Ненавистная жена

— Да, пришлось, извини. Промах клуба. На тренировки со мной записалось много ребят, в один день не уложились, а отменять учебные спарринги было поздно.

— Как прошла поездка?

— Устал, как черт. Не вылезал из зала, а ночью из отеля.

— Понятно.

Что именно ей понятно, она не уточняет, и я решаю закрыть этот вопрос сам.

— Спал один в гостиничном номере. А ты, Марина?

— Я? — Она поводит плечом: — Работала. Все, как всегда.

— Неужели, скучала? — вырывается у меня. Сам не знаю, зачем спросил.

Она отвечает не сразу.

— Может быть. — И, словно удивившись собственному ответу, отворачивается к плите. Открыв кухонный шкаф, тянется за тарелками. — Ты, наверное, голоден? — спрашивает. — Я как раз собиралась оставить тебе обед, мне скоро нужно уходить. Вот, все горячее.

Она отлично готовит, я это знаю. И да, я голоден. А еще ужасно рад ее видеть — это чувство зудит в груди, стоило войти в эту комнату. И никуда не хочется ее отпускать.

Марина наполняет тарелку мясом с гарниром, достает хлеб, сыр… Без суеты нарезает последний и ставит все на стол, пока я снимаю куртку и вешаю на стул, глядя на нее.

Она замечает это, и отступает к окну. Не уходит, но мой взгляд ее смущает, и она берет в руки чашку с кофе и полуоборачивается, чтобы посмотреть на двор и выпить свой американо. Сделав глоток, безотчетным движением подсушивает под утренними лучами осеннего солнца золотистые волосы, приподняв их у шеи.

Редкая бы девушка отвернулась от Ярого в его присутствии, если только она не его собственная жена. Но Марина может себе это позволить.

Я обхожу стол, и сам не замечаю, как оказываюсь за ее спиной. Конечно, она слышит мое приближение и замирает. Я поднимаю руку к ее лицу и аккуратно снимаю с нее очки. Отложив их в сторону, наклоняю голову к виску и наконец вдыхаю знакомый запах своей женщины, коснувшись носом волос.

— Мой голод по тебе куда сильнее, — признаюсь. — Так что, сначала ты.

На ней недлинный халат. Я сминаю его в пальцах, поднимая, и нахожу руками голые бедра. Припав жадными губами к теплой щеке, прижимаюсь к Марине и веду ладонь дальше, на живот, забираюсь под бикини и решительно накрываю ее между ног. Не сдержав голода, сжимаю ее нежную плоть, сам дурея от этого прикосновения.

— П-подожди, мы не одни, — пробует Марина возразить, но мне уже не сдержать желание и не остановиться.

— Одни, дед уехал. В доме только ты и я… жена.

Я обнимаю ее другой рукой, проникаю в глубокий ворот халата и накрываю ладонью голую грудь. Она у нее по-девичьи налитая и округлая, упругий сосок упирается в пальцы, я глажу его, задеваю лаской, заставляя Марину раскрыть губы и сделать шумный вдох. Не отпуская ртом ее щеки, спускаю халат с нежного плеча, открывая совершенную грудь своему взгляду.

Красивая девчонка, такой нельзя не наслаждаться, особенно если думаешь только о ней и держишь в руках. Ее тело еще изнеженно сном и пахнет свежестью. На ней под халатом одни тонкие бикини и больше ничего. Шелковая кожа на бедрах теплая и гладкая… Я стягиваю белье вниз, вклиниваю ладонь между ног и касаюсь губами уха, поглаживая грудь.

— Раскройся мне, — требовательно выдыхаю, шевельнув дыханием волоски на ее виске.

Ее тело откликается, я это чувствую, но сама она смущена моей близостью и действиями, и ее бедра сжимаются, а пальцы растеряно ловят халат, намереваясь вернуть на плечо.

— Марина! — глухо рычу я.

— Ох, подожди, н-не здесь же…

Ну, уж нет. Не в этот раз, упрямица! Я все равно возьму, что хочу, и лучше ей сразу это запомнить. Тихий секс под одеялом хорош для сытой любви и утешений, но когда голоден по своей женщине, действуют другие правила. А она теперь моя, и больше забыться не получится.

Я убираю руку с груди и запускаю под халат, задирая его к талии и стягивая с Марины белье. Опустившись на корточки, упираю колено в пол, сдергиваю со стройных лодыжек бикини и ставлю босую ступню на свое бедро. Обхватив жену смуглыми пальцами под аккуратными ягодицами, приподнимаю над полом, заставив ее, охнув, упасть вперед и вцепиться руками в широкий подоконник.

— Ярослав! — она изумленно восклицает. Из ее рук падает чашка, откатываясь по дереву, кофе разливается, зато она точно знает, кто с ней. Для нас это теперь настоящее.

Какая у нее нежная кожа и податливое тело. Оно легко раскрывается мне и, куснув мягкую ягодицу, я жадно провожу горячим языком по ее плоти, коснувшись чувствительного места и узнавая вкус. Мягко смяв бедра, обвожу клитор языком, повторяю ласку, не спеша ее отпускать.

Она едва не задыхается.

— Ты с… с ума сошел…

Скорее всего. По ней точно. Иначе откуда эта жажда ее везде касаться и чувствовать? Брать. Видеть ответ в глазах, кто ее муж.

— Никогда мне не отказывай, я все равно возьму свое.

Я предельно возбужден, пах ломит от желания высвободить себя и оказаться в ней. Я встаю, расстегиваю ремень и стягиваю брюки с бедер вместе с боксерами, все это время не отпуская Марину. Погладив вздыбленный член, шиплю от удовольствия сквозь зубы, когда притягиваю жену за ягодицы и вхожу в нее — чистою и мою. В этом особый кайф, ощущать друг друга без защиты, и я отпускаю себя, растягивая ее и проникая глубже. Обнимаю под грудью и поднимаю на себя, толкаясь сильнее. Вновь ловлю губами уже горячую щеку.

— Ты у меня гибкая девочка, — шепчу, дурея от ее близости, глядя, как от удовольствия вздрагивают прикрытые ресницы, — я знаю. Выдержишь? Я двинусь, если не возьму тебя, как хочу.

— Да.

— Держись за меня.

Я держу ее. Одна рука Марины упирается в стекло, другая, запрокинутая, лежит на моей шее…

Я забираюсь под пояс ее халата и сжимаю ладонь на животе, ударяюсь в нее сначала медленно, затем сильнее, зарываясь лицом в волосы и чувствуя под губами нежную шею…

— Марина… — мне нравится ее имя. Сейчас оно для меня жарче секса.

— Ох.

Она близка к пику удовольствия. Ее тело спало слишком долго и жаждет разрядки, но что-то сдерживает ее — неужели проклятые шоры приличия?

— Ты первая, моя королева. Давай, отпусти себя, — говорю нетерпеливо.

— Ярослав, перестань, — смущается она, жарко выдохнув. — Я не… не могу.

— Борзова, или я тебя прямо здесь вылижу!

— Ох!

Она кончает от нового удара и прикосновения к ней моих пальцев, нежно вскрикнув и выгнувшись под рукой, и на ее спазмах я тоже отпускаю желание. Прижавшись к ней, продолжаю гладить ее тело, пока она не успокаивается в моих руках, скользнув непослушной ладонью по стеклу.

— Ты сумасшедший… — шепчет. — Господи, и окно не зашторено, — ужасается, но я уже выхожу из нее, опускаю на дрожащие ноги, и поворачиваю к себе.

Не отпустив и не дав закрыться, убираю от лица волосы и нахожу взглядом ее глаза.

Сегодня они чистые и без слез. Ясные и необыкновенно серые блестят поволокой удовольствия и смотрят с осторожным чувством. Я скучал по ним совершенно точно и хотел видеть, вот как сейчас — близко и без тени холода. Скулы у Марины залиты румянцем, губы приоткрыты… Я поднимаю руку и провожу большим пальцем по ее щеке, давая нашим взглядам по-настоящему встретиться. Обхватив рукой подбородок, наклоняюсь и целую ее.

— А вот теперь привет, жена.

Мне нравится ее дыхание и нравится она сама. Я никогда не врал себе и не обманывался, не хочу и сейчас. Я не знаю, что между нами происходит, но это точно не игра в чертов брак. Оковы клетки не исчезли, но больше не душат — это совсем не про Марину, а вот инстинкты напротив кричат не выпускать ее из поля внимания.

Определенно я готов повторить все, что заставляет меня чувствовать себя ее мужчиной.

Наш поцелуй мягкий и неспешный, я пробую ее губы, и она произносит близко к моим:

— Ты говорил, что не любишь целоваться. Я помню.

— Терпеть не могу.

— Тогда почему целуешь?

— Хочу.

— Железный довод, Борзов. Такой же неоспоримый, как и твое приветствие.