Страница 3 из 10
Это я шучу, конечно. Мне ли не знать, как важно папино внимание и как тяжело маленькой девочке без него. А тут – явился. Целый отец в её полном распоряжении… Как бы только не разбил он ей сердце, устав играть в родителя! Конечно, есть вероятность, что он действительно повзрослел, благодаря своим заграничным приключениям, но, боюсь, наверняка это можно узнать только опытным путём, вложив в его руки хрупкое Дуняшино сердечко.
Однако препятствовать Ярославу я была не намерена. Может, это и недальновидно, но обратное мне кажется бессердечным.
– Явился! – фыркнула мне под руку мама, звеня кастрюлями.
– Явился, – вздохнула я скорее устало, чем недовольно.
– И что ж, позволишь забрать?
– Мам, да это просто смешно! Что он будет делать с такой маленькой девочкой?
– Известно, что. Небось, денег куры не клюют, няньку уж найдёт…
– Мам, да об этом и речи нет… Он просто познакомиться приехал.
– Ну-ну, посмотрим. Наивная ты у меня, Настёна! Уж и обманывалась сколько, а всё равно людям веришь…
Ладно, пусть так, с няней проблем в городе нет, но – зачем? Он её почти своими руками убил три года назад, а теперь отбирать у меня станет? Смешно!
А всё-таки тревожно.
Я вышла опять в огород и присоединилась к сладкой парочке.
– Ну что, как у вас всё проходит?
– Отлично! – улыбнулся Ярослав. – У нас полное взаимопонимание. Я бы хотел…
Тут он внезапно схватил меня за плечо, притянул к себе и прошептал на ухо:
– С родителями её познакомить. Ну и в городе потусить заодно.
Я нахмурилась:
– Давай не будем торопиться. Ты сам с ней познакомься как следует сначала…
– Да я уже…
– Яр! Это тебе кажется. Она на своей территории, я рядом – поэтому ей спокойно. А если ты её увезёшь от меня… Она же маленькая ещё и совсем тебя не знает!
– Джер. Называй меня лучше так. Это привычнее.
– Что ещё за Джер?
– Я поменял имя. Теперь меня зовут Джереми Майлс. Я привык откликаться на него.
Какая глупость! Но если он так хочет…
– Хорошо, Джереми. А какие у тебя, в целом, планы? Что ты собираешься делать? Жить у отца или вернуться обратно за границу?
Он покачал головой:
– Пока не знаю. Я уехал оттуда со всеми вещами, а уже тут узнал про Дуняшу… Чёрт побери, Насть, почему ты мне не сказала? Мы бы как-то решили это вместе!
– Как? Ты бы остался и пошёл служить в штраф-роту, чтобы стать папой инвалидом? Или я бы поехала с тобой и рожала на помойке?
– Да что ты городишь! Отец бы нам помог с деньгами, всё бы ты нормально рожала, в больнице…
– Яр… то есть, Джер, ты не хотел этого ребёнка. Я пыталась с тобой спорить, но это было бесполезно.
– Да, я был идиотом, но и ты поступила неправильно!
– По-твоему, промолчать – это то же самое, что убить?!
– Мама, не ругай папу, он хороший! – замахала на меня руками Дуняша.
– Да? И где же он был так долго, хороший?
– Он… языки глотал!
В разгар нашей семейной сцены вдруг хлопнула калитка, и Дружок внезапно залился лаем, что с ним крайне редко бывает. Я выглянула за угол дома – у калитки, не решаясь войти, топтался высокий статный мужчина лет сорока, очень хорошо одетый и с печатью благородства на лице.
– Простите! – обратился он ко мне. – Это вы Анастасия Сергеевна?
– Да. Чем могу помочь?
– Я отец Паши Корабельцева. Можно с вами переговорить наедине?
Глава 3. Потеря
Ярослав
По разговору с Дуняшей я с облегчением понял, что Настя сказала ей всё-таки не всю правду: об аборте или убийстве дочь не обронила ни слова. Это был, конечно, большой сюрприз – что Дуняша в курсе моего существования, но моя бывшая возлюбленная всегда отличалась оригинальностью и правдивостью в общении.
Мы отлично пообщались с дочкой – после довольно неприятного приветствия она как будто сразу растеряла весь свой боевой запал и превратилась в саму доброжелательность – потому-то я и осмелел настолько, что задумал познакомить её с дедушкой мэром и бабушкой.
Я не слишком разбираюсь в детях и их развитии по возрасту, но тут даже мне было очевидно, что мой ребёнок необыкновенно умён и красиво, правильно разговорчив – это вызывало невольный прилив гордости. Дуняша с удовольствием показывала мне их с мамой и бабушкой убогое хозяйство – не из-за лени хозяек, а исключительно из-за нехватки средств. Всё, что можно сделать женским ручным трудом, безусловно, было сделано. Но любые постройки и приспособления носили след крайней стеснённости в средствах. Да, моя Настёна всё та же: работает там, где считает свою помощь необходимой, а не там, где больше платят, и даже не пользуется окончательно расцветшей и раскрывшейся красотой и женственностью, чтобы получить хотя бы помощь. Уверен, ни один мужик работоспособного возраста в этой деревне не отказал бы Настюше, если бы она попросила что-нибудь сделать у неё на участке. И совсем не обязательно за это хоть как-то платить: улыбки и тёплого благодарного взгляда вполне достаточно. В конце концов, она бьётся с их отпрысками, пытаясь их хоть чему-нибудь научить. Но моя праведная принцесса не такова. Она возьмёт свой крест и потащит на гору сама, чего бы ей это ни стоило.
Когда явился подозрительно хорошо одетый и негативно настроенный мужчина по Настину душу, я даже немного напрягся. Как будто это только мне можно на неё ворчать и выражать недовольство. А все остальные пусть обходятся вежливой прохладностью.
Настя увела Корабельцева-старшего в дом, а я заговорщицки подмигнул дочери:
– Ты знаешь, где тут можно подслушать, что в доме говорят?
Её большие выразительные глазёнки загорелись, она опять схватила меня за руку и потащила в кусты малины. Пришлось идти гуськом, сложившись в три погибели, зато пост наблюдения был идеальный: нас не видно, но через форточку слышно каждое слово, сказанное в комнате:
– Это просто возмутительно! – говорил мужской голос, однако, не так уж и возмущённо. Скорее уж холодно и надменно. – Мой сын посещал самую лучшую гимназию в городе с углублённым изучением языков, в том числе и русского. И был хорошистом. А вы ставите ему двойку за первый же проверочный диктант! Двойку! Да у него отродясь двоек не было!
– Простите, – вежливо, но тоже прохладно отвечала Настя, – я не знаю, что за гимназия и почему там так неадекватно оценивают знания учащихся…
– А вы не слишком много на себя берёте? – прошипел Корабельцев. – Сидите тут в своей деревне и мните себя великим филологом…
Настя нисколько не утратила присутствие духа, её голос даже на секунду не дрогнул:
– Я окончила педагогический университет города N-ска, это вполне уважаемое учебное заведение, можете навести справки. У меня не красный диплом, но и нет ни одной тройки по профильным предметам, поэтому я считаю ваши претензии безосновательными.
– Вы… бакалавр?
– Да.
Мужик фыркнул.
– Специалитет отличался от бакалавриата лишь парой узкоспециальных предметов, мало относящихся к преподаванию в школе, и длительной практикой на полтора семестра, – оттарабанила Настя фразу, видимо, давно натеревшую ей мозоль. – Но потом его упразднили, а в магистратуре я не вижу смысла: в науку идти не планирую, хочу быть учителем.
– Очень рад за вас! Но так не пойдёт. Я не позволю, чтобы к моему сыну относились особо, из-за того, что он не местный.
А вот тут Настя, кажется, разозлилась: её голос вдруг зазвучал так холодно, так неприязненно:
– Уверяю вас, такое с моей стороны невозможно.
– Мда? Но дети-то ваши вовсю стараются…
– Мы проводим с ними разъяснительную работу. Я лично слежу за тем, чтобы Пашу не обижали. Впрочем, он и сам пока справляется. У него хороший удар левой, – тут в её голосе послышалась улыбка.
– Ещё бы! Он пять лет боксом занимается.
– Это прекрасно. Значит, совсем скоро его авторитет среди одноклассников утвердится.
– Скоро! Да он скорее к матери вернётся…
– В любом случае, здесь мы с вами вряд ли чем-то можем ему помочь.