Чтец заветных помыслов

Мы прошли в оранжерею. Внутри неё пахло влажной землёй и ароматом, каких-то цветов. Все растения выглядели свежими, здоровыми и ухоженными. За оранжереей явно кто-то присматривал: поливал растения, подрезал цветы.

— Зря ты переживала за оранжерею. На неё наложено несколько заклинаний, которые оберегают растения и наводят порядок. Твоя квартира вообще вся зачарована. Дариан вместе со всеми нами обустроил всё так, чтобы ты ни о чём не беспокоилась.

— Чтобы я сошла с ума от скуки, живя в этой квартире, — иронично усмехнулась я.

— Нет же!  Чтобы ты побольше думала о нас. Не тратила своё время на нескончаемые домашние дела, а уделяла внимание нам — твоим мужьям.

— Что ты подразумеваешь под словами «уделала внимание»? — присев на скамейку, я опустила взгляд на дорожку, пряча от Сирина свою ухмылку. Я задала мужу весьма каверзный вопрос. Было любопытно, предпочтёт ли Сирин увернуться от ответа, или же выскажет свои истинные мысли насчёт моей женской роли в семье.

— Ну… это… — Сирин принялся ходить по дорожке вдоль скамейки. — Уделять внимание — это больше разговаривать с мужьями. Делиться, мыслями, проблемами и радостными переживаниями. Заботиться о нас: о том, какую одежду мы носим, какую еду кушаем. Как мы заботимся о тебе. А так же обнимать, целовать нас и позволять нам дарить тебе свою любовь…

— Это ты на секс намекаешь? — мне захотелось ещё больше смутить Сирина.

— Секс бывает с нелюбимой женщиной. Когда мужчина просто хочет сбросить сексуальное напряжение, обладая красивым телом. А мы все тебя любим, поэтому хотим заниматься с тобой любовью.

— Вот прям все так и любите? — усмехнулась я. А себе мысленно сказала: «Ну что, Дариа, съела? Хотела засмущать средневекового дроу откровенным разговором, а смутили тебя!»

— А ты проверь!

— А что уже изобрели лакмусовую бумагу с реакцией на любовь?! — съязвила я, от охватившего меня смятения.

— Не знаю что такое лакмусовая бумага, но настоящую любовь легко распознать и без неё. Любовь кружит голову, захватывает дух и заставляет себя чувствовать полным идиотом, потому что счастлив лишь от одного ласкового взгляда любимой. А если она позволит себя обнять или поцеловать, то душа вообще воспаряет к небу.

Сирин поспешно присел рядом со мной на скамейку. Замер, внимательно всмотрелся в мои глаза, и, зажмурившись, потянулся за поцелуем. Трогательно, доверчиво, словно нецелованный подросток. Я позволила нашим губам встретиться. Губы Сирина сразу захватили мои в свой плен. Муж подхватил меня, усадили к себе на колени, сжал в объятиях.

Поцелуй пробудил волнение, сердце застучало быстрее. Сирин целовал трепетно и нежно, словно пил дыхание с моих губ. Зарывшись рукой в волосы, не позволял мне прервать поцелуй и отстраниться.

Возбуждение охватывало нас всё сильнее. Сирин гладил мои плечи и спину свободной рукой. Прижимал к себе, как самое дорогое. Во мне проснулась энергия Кундалини, заструилась фиолетовыми искорками по венам. Я сама углубила наш поцелуй. Проникла язычком в рот Сирин, поймала его стон, предвещавший блаженство.

«Будь с мужем! Сирин правда любит тебя! — услышала я голос Кундалини. — Позволь себе любить, не оглядываясь назад!».

Тяжело дыша, я отстранилась от Сирина. Сердце мчалось галопом, кровь бурлила и искрилась фиолетовой энергией. Страсть и жажда обладания, слившись воедино, требовали выхода. «Пошли в спальню! Люби меня!» — хотелось сказать мне. Но слова бы прозвучали грубо, обыденно.

Сирин понял меня без слов. Подхватив на руки, отнёс в спальню.

— Ты позволишь мне стать твоим навсегда? — взволнованно спросил охрипшим голосом, опустив меня на шёлковое покрывало.

— Ты позволишь мне познать силу твоей любви, твою страсть и нежность? — взглянула я на мужа снизу-вверх.

И больше не было слов. О нашей любви и страсти говорили наши тела. Поцелуи сменялись ещё более сладостными слияниями губ. Кожа горела от поглаживаний, нежных касаний, укусов, царапин и поцелуев. Дыхание стало общим. Обнажённые тела сплелись, в стремлении впитать в себя тепло друг друга, ощутить волнующую шероховатость обнажённой кожи. Больше не было преград, наши чувства обнажились, как и мы сами.

Я отдала, подарила себя мужу, в ответ на его любовь.

Сирин

Я находился с Дарией в оранжерее, говорил ей о любви. Вдруг во взгляде любимой отразилось смятение: неуверенность, надежда, интерес и вызов. Опустившись рядом с Дарией на скамейку, решил рискнуть. Проснувшееся ещё в гостиной желание взяло верх над разумом. Прикрыв глаза, потянулся за поцелуем, и ощутил лёгкое касание нежных губ.

Тлевшая страсть, вспыхнув, сожгла все преграды. Руки сами потянулись к любимой, усадили её на колени. Я впервые ощутил тяжесть её тонкого, прекрасного и такого желанного тела. «Моя Дариа! Моя сумасшедшая любовь!» Наши губы сливаясь, разжигали желание, жажду обладать друг другом. Хотелось теснее прижать любимую, ощутить её обнажённую кожу. Одежда явно мешала нам.

В какой-то момент Дариа, тяжело дыша, отстранилась. Сразу стало холодно и как-то неправильно. В её глазах я увидел желание и призыв быть смелее. Подхватил жену на руки, отнёс в спальню и уложил на кровать.

Слова любви были сказаны, одежда сброшена и больше не нужна. Мы обнажили наши тела и нашу страсть. Утонули в объятиях, скрепив связь поцелуем. Мой язык сплетался с язычком любимой: щекотал, требовал, ласкал…

Разместившись за спиной Дарии, я целовал её шею. Ласкал и царапал красивую спинку, кусал и сжимал худенькие плечики. Оставлял влажные следы поцелуев на разгорячённой коже любимой. Дариа, подавшись назад, обнимала меня. Страстно целовала в губы.

Мои ладони, огладив хрупкие плечики и ключицы, устремились к высокой груди. Пальцы сжали выпиравшие соски, вызвав тихий стон удовольствия. Сминая, поглаживая и царапая грудь, я ловил губами стоны любимой. Ладони ласкали, обжигая кожу любимой. Дариа, изгибаясь, гладила и легонько царапала мою спину, выпуская на волю стаи мурашек и фиолетовых искорок страсти.

Руки спустились вниз на упругий животик. Пальцы пробрались к увлажнённому лону. Я прижался теснее к спине Дарии, желая полнее ощутить лёгкую дрожь, которая проснётся в её теле от интимных прикосновений. Раздвинув ножки, Дариа подалась навстречу ласки. Замерла на миг, ловя новые яркие ощущения. Во мне словно оборвалась тонкая струна и вновь напевно зазвенела.

Не помню как оказался между ног жены: целовал, ласкал языком, облизывал. Мои руки сжимали маленькие ягодицы. Дариа стонала и извивалась от моих откровенных ласк. Ерошила волосы на голове, поглаживала мои руки, спину и плечи и иногда ласкала мой возбуждённый орган. Тело Дарии выгибалось дугой.

Распахнув глаза, жена отстранилась и толкнула меня в грудь. От неожиданности я упал на спину и едва не пропустил момент, когда она оказалась сверху, моментально вобрав в себя всю длину. Меня накрыло новой волной возбуждения. Сладостные пьянящие ощущения, заставили пуститься в извечный танец страсти.

Прижав любимую к груди, я входил в неё мощными резкими толчками. Стремился погрузиться как можно глубже, оставить след. Заявить всему миру — «Дариа — моя любимая женщина!» Горячая плоть её лона сжалась плотнее. С губ слетел громкий стон почти рык, тело покрылось испариной и задрожало. Я устремился за любимой, зарычал вбиваясь сильнее, быстрее. На мгновенье в глазах потемнело. От спины к ягодицам промчался искристый разряд, принося желанное сокрушающее наслаждение для меня и любимой. Фиолетовые искорки окутали нас двоих, погружая в блаженную негу, доступную лишь любящим парам.

Дариа, выровняв дыхание, устроилась на моей груди. Я, впитывая тепло и нежность кожи жены, кончикам пальцев гладил её спину. Выводил замысловатые кольца и фигуры.

— Это было чудесно, любимый! — прошептала Дариа.

В моей душе взорвался красочный салют счастья: «Дариа назвала меня любимым! Ей понравилось заниматься со мной любовью! Я хорош в постели!»

Мы ещё долго наслаждались близостью. Но уже более размеренно, неторопливо, растягивая удовольствие. Сливались воедино, доходили до пика наслаждения, отдыхали и снова тянулись друг к другу. Казалось, мы никогда не насытимся нашей страстью.