНК-тесты.

Ее взгляд свиреп, когда она наконец переводит на меня взгляд.

— Какая разница, ведь вы все были бы их отцами. Они были бы вашими избалованными испорченными принцессами, и мне постоянно приходилось бы уговаривать вас, тупиц, перестать их баловать, а потом прилетели бы мои братья-идиоты и еще больше избаловали бы засранок. Они были бы ошеломлены всей нашей любовью и поддержкой и злились бы, когда вы все пятеро отпугивали любого парня, который хотел бы с ними встречаться.

Я впечатлен ее позицией в этой ситуации. Восхищен ее вздорным характером. Но комментарий о том, что девушки встречаются? Да… Пошли все на хрен. Черта с два.

Усмешка срывается с моих губ, и я саркастически ей отвечаю:.

— Ты чертовски заблуждаешься, если думаешь, что мы когда-нибудь подпустили бы к ним какого-нибудь сопляка в радиусе ста миль, солнышко.

Она пытается улыбнуться, но снова отводит взгляд. Я крепче сжимаю ее руку, пытаясь выразить свои чувства.

— Я не уверен, как мне со всём этим справиться.

Она обдумывает мой ответ.

— Мы справимся. Вместе. — Одно слово. Оно простое, но в нем заключено все, что делает бесполезными миллионы других возможностей.

Тишина окутывает нас. В ней комфортно. То, к чему я не привык, но наслаждаюсь. Я думаю о том, что она сказала об именах для девочек. Теперь вспоминаю некоторые варианты, предложенные другими, и думаю, что ни одно из них не подходит. Я достаю телефон и минуту ищу подходящие имена.

— Мила и Габриэлла Костовы. Как тебе такие имена для девочек? — Бетани молчит, поэтому я продолжаю тараторить. — Ты сказала, что не хочешь выбирать между нашими фамилиями, что если мы дадим девочкам твою фамилию? Ну, ту, с которой ты родилась. Нелогично, но кого это волнует? Они наши дочери, а все остальные могут идти нафиг, мне все равно. — Ее смех останавливает мой бред.

Все становится на свои места и обретает смысл, когда наши глаза снова встречаются, и она одаривает меня легкой улыбкой.

Вся эта ситуация разорвала нас на кусочки и полностью опустошила. Никто из нас этого не ожидал, но мы с радостью приняли нашу судьбу. Другая? Ни за что на свете. Но опять же, если Бетани скажет, что детей больше не будет, я не против. Она захочет еще, и я сделаю все возможное, чтобы дать ей столько детей, сколько пожелает ее сердце.

Сейчас нам всем больно, но если мы будем держаться вместе, то в конце концов все наладится. Пройдут дни, недели, возможно, даже месяцы, и постоянная боль в наших сердцах притупится до чего-то более терпимого. Она никогда не пройдет полностью. Я не хочу, чтобы это когда-нибудь прошло. Я всегда буду приветствовать это легкое жжение.

Потому что в этот момент, сейчас… я понимаю, что Бетани полностью и окончательно подходит мне. Я никогда не полюблю кого-то другого так, как люблю ее. Никто и никогда не сравнится с ней. Это невозможно.

Все, что связано с ней, воспламеняет душу самым лучшим образом и делает все пережитое в прошлом стоящим. Я бы прошел через все это снова и снова, если в итоге она окажется рядом. Она пробуждает лучшее во мне, во всех нас.

Бетани когда-нибудь станет моей женой. Подожди. Нет… Не когда-нибудь…Она станет нашей женой. Мне все равно, захочет ли она свадьбу века, которая будет соперничать с королевской, или пожелает скромную церемонию. Я сделаю все, что потребуется, чтобы это случилось. Если для этого придется поджечь мир? Думаю, мне лучше запастись спичками и горючим. Потому что ее счастье — это наше счастье. Каждая ее эмоция — наша.

Я не уверен, как это произошло, но помню лишь, что встал с кровати и опустился на одно колено.

— Бетани. Наташа. Мое солнышко. Сейчас самое худшее время в чертовом мире, но я не могу остановиться. Я не хочу останавливаться. Прости, что еще не сказал тебе, но я люблю тебя. Люблю тебя и хочу жениться на тебе. Мне все равно, что еще выпадет на нашу долю, если мы справимся со всем вместе, как ты и сказала. Мы сможем преодолеть любое препятствие, которое встанет перед нами. У меня нет кольца с собой, поскольку я идиот, но куплю любое, какое ты захочешь. Ну, что скажешь, солнце, выйдешь ли ты замуж за большого тупого болвана, который так безнадежно влюблен в тебя?

Слезы скатываются по ее щекам, после чего она лучезарно улыбается мне и начинает смеяться.

— Ты не вовремя, Деклан, но да. Да, я выйду за тебя замуж, потому что ты самый большой дурачок на свете и всегда находишь способ заставить меня смеяться. Если тебе не хватает обычного светского протокола, ты компенсируешь это множеством других способов. -

Ее глаза смягчаются. — И я тоже тебя люблю. А теперь поднимись и поцелуй меня, пока я не взяла поднос из-под еды и не отшлепала тебя за то, что ты так долго не мог прийти к своему огромному откровению.

Я подпрыгиваю в воздух, как ребенок на Рождество, и кричу «да», затем забираюсь на кровать так осторожно, как только могу, заключаю Бетани в объятия и впиваюсь в ее губы поцелуем. Наши языки столкнулись, когда она провела своим по кольцу на моей губе, а затем сплелись в эпическом фейерверке. Она перебирает мои волосы, а я прижимаюсь к ее прекрасному лицу.

— Ты что, только что сделал предложение моей сестре без чертова кольца?

О-о-о… черт.

— Уххх… Как много из этого вы, ребята, слышали? — Нет. Я не повернусь лицом ни к кому из них. Нет-нет-нет!

— Хватит.

Чёрт!

Бетани бросает взгляд на брата.

— Ой, заткнись, Константин. Я сказала «да», и ты не можешь этому помешать, так что просто смирись, старший брат. То же самое касается и тебя, Алексей, завязывай уже с этим.

Все вошли, и я услышал, как закрывается дверь, когда Алексей ворчит:

— Все-таки надо было взять кольцо, если он не собирался у нас просить разрешения.

— Мне не нужно твое разрешение… Любое из твоих разрешений, чтобы выйти за них замуж, когда придет время.

Кто-то наклоняется надо мной и пальцами приподнимает ее подбородок.

— Значит, ты скажешь «да», когда Джи или я спросим тебя, котенок? — Конечно, это Синклер.

Бетани ухмыляется.

— Джованни? Да. А вот тебе, возможно, придется меня немного уговорить.

Он смеется и целует ее.

— Маленькая паршивка. Ни дня не можешь прожить без чертовой колкости.

— Тебе это нравится.

— Я бы не хотел, чтобы ты была другой, котенок, — отвечает он.

И так мы проводим остаток дня. Медленно продвигаясь к выздоровлению, мы все по очереди обнимаем Бетани, в то время как ее братья ворчат и брюзжат по поводу всех нас и того, как они к этому привыкнут. Мы подписываем свидетельства девочек, зная, что они всегда будут в наших сердцах, пока мы строим планы на будущее и на все то дерьмо, с которым нам придется столкнуться, когда вернемся домой.