Стрекоза

Могут. Если я откажусь, все трущобы будут знать, кто я такая, и какую цену с меня брать.

За ту дюжину шагов, что отделяла дверь от зала, где меня ждали Аларик с Лавронсо, я несколько раз с силой выдохнула и постаралась спрятать внутрь желание убивать. Что делать? Что? Я не знала. От мысли лечь в постель с этой тварью хотелось удавиться.

Я не раз и не два получала подобные предложения, но мне удавалось добыть искомое иначе: переубедить, приставить кинжал к горлу, выкрасть, взять с боем. Конечно, про каждую порученку шептались, мол, знаем-знаем, как она работает. И про многих симпатичных молодых порученцев тоже. Один весельчак спьяну предположил, что мы с красавцем-Нимнадилом украсили ночь графа N на троих. Не успела я удивиться его глупости, как тот не досчитался трех зубов. По общему мнению приятелей пострадавшего, Нимнадил его пожалел. Мог бы и мозги по столу размазать, "все равно этому дурню не надобны, коль эльфа-боевика задирает".

Но одно дело — сплетничать, другое — знать наверняка. Не только брезгливость меня останавливала, не только ощущение тошноты при одной мысли о чужих руках, но еще и понимание, что это путь в один конец. Фасталк был не единственным, кто дал мне задание из-за моей чистой репутации. Жениха-полуэльфа, который был моим напарником, посчитали допустимым отступлением от правил, так же, как владение кинжалом и рукопашным боем для женщины. Но если бы я коснулась настоящей грязи, меня мигом перевели бы из приличных дам в нечто вроде веселой девки, и вместо сопровождения почтенных вдов с дочерьми мне бы стали предлагать добыть документы, ценные украшения или компрометирующие сведения, проведя ночь с нужным человеком. Или и вовсе — стать таким компрометирующим случаем. Будучи порученцем в гильдии, от подобных заданий я с негодованием отказывалась.

Но сейчас ставка — благополучие дочери Аларика, и может статься, спокойствие этой части королевства. Имею ли я право отступить? Я и правда не девица. И я больше не гильдийский порученец. Репутации у меня все равно нет. Что будет со мной после того, как я разрешу дело Аларика и довезу троицу до порта, никому не интересно. Бейлир пойдет своим путем, а мне... и правда, полезь я в петлю, об этом и не узнает никто. А после ночи с этим... как жить?

Я подавила приступ тошноты и заставила себя обдумывать ситуацию дальше, но дварфо вклинилось в мои мысли.

— Ну? Договорились? — вполголоса спросило Лавронсо, когда мы возвращались назад.

Мордага с нами не было. Видно, ушел по поручению Ловкача. — Наполовину, — ответила я. — Он обещал к завтрашнему вечеру добыть бумаги.

— Сколько он хочет?

— Мы еще не закончили торговаться.

Дварфо с сомнением хмыкнуло.

Я не успела перевести дух от того, что удачно скрыла подробности его предложения, как заметила, что Аларик и Лавронсо отстали и зашептались. Выругавшись про себя я остановилась и оглянулась. Лавронсо махнуло рукой куда-то в тупик. И там дварфо встало, широко расставив ноги и сложив руки на груди, перекрывая мне путь к побегу, а Аларик прорычал:

— И не вздумай.

— Что? — очень натурально удивилась я.

— Платить ту цену, которую он назвал.

— Я не понимаю, о чем ты. Мы еще не договорились.

— Конечно, не договорились. Ты никогда не расплачивалась собой, не так ли? Но именно такую цену он назвал.

Барон Аларик Боулес не спрашивал, он утверждал. Я молчала.

— Лори?

Я собралась с духом. Я порученец, в конце концов. Посмотрев ему в глаза я отчеканила:

— Как вести дела с бандитами — это мое дело. Ты за этим меня и нанял.

— Один шаг в сторону его постели, — ледяным голосом произнес Аларик, — и я разрываю наш договор. Я лучше рискну баронством, чем разменяю его на твою честь.

В свете неярких окон где-то над головой на лице Лавронсо явственно читалась кривая улыбка. Спелись!

— Мы вырвем у них эти бумаги, — проскрипело дварфо, — и без того, чтоб тебя под всякую гниду подкладывать.

Внутри меня метался растрепанный клубок самых противоречивых чувств: радость от того, что мне не придется даже задумываться о ночи с мерзавцем, возмущение от желания этой парочки решить что-то за меня, благодарность за... за то же самое.

— Днем обговорим всё, — постановила я. — Идем в гостиницу. Да не сбегу я! — прошипела, увидев, что мои спутники мнутся. — Вы что, меня совсем за дуру держите? Думаете, я прямо сейчас побегу ноги раздвигать из чувства противоречия? Успокойтесь. Идем!

Они обменялись странными взглядами, одинаково пожали плечами, и мы вышли назад на дорогу.

Глава 41

— Мордагу нужно исчезнуть, — сказала я за завтраком. — Бернарду, думаю, тоже.

— Что для этого нужно? Гольдены? — спросил Аларик. Я кивнула. — Скажи, сколько, и передадим Бернарду на них двоих. Насколько я понял, ему можно верить.

— Он будет ждать сегодня в три часа пополудни в парке Тихий затон, где мы в первый раз говорили. Если пройти по дорожке от северной оконечности вглубь, через пять скамеек будет шестая, она стоит ближе к воде.

— Хорошо, я съезжу.

Мы снова замолчали. Едва заказав еду, мы принялись обсуждать, как можно вырвать бумаги у Ловкача. Девушкам мы сказали, что он слишком много запросил. Хитра приняла за чистую монету, а Секирд внимательно на меня посмотрела — поняла.

Идею устроить всеми нашими силами налет на рюмочную мы отмели. Даже если мы будем сильнее охраны, Ловкач не дурак. Он оставит при себе пару документов, чтобы доказать мне — бумаги есть, а остальное будет лежать в другом месте. Припугнуть его, как когда-то обнаглевшего лекаря, может получиться, а может и нет. Все же бывший главарь банды, ныне претендент на трон ночного хозяйства — не робкого десятка.

— Чем бы его взять за яйца… Хоть бы прошлое его знать, что ли. Кроме того, что ты ему харю расписала и арестовала. Они дилижансы только грабили? Никого не ухлопали?

Хитра вернулась в свою комнату, и Лавронсо позволило себе не сдерживаться.

— Только грабили. Может, руки или ноги ломали, морды били, но трупов за ними не было. Осторожный, чтоб его…

— Значит, нет таких, кто мечтал бы его прибить даже спустя годы.

Я крутила в голове разные идеи.

— Может, подобраться к нему через окружение в трущобах? Наверняка же есть недруги или, наоборот, женщины. Может, в какой-нибудь притон ходит, можно там девок поспрашивать.

— Если женщина продает себя, продать других ей намного легче, — покачало головой Лавронсо. — Девка тебе с три короба наплетет и сдаст Ловкачу за грош.

— Ладно… Аларик, мы все же вместе поедем к Бернарду. Попробуем узнать, может, у порученцев на него что-нибудь есть.

— А зачем он нам? — внезапно сказала Секирд, которая, казалось, не участвовала в разговоре, забрав булочку с марципаном и чашку взвара на софу.

Я вовсе не подозревала Секирд в тупости, поэтому не стала отвечать очевидного про документы, а спросила прямо:

— Что ты имеешь в виду?

— Перехватить бумаги, когда их понесут к этому Ловкачу, — пояснила Секирд. — Он не зря взял два дня.

— Точно, — дошло до меня. — День, ночь и день. Чтоб достать бумаги, ему нужна ночь. Иначе он управился бы до сегодняшнего вечера.

Повисла тишина. Мы переваривали сказанное. Наконец, я произнесла то, что кто-то должен был сказать:

— Этой ночью мы идем в трущобы и устраиваем засады вокруг старого особняка Меркатов.

— А если хранилище бумаг не там? — засомневался Бейлир. Он скептически относился к способности людей что-то хорошо хранить, особенно в местах, которые по человеческим меркам старые, а по эльфийским — это построили вчера утром.

— Тогда завтра решим, что делать дальше, — отрезало Лавронсо. — В три часа пополудни всем выпить сонный отвар и спать.

— У нас встреча с Бернардом.

— О-ох… В четыре! Сразу, как вернетесь.

— Деспот! — не выдержала я. — Я понимаю, откуда берутся буйные пациенты.

Лавронсо довольно улыбнулось.

Девушки утащили меня в свою комнату показывать вчерашние покупки. Бейлир выгнал всех из номера, чтобы размяться. Лавронсо с Алариком ушли к себе, и я внезапно подумала, что в этот раз Лавронсо не упирался, когда его поселили как “мальчика”. Надеюсь, Секирд это заметила.