Память

Отец женщины любил рассказывать о том, как в далеком сорок третьем, его вытащил совсем еще пацан. Фамилию юного санинструктор офицер запомнил на всю жизнь, переживая о том, что тот погиб. И вот теперь Александра Роднина была готова встретиться с семейной легендой, если, конечно, это был тот самый Лисицын.

***

Медленно прогуливаясь с Машей по дорожкам госпитального парка, Гришка привычно прислушивался и присматривался к окружающей действительности. Больше всего мальчика беспокоило отсутствие зениток у демаскирующем себя госпитале. Казалось, прожитые картины конца войны ничуть не изменили его отношения к происходящему, или же это была уже сила привычки.

Сегодня малышки с ними гулять не пошли, отправившись со своими родителями за покупками. Они долго жалобно смотрели на Машеньку, пока не получили по кусочку хлебушка6 сразу же от этого повеселев, но уходить все еще не хотели. Маше даже пришлось каждому и каждой объяснять6 почему это «надо». Именно поэтому гуляла она сегодня вдвоем с Гришкой. Светило солнце, было тихо, только издали слышались звуки двигателей двигавшихся по шоссе автомобилей. Совершенно погрузившиеся в свои мысли подростки не сразу услышали донесшееся откуда-то сзади покашливание. Обернувшись, Гришка увидел женщину в форме.

— Товарищ лейтенант? — удивился мальчик, но сразу же взял себя в руки, подтянулся, оправил форму и поприветствовал женщину, как полагается.

— Вольно, маленький солдат, — сказала она, протягивая руку для пожатия. — Меня зовут Саша Роднина, лейтенант госбезопасности. Я буду вас сопровождать.

— Сопровождать? — спросил юный сержант. — Куда?

— Увидите, — улыбнулась лейтенант Роднина. Неизвестно, как так получилось, но мальчик был тем самым, ее семейной легендой — спаситель папы. — Прошу за мной.

Двигаясь к пригнанному специально для этих двоих транспорту, Саша задумалась. Мальчишка действительно выглядел так, как будто только что с фронта. Все в нем говорило о готовности вновь пойти в бой — от сидящей чуть набок пилотки, до закинутого за спину ППС. Видеть фактически ребенка в форме и с оружием для женщины было необычно, а многим сейчас еще и страшно.

Увидев такой родной «виллис», Гришка сразу же заулыбался. Их собирались везти, как командиров, поэтому, аккуратно усадив Машеньку на сиденье, он плюхнулся рядом, перевесив оружие. Сержант не стал ставить ППС в специальный держатель, так как был готов открыть огонь в любой момент, что увидела товарищ лейтенант, усевшаяся на место рядом с водителем. Вопросительно посмотревший на офицера, пожилой солдат за рулем, получил кивок, затем пожал плечами и завел машину, чтобы двинуться прочь с госпитального двора.

Сегодня ни Эмма, ни Марк Захарович подростков не сопровождали, они были бы чужими там, куда сейчас везли Гришу и Машу. Через некоторое время впереди и позади «виллиса» пристроились машины военной автоинспекции, сопровождая их на шоссе и потом уже, когда «виллис» свернул на пустынную дорогу.

Автомобиль катился по асфальтовой дороге, Маша держалась за какой-то ремешок формы своего мальчика, будто опасаясь потеряться, а Гришка внимательно осматривал окрестности. Наконец показались большие зеленые ворота с нарисованными на них красными звездами, медленно открывшиеся перед командирской машиной. Молодой солдат под грибком поприветствовал приехавших. Это Саша знала, что солдата, переодетую в форму той войны поставили здесь специально, для Гришки же все выглядело так, как будто он вернулся назад. «Виллис» еще некоторое время прокатился по дорожке и остановился у бревенчатого домика.

— Вот здесь мы все и поживем некоторое время, — улыбнулась Саша, решив ребят одних не бросать, мало ли что… — Выбирайте себе комнаты, а потом пойдем в клуб — знакомиться.

— Как «поживем»? — удивилась Маша, впрочем, не испугавшись. — А малыши?

— А малыши приедут послезавтра, — объяснила ей товарищ лейтенант. — Вовсе незачем жить в больнице, правильно? Так что сейчас пойдем, познакомлю вас…

— Знакомиться — это хорошо, — заулыбался Гришка, ощущая себя так, как будто находился в родном санбате. — Пойдем, Маша? — предложил он, перевесив ППС за спину.

— Пойдем, милый, — согласилась девочка, беря мальчика за свободную руку, так как в другой был вещмешок, неизвестно как оказавшийся в машине. Выскочившее слово, она, казалось, и не заметила, а ходила уже вполне уверенно.

— Ну дай бог, чтобы все хорошо было, — старшина-водитель внимательно смотрел на Сашу.

— Мы постараемся, — лейтенант Роднина отправилась предупреждать персонал о прибытии.

Это было необходимо для того, чтобы в клуб подошли и специалисты. Впереди ждала неделя, а может, и больше, отдыха, долженствующая вернуть подростков в мирную жизнь. Потому что в таком состоянии ни о какой школе речи идти не могло: Гриша мог сорваться, а Маша перепугаться. А вот только приняв мир, Гришка мог бы учиться, хотя сейчас наибольшим приоритетом было здоровье сержанта, в том числе и психическое.

Долго раздумывать подросткам не позволили, отведя затем в клуб. Неизвестно6 что привиделось мгновенно испугавшейся номеру… Машеньке, но она судорожно схватилась за Гришку, а тот моментально перешел в боевое состояние, перебросив оружие. Что произошло товарищ лейтенант не понимала, пытаясь собраться с мыслями. Гришка же медленно, мягко, так, как учили разведчики, входил в зал, где собрались очень пожилые люди. Казалось, еще мгновение, и… Саша побледнела, вспомнив о том, что патроны у сержанта боевые.

А вот ветераны видели другое… Безотчетно страхующий свою девочку юный солдат держал пистолет-пулемет так, как будто был готов открыть огонь в любой момент. Мальчик казался сильно напряжен, поэтому седой полковник сделал шаг вперед, надевая спешно переданную ему кем-то фуражку. Гришка, практически не отдавая себе в том отчета, поприветствовал старшего по званию.

— Сержант Лисицын, воспитанник Н-ского санитарного батальона, здравия желаю, товарищ полковник, — взгляд мальчишки был напряжен, он внимательно отслеживал движения офицера. — Разрешите ваши документы.

— Полковник Засядько, — представился мужчина, протягивая свое удостоверение. — Ну что, все в порядке?

— В порядке, — улыбнулся маленький солдат, возвращая документы полковнику.

— А вот и нет, — хмыкнул Засядько. — Смотри, мы здесь все без оружия, только ты вооружен, разве это вежливо?

— Зато безопасно, — отрезал товарищ сержант, закрывая собой девочку, в глазах которой отражался страх.

— Эх, сынок, — протянул какой-то майор. — Присядь с нами, раздели хлеб. И девочку свою усади.

Чего не знал Гришка, так это того, что в кружке, ему предложенной, была разведенная водка. Совсем немного, но пробежав огненным шаром по пищеводу, спиртное расслабило маленького воина. На его возраст и вес этого было больше, чем достаточно. А потом был стол, хлеб, американские и немецкие консервы, будто пришедшие из тех времен. В какой момент Гришка почувствовал себя в безопасности, не мог сказать и он сам. Справа прижалась к нему Маша, чувствуя все то, что и он, по крайней мере, ей так казалось, отчего девочка слегка будто захмелела. И вдруг начала рассказывать. Номеру… Машеньке надо было просто выговориться и это понимали все собравшиеся. А потом заговорил и Гришка… Рассказывали и другие старые солдаты.

А потом были песни… И фронтовые… Тихо запел Гришка, вспоминая землянку и родных ему людей: «только пули свистят по степи, только ветер…» и ему тихонько подпевали все. И те, которые были написаны уже после. Песни, от которых плакали даже сами ветераны. И то, о чем мечталось в холодных бараках, в землянках, в продуваемых всеми ветрами шатрах санбата, в страхе, под огнем и в затишье… Хлеб. И этот маленький совсем сержант, и это многое испытавшая девочка с едва отросшими волосами совсем не смотрелись чужеродно среди закаленных, проживших долгую жизнь мужчин и женщин.

Они еще долго сидели в клубе специального реабилитационного центра, вспоминая, разговаривая и рассказывая. Казалось, время остановилось, только всхлипывала от избытка чувств Машенька, ощущая себя среди наших, как мечталось в том, далеком уже году. Гришка же вдруг понял, что они вернулись домой. Не будет больше бомб, снарядов, десятков ранбольных и падающих от усталости хирургов. Оно все осталось в прошлом. А Машенька, наконец, поверила, что здесь нет этих и больше никогда не будет. Теперь можно действительно просто жить.