Дух врага

На второй день войны рота, где служили Дьяков и Бабенко, попала под жуткий миномётный обстрел немцев. Плотность огня была настолько высока, что бойцы даже пошевелиться не могли. Им было страшно поднять голову, поэтому красноармейцы лежали, уткнувшись в землю, и слушали, как вместе с минами разрываются и улетают к небу тела их товарищей. Из всей роты выжили только они двое.

Можно сказать, повезло, ни одной царапины, вот только с тех пор Дьяков из-за приступов малейшего волнения начинал креститься и читать под нос молитву, доставшуюся ему в наследство от суздальской матери, а Бабенко – тот просто свихнулся на бабах.

Но зато во вражеском тылу они были безупречно бесстрашны и отмобилизованы: фашистские глотки патрулей и дозорных они резали без единого звука.

Такие люди, с пошатнувшейся психикой, но не сломленной волей, Баркову и нужны были. Нормальные люди за линию фронта, как к себе домой, ходить не смогут, в какой-то момент нервная система не выдержит, и они обязательно дрогнут. Тут определённый надлом нужен, опыт свидания со смертью, и не просто опыт, а опыт удачный – «фартовый». Это как у дрессировщиков. Все думают, что, заходя в клетку, они там диких животных усмиряют, а на самом деле, с каждой новой встречей с диким зверем они внутри себя подавляют страх смерти.

Но в разведке мало иметь храброе сердце и изобретательный ум, главное в тылу врага – это до предела обострённые чувства. Без феноменального слуха, острого зрения, интуитивного предвидения опасности в прифронтовой зоне противника просто физически не выжить.

Когда Барков привёл в группу этого уроженца Восточной Сибири и представил как Ваню – потому что настоящее его имя не подлежало произношению в русском языке, – Бабенко не поверил своим глазам:

– Какой же он Ваня? Вот, у меня в Курске есть друг Ваня, так это Ваня, целый Иван Иванович, а этот косоглазый на Ваню совсем не похож.

– А на кого он похож? – спросил капитан с улыбкой, повидавшей и не такие радушные встречи.

– На Чингисхана, – тут же ответил Дьяков.

Хана по идейным соображениям отбросили, а вот Чингис остался и после первого же задания, в котором буквально нюхом учуял засаду, стал неотъемлемой боевой единицей группы.

Роста он был невысокого, в отличие от русских солдат, и старая винтовка Мосина выдавалась из-за его плеча, как флагшток, что не могло не веселить Бабенко.

– Чингис, вот, скажи, зачем тебе винтовка? – подтрунивал он в редкий момент на задании, когда разговоры не возбранялись. – Благодаря нашим отцам-командирам на вооружение Рабочее – Крестьянской Красной Армии для тебя имеется более подходящее оружие.

Тут он делал паузу и подмигивал Дьякову:

– Лук и стрелы называется. Самое то против танков, и к твоему косоглазому лицу они «в аккурат» подходят.

– Винтовка хорошо, – согласно кивал уроженец Восточной Сибири.

– Я что-то не пойму, – Бабенко не оставлял беднягу в покое:

– Ты вообще рабочий или крестьянин?

Чингис тоже мало что понимал из диковинных песен этого необыкновенного курского соловья.

– Охотник он, – подсказывал Дьяков.

– Если охотник, чего в нашей армии делает? У нас, что теперь Охото- рабоче-крестьянская армия?

– Ну да, кому охота, тот и воюет, – со смехом подхватывал сержант.

– Он же не бельмеса не понимает, как должен воевать советский солдат, он даже кино не смотрел «Если завтра война», – продолжал Бабенко, уже больше обращаясь к капитану, – где чётко объясняется, как прославленные красные отцы-командиры поведут нас в атаку исключительно на территории противника. Убейте меня, но я не понимаю, как вообще можно воевать с таким диким, отсталым народом, как Чингис, против немца?

– Убьют, убьют, не переживай, – успокаивал товарища Дьяков, – если не немец, то свои тебя точно за такие речи к стенке поставят, как пораженца.

Барков своим молчанием поощрял злые шуточки Бабенко, так как тот говорил много из того, с чем был согласен и сам капитан, но из-за командирских полномочий помалкивал, и только если солдат переходил грань дозволенного, просто приказывал: «Отставить разговоры!».

Однако в этот раз командир не смолчал.

– Уровень развития цивилизации и современное оружие не всегда приносят победу. Если бы ты лучше учился в школе, Бабенко, то знал бы, что история знает немало примеров, когда варвары превосходили в войнах своего цивилизованного врага. Так варварские племена долго противостояли Риму, пока однажды не захватили и не разрушили Великий город, а персы, например, не смогли одолеть скифов. В войне не на жизнь, а на смерть у дикаря есть одно преимущество: он гораздо меньше цивилизованного человека ценит свою жизнь. Помяни моё слово, в том числе благодаря таким, как Чингис, мы и выиграем эту войну.

Через три дня после этого разговора Чингис имел на своём счету около двух десятков подстреленных из своей винтовки фрицев.

Да, он плохо говорил по-русски, но это было скорее его достоинство, чем недостаток, так как в тылу противника любые разговоры только во вред, в тылу врага требовалось понимать друг друга с полувзгляда, часто вместо слов использовать жесты.

Немаловажным для разведчика являлось и умение быть незаметным, слиться с окружающим ландшафтом, использовать знания о природе в своих целях. В этом умении Чингиса превзойти было невозможно. Ни один враг не мог разглядеть его на местности или услышать звуки, исходящие от его тела. Он мог в совершенстве подражать голосам птиц или животных. Незаметно подкрасться к человеку на расстоянии вытянутой руки не составляло для бывшего охотника никакой сложности.

Сразу после того, как Барков получил задание от Караваева, он первым делом взял с собой Чингиса и отправился вниз по течению Днепра для определения места пересечения реки. Когда облюбовали подходящую излучину, поднялись снова вверх на километр, так чтобы течение во время переправы снесло их в нужную точку. Там командир и оставил своего подчинённого готовить плот и отдыхать до темноты, а затем ожидать присоединения остальной группы.

Радист прибыл около восьми вечера. Это был молодой человек в очках, пышущий здоровьем и гражданской наивностью.

– Рядовой Камышев в Ваше распоряжение прибыл, – доложил он чётким бодрым голосом капитану, приложив правую руку к пилотке со звездой.

– Поздновато, – Барков, напротив, встретил пополнение хмурым и недовольным. Его горло к вечеру разболелось ещё сильнее, а голос осип.

– Виноват, товарищ капитан. Рацию получил только час назад. Чтобы проверить и настроить, понадобилось время.

Командир отметил про себя обстоятельность и предусмотрительность молодого солдата, но эти глаза, не видевшие кровавой смерти, выдавали всю его неуместность и неопытность в сложившейся ситуации.

Риск погибнуть из-за этого парня теперь увеличивался чуть ли не вдвое, а может, и больше. Но не мог же он потребовать у Караваева для своей группы опытного радиста, не раз ходившего на вражескую территорию! Откуда таких было взять? Война шла ещё только три недели.

– Ага, вот и наш ангел смерти пожаловал, – непринужденно, перебивая не по уставу, вступил в разговор Дьяков.

Они с Бабенко как раз переодевались в брюки и гимнастёрки умерших в медсанбате красноармейцев.

– Товарищ капитан, для Вас специально осколочное ранение в голову, поэтому форма, как с живого, без единой дырочки, – подмасливал командиру Бабенко, протягивая обмундирование.

В ответ Барков только с благодарностью кивнул, надо было беречь голос, чтобы проинструктировать новобранца.

– Тьфу ты! – ругался сержант на своего боевого сослуживца. – Помяни царя Давида и всю кротость его, мне опять всё пузо осколок раскурочил. Неужели других не было? Себе, небось, тоже в голову?

– На, смотри, – повернулся, оправдываясь Бабенко, – снайпер в спину, точно под левую лопатку.

Запёкшиеся кровавые пятна на зелёном сукне произвели на радиста должное впечатление. Лицо его побледнело, заметно было, как он часто сглатывает, пытаясь избавиться от приступов тошноты.