Фермер

— Ну, извините, — пожал плечами раздосадованный Аис, — меня подобному не обучали. К тому же у тебя теперь дурной силы через край.

— Это да, — смутившись, буркнул Фёдор, — в последнее время так и хочется что-то сломать. Или кого-то съесть.

— Ладно, двинули вперёд. Посмотрим, что в этом дворе стряслось, почему столько времени никто из Журавлёвых нам на глаза не попадался.

Мужчины сразу перестали подтрунивать друг над другом и не спеша с осторожностью, вошли на подворье зажиточной семьи. На первый взгляд здесь было спокойно, все, как и везде: вымощенные плиткой дорожки и подъезд к гаражу, навес над уютно обустроенной зоной для пикников, где стояла каменная печка. Между дорожками клумбы и палисадники, на которых уже распускались ярко жёлтые цветы болиголова, маленькие полянки крокусов. От зоны отдыха на свежем воздухе отходило два дорожки. Первая вела к хозяйскому дому, а вторая на соседние участки, где располагалось несколько маленьких домиков для отдыхающих.

Исследователи остановились к каменной печки, в которую был встроен мангал, каптилка и духовка.

— Всегда мечтал о такой летней печке, — вздохнув, поделился местами Николай. — Чтобы летом на улице готовить, чтобы все блюда с дымком.

— Да. Классная штука, — кивнул Фёдор. — Но дорогущая. Мне жена намекала, чтобы и я такую во дворе построил. Тогда думал, да что там — раз два и готово, а потом как глянул на цены и понял, мне на такую печужку года три копить.

— Нашли проблему, — с видом знатока разглядывая печку, заявил Аис. — Если материал найдете, я вам сложу по такой и денег за работу не возьму.

— Ловлю тебя на слове, — тут же приободрился Фёдор. — Я ещё в прошлом году и кирпичи, и цемент с песком купил, осталось только железо раздобыть.

— Тогда считай полдела сделано. Будет летом у тебя печка на улице, — отвечал Аис, а сам всё внимательнее и внимательнее всматривался в каменное сооружение. Прикоснулся к печи, заглянул в поддувало и отскочил, словно ошпаренный. Схватил кочергу, стоявшую рядом в специальной подставке, быстро сдвинул чугунные юшки с плиты и заглянул в сердце печи. Замер. Товарищи, сразу поняли что, что-то не так, ибо Аис побледнел и стоял не шевелясь.

— Ты чего, святоша? — насторожился Фёдор, поддаваясь недавно приобретённым инстинктам, начал принюхиваться. — Ты из-за этого неприятного дыма, что до сих пор из печи выходит так перепугался? Давай как, отходи от этой печки. Нет в углях и золе ничего примечательного. Эко дело — из неё неприятно пахнет. В этом нет ничего удивительного, особенно если учесть тот факт, что нашим станичникам хоть кол на голове тиши, а они как сжигал мусор во дворах, так и продолжают сжигать. Я уже запарился всем штрафы на разведение открытого огня в неположенных местах выписывать.

Но Аис не отреагировал на слова участкового. Как стоял, словно окаменев, так и продолжил стоять. Тогда Николай осторожно прикоснулся к другу, потом одним быстрым движением оттащил от печки. Хорошенько встряхнул и для надёжности влепил увесистую оплеуху.

— А ну возьми себя в руки, Аис! — гаркнул он на него.

— Т-там, — служитель указал на печку рукой, — т-там кости. Людские кости, прошептал он и оба товарища разом подскочили к печи, заглянули внутрь и оторопели.

Действительно, среди выгоревших углей и золы лежало два черепа, человеческих черепа.

— То-то мне подворье показалось неухоженным, — приходя в себя от шокирующего зрелища первым, тихо вымолвил Фёдор. — А из главного любителя подметать топливо для печки сделали.

— С чего ты взял, что в печи останки деда Кузьмы, — выдавил из себя после шокирующего зрелища Николай.

— Да как было не узнать его последний зуб. Вспомни, как всей станицей подшучивали над ним, когда он, насмотревшись роликов в сети о модных и современных зубных протезах и «крутых» рисунках на зубах, в свой последний родной зуб вставил маленький бриллиант? Он ещё подметал перед двором тротуар и постоянно шутил: «последний, но самый вострый», — Фёдор сжал кулак. — Кто бы тогда знал, что по тому зубу опознаю деда.

Николай помнил, старую чету Журавлёвых деда Кузьму и бабу Лиду, которая не отставала от супруга и тоже сделала себе вставную челюсть по последнему писку моды. И теперь. Теперь эта полу расплавившаяся челюсть, тоже была в печи. От осознания случившегося, на душе стало так гадко, так мерзко, что словами не выразить. А потом пришли мгновения отчаяния, быстро уступившие место жажда мести.

Сомнений не было, в дом Журавлёвых пробралась нечисть и сделала своё чёрное дело, сгубила стариков.

— А где остальные, — приходя в себя, встревожился Аис. — Я знаю, Журавлёвы большое семейство, хотя лично был знаком только с бабой Лидой, которая регулярно приходила на капище.

— Точно. Нужно узнать, что с Макаром и Натальей сталось и куда их детишки подевались, — стараясь не дать воле гневу, сказал Фёдор.

— Пошли в дом, посмотрим что там. Потом гостиничное подворье обследуем, — предложил Колька и, не дожидаясь ответа, двинулся вперёд, к месту развилки дорожек. Как раз у начала развилки и росла ива, склоняясь над красиво оформленным прудом, в котором плавали китайские цветные карпики.

— Вы только посмотрите, ива словно чувствует утрату заботливых рук, что её посадили и плачет, — плетясь за товарищами, подметил Аис.

Служитель плёлся, то и дело опуская взор и выдавая философские фразы, ибо только это помогало ему смириться с увиденным, как вдруг прямо на дорожке, увидел необычный яркий предмет. Не удержался, поднял, на ходу начал рассматривать. Предметом оказался небольшого размера гребешок для волос, очень тонкой, просто ювелирной работы, украшенный драгоценными камушками небольшого размера и покрытый сусальным золотом. «Дорогая вещица, — подумал Аис, — не каждому по карману. Да и всё на подворье Журавлёвых дорогое. Сразу видно зажиточные люди, не бедные. Нужно приберечь гребень, когда найдём живых отдам. Наверное с ног уже сбились разыскивая такое дорогое украшение».

Пока Аис размышлял о гребне, Николай с Фёдором обыскали весь хозяйский дом, но никого не нашли.

— Пусто. Совсем ни кого, — констатировал факт Фёдор. — Даже следов преступления нет. Когда факт его свершения на лицо. Пошли на гостиничную половину участка. Возможно, там обнаружим следы, — в Фёдоре пробудился следователь, он жаждал найти преступника, совершившего такое жуткое злодеяние.

Он первым направился в обратную сторону, первым опять прошел мимо ивы и уже практически вошел на другую половину участка, пройдя по дорожке ведущей к нему, как вдруг, сработало сыскное чутьё. Краем глаза он заметил что-то ярко белое в глубине сада, по ту сторону пруда с карпами.

— Парни, а там что? Что там белое? — резко остановившись, спросил он, указывая рукой направление.

— Насколько я знаю на заднем дворе за садом у Журавлёвых семейный алтарь и гробницы предков, — рассказал Николай. — Они меня и мой трактор нанимали когда обустраивали семейное кладбище.

— Ничего себе, — удивился Фёдор и взглянул на Аиса, — а разве так можно? Разве можно хоронить родных на своём подворье, а не на общем кладбище?

— Можно, если вы славите высшие силы, идя по дороге духов. Журавлёвы именно такое верование исповедовали. К тому же, как таковых останков там нет, только урны с прахом предков. Согласно учению тропы духов, покойных отправляют в мир иной путём кремации, — пояснил Аис. — После чего урны с их прахом устанавливают на алтарь предков в семейном святилище.

— Я и не знал, что среди станичников есть идущие по тропе духов, — удивился Фёдор и тут же вновь взглянул на Аиса. — Может то, что мы увидели в печи, было попыткой кремации? Возможно, сердца стариков не выдержали, и они отошли в мир иной в силу возраста, а у родных не было возможности добраться до крематория.

— Не говорите глупостей, — уверенно и в то же время строго, перебил Фёдора Аис, — бабушка Лида и её семья, очень верующие люди, чистые души верные высшим силам. Случись с ними подобное, то первым делом их дети и внуки должны были прийти ко мне для проведения ритуала вручения душ. А они этого не сделали. Значит тут не просто уход по естественным причинам. К тому же зачем в печке сжигать, если есть капище, где можно сложить погребальный костёр соответствующий их духовному статусу. Нет, тут как вы и говорили — дело не чистое. Нужно во всём разобраться и наказать тех, кто подверг души столь верующих людей опасности.