Времена не выбирают

— У нас есть такое понятие: «пик формы». Я свой уже прошла, — вздохнула Катя. — То-то меня покоцали в Полтаве. А дальше будет только хуже. Мне ведь весной тридцать стукнет, для женщины это серьёзный рубеж.

— Раньше о том не думала.

— Раньше мне было всё равно. Теперь есть ради кого жить…

…Видимо, Пётр Алексеич на неё всё-таки взъелся за развал плана ещё крепче привязать к себе клан Головиных через брак со свояченицей. Всю дорогу от Полтавы до Москвы грузил обоих разнообразными заданиями. Кате достались шведы, от короля до лейтенантов: следовало переговорить со всеми, прощупать на предмет перевербовки. Удалось далеко не со всеми, да она и не давила, предпочитая добровольно перешедших на русскую службу. Шлиппенбах, дав согласие, её не удивил[5], а вот Карл Густав Дюкер стал приятным сюрпризом. Офицеров рангом помельче считали уже десятками, а солдат, согласных сменить мундиры — сотнями…

Интермедия.

— …Обширного заражения удалось избежать, ваше величество, однако вам следует накладывать антисептическую мазь и менять повязку каждые три часа, — врач, молодой светловолосый мужчина, казался королю смутно знакомым, хотя память так до сих пор и не подсказала ни его имени, ни обстоятельств знакомства. — С вашего позволения, я стану делать это сам, не беспокоя её величество.

— Вы швед? — спросил Карл.

— Да, ваше величество, — спокойно ответил медик, сворачивая старую повязку и собираясь бросить её в холщовый мешок. — Юхан Гундарсон, к вашим услугам.

— Насколько я понимаю, вы давно уже на русской службе, — тон короля не сулил ничего хорошего. — Как давно вы покинули родину?

— Вот уже более пяти лет, ваше величество.

— Мы не встречались ранее? Ваше лицо кажется мне знакомым.

— Встречались, ваше величество, — усмехнулся врач. — Вы тогда изволили дать мне пощёчину.

— Вот как, — теперь Карл его вспомнил — того восторженного мальчишку, года на два или три моложе его самого, который, невзирая на опасность, выразил готовность служить своему монарху. А он был слишком зол и напуган, чтобы принять это всерьёз. — Признаться, я не раз пожалел о том своём поступке. Примете ли вы мои извинения?

— Не стоит, — сказал лекарь, поднимаясь. — Теперь я подданный её величества медицины, и лишь ей одной служу. Отчасти благодарить за то я должен именно вас. За что же мне таить обиду?

Его улыбка была совсем мальчишеской и какой-то странно доброй — будто этому человеку открылось нечто, недоступное даже королю. Карл был смущён, хотя старался этого не показать.

6

Кофе был крепким и ароматным — вот что значит натурпродукт. Но стоил изрядно.

— …Алёшка твой удивил, — нехотя признал государь. — Не ждал я, что драгунский офицер из дальнего гарнизона столь великое понятие в европейских делах проявит. И тебе всё легче с таким помощником.

— Ему не хватало только знаний, — Катя пожала плечами, обтянутыми тёмно-синим бархатом платья. — А сколько ещё таких по захолустным гарнизонам сидит? Не всем везёт отличиться, как Алёше.

— Так везение в нашем деле тоже не последняя вещь, — возразил Пётр Алексеевич. — Ну да Бог с ним. Поговорим о дурных вестях. Фридрих Прусский своего посланника в Данию тоже шлёт. Фон дер Гольца, того самого, коего я после Головчина с позором выгнал. Удружил, нечего сказать. Непросто тебе будет с ним говорить.

— Для пруссаков есть волшебное слово — Штральзунд, — усмехнулась Катя. — Они давно его с концами забрать хотят.

— Ослабим Каролуса — усилим Фридриха, получим ещё одну занозу.

— А чего ты хотел? Сильная Россия Европе не нужна … А Штральзунд Карл только после хорошей драки отдаст.

— Пусть меж собой подерутся, — проговорил Пётр Алексеич. — Мы их после мирить станем.

— У нас говорят: «Блаженны миротворцы, ибо они получают по шее от обеих сторон», — улыбнулась Катя, воздавая должное крепкому кофе.

— Токмо неумелые, — возразил государь. — Да я и не стремлюсь пока становиться миротворцем. Наша задача обратная: не дать им там помириться. Европа хороша, покуда в ней нет единения. Едва оное явится, миром или силой, она тут же начнёт искать войны с нами. Каролус им дорожку указал, теперь не отвяжутся. Ваша история тому пример… Разведай там всё, Катя, а после отпиши, кого с кем и за какие грехи поссорить можно, чтоб при том самим не влипнуть…

…Ветерок норовил подхватить то полы длинного тёплого плаща, надетого поверх всё того же тёмно-синего платья, то локоны модной причёски, над которой ранним утром изрядно потрудилась куаферша-француженка. К роли знатной дамы Катя привыкала тяжело. Нет, уроки изящных манер, танцев и придворного этикета усваивались хорошо, учиться чему-то новому она умела и любила. Сложнее всего было неподвижно стоять или сидеть, пока её облачают и укладывают причёску, и принимать как должное действия камеристок, которых Пётр Алексеич «сосватал» ей целый курятник. «Ты теперь лицо России, изволь соответствовать», — сказал он ей, представляя штат посольской прислуги. Те, кстати, уже погрузились на ялики вместе с представительским багажом, и понемногу отчаливали в сторону возвышавшегося над водой борта с закрытыми орудийными портами.

— Всё, управились наконец, — её Алёша, руководивший погрузкой сопровождения, вернулся с пирса. Новый, с золотым галуном, полковничий драгунский мундир, по мнению Кати, невероятно ему шёл. — Теперь наш черёд.

— Погоди, солнышко, нас ещё провожать придут.

— Уже идут, — супруг кивнул в сторону.

Сложное у него было отношение к её родне, но семья есть семья. Здесь фамильные кланы были не просто в порядке вещей, они представляли собой нечто вроде «коза ностры», коей следовало держаться при любых обстоятельствах. Теперь и Алексей Меркулов был членом «мафии», и ему тоже приходилось соответствовать её требованиям.