Маргарита

В девяностые годы все изменилось. Папа ушел из торговли, работал во многих местах, пока не попал по объявлению в культурный центр «Меридиан» в рекламный отдел. Вот тут мы уже не пропускали ни одного концерта и спектакля. Папа однажды встретил в «Меридиане» Татьяну Васильеву. Она играла там в антрепризе. В гримерке поговорили. А ее муж Георгий Мартиросян даже выбежал в фойе и приподнял меня в коляске. Так был рад. А как забыть букеты и добрые слова от Сергея Пенкина и Бориса Моисеева, которые подходили ко мне. Однажды выступала Людмила Гурченко. Исполняла песню из «Карнавальной ночи». Села на колени к папе и пропела: «Вот сидит паренек». Забавно.

Папа продолжал работать до семидесяти пяти лет, пока не попросили «освободить дорогу молодым». А без работы он не мог. Много гулял по Москве, чтоб не сидеть дома, делал какие-то записи, и его друг Роман (он всегда помогал нам и мне сейчас помогает) дал ему денег, чтобы папа издал две свои книги. Они продаются в «Озоне» (Илья Богорад. Записки 74-летнего москвича. М.: Авторская книга, 2012; Илья Богорад. 75/1. М.: Авторская книга, 2013). Правда, никакого гонорара папа не получил.

Мама была очень красивой, с волнистыми черными волосами до плеч. Общительная, у нее было много подруг. Любила ходить в театр. Но скромная, и с женихами как-то не складывалось. (Полная противоположность папе, которого с детства окружало женское внимание.) Она окончила железнодорожный техникум и стала специалистом по вакуумно-холодильным установкам.

Мама познакомилась с папой, когда с братом пришла в гости в большую еврейскую хлебосольную семью. Брат Шура дружил с девушкой из этой семьи, а мой будущий папа был ее двоюродным братом.

Когда родилась я, мама пошла работать в детский сад для детей с ДЦП. Она полностью изменила жизнь ради меня. Когда рождается больной ребенок, женщины замыкаются, сторонятся подруг. Ведь у всех счастье, здоровые дети. Горько и больно. Так случается часто. Так случилось и с моей мамой. Но только сначала, потом шок прошел, и мама стала общаться со школьными подругами. Они и поныне ее любят.

На работе маму все любили за простоту и уникальную способность видеть людей. Когда она на кого-то обижалась, она не ругалась, а просто замыкалась в себе.

Мама всю жизнь посвятила мне, больной бабушке, работе. Может, из-за этого они с папой и развелись. Возможно, ему не хватало внимания. С папой отношения были непростые, в основном родителей связывала я. Но когда тяжело заболели дядя Шура и бабушка, папа всегда приводил лучших врачей, делал для родных мамы все, что мог. В советское время тяжело было с продуктами, с вещами, папа помогал всем родственникам, тетя Эмма приезжала из Твери, где вообще ничего не было (всем известны советские «колбасные поезда», когда за продуктами в Москву ездили, да и в Москве все надо было доставать), а папа все доставал. Когда у мамы после пятидесяти начались проблемы со здоровьем, папа понял, что надо съезжаться. В 1990 году поменяли свое жилье на трехкомнатную квартиру и снова стали жить вместе.

Папа никогда меня не бросал. Даже когда ему дали отдельную комнату в коммуналке. Каждый день приходил, гулял, брал к себе и приезжал в выходные в Рузу. А зимой катал меня на санках с горы.

Вместе ездили на море, лечить меня – в Ейск, Евпаторию, маме ведь было трудно со мной вдвоем. Денег не хватало, и папа устраивался на работу: то собирать арбузы на бахчу, то еще что-то. Как-то приехал цирк, так папа стал кормить медведей. Заодно и нас с мамой в цирк водил!

Когда я училась в школе, в институте, папа каждый день проводил со мной. После смерти мамы в 2006 году мы остались вдвоем.

Наши отношения с папой были не просто отношениями дочки с папой, мы были близкими друзьями. Делились друг с другом секретами. Мама не всегда меня понимала, а вот папа – всегда.

25 января 2015 года папы не стало. Моя жизнь сломалась. Я не думала, что вернусь к прежней Рите. Глотала упаковки таблеток, не хотела жить, но спасибо друзьям.

ДЯДИ, ТЕТИ

Моим героем был, конечно, дядя Шура. Очень добрый, любил меня и мою маму и никому не давал нас в обиду, помогал мне и заботился обо мне. Помню его черный портфель, в котором он приносил мои любимые пончики.

Дядя Шура после школы хотел поступить в военное училище, но его не приняли (в те годы евреев не брали), и он пошел в армию. После армии он вместе с моей мамой поехал в Москву, они вместе поступили в железнодорожный техникум, но учились на разных факультетах. Жили они у бабушкиной сестры тети Фани, а потом снимали комнатку.

С дядей Шурой связано много воспоминаний и разных историй.

Как-то мама поехала в Рузу помогать на огороде, я осталась с папой. Приходит дядя Шура и спрашивает: «А Ритка в зоопарке была?» Мы говорим: «Нет». Он сразу одевает меня и говорит папе: «Поехали». Взяли меня за руки, и мы поехали на метро. Обошли весь зоопарк, и я очень устала, тогда он посадил меня к себе на плечи. Помню, одна женщина долго смотрела на нас и с доброй улыбкой сказала: «Какой у тебя красивый, сильный папа!» Мы все в ответ ей улыбнулись.

В Рузе у меня был большой трехколесный велосипед. Мы с дядей Шурой брали велосипед, гуляли подолгу и пели песни.

Всю жизнь он проработал машинистом поезда. Мне было семнадцать лет, когда он умер от рака. Помню, что все депо пришло на похороны, а в железнодорожной газете была заметка о дяде Шуре, которую мой папа сохранил.

Еще во время учебы в техникуме дядя Шура женился, родились две дочки – Ира и Наташа. Ира старше меня на пять лет, а Наташа на год. С ними прошли мое детство и юность.

Мамина старшая сестра тетя Эмма после школы уехала в Саратов, поступила в строительный техникум. Наверное, она не об этом мечтала: у нее был хороший голос, она пела, ей даже прочили учебу в консерватории. Но у бабушки с дедушкой не было на это денег. После техникума ее распределили в Калинин (ныне Тверь), там она вышла замуж за дядю Сашу, рабочего. У них родились две дочки: Алла и Света. Тетя Эмма всю жизнь проработала инженером в институте, а дядя Саша – мастером на заводе.

Мои воспоминания о тете Эмме неоднозначны. Да, она уделяла мне внимание, иногда ездила со мной на прогулки, например в Загорск на экскурсию для инвалидов. Привезла мне в Рузу трехколесный велосипед, которых в те времена нигде не было. Он назывался «для пожилых» и выпускался только в Калинине. Но…

Не могу забыть один случай и не написать о нем. После смерти дяди Шуры у мамы было подозрение на злокачественную опухоль. Папа нашел хороших врачей, но все равно все боялись. И мама потом рассказала мне и бабушке, что, когда сидели и ждали врача, тетя Эмма сказала: если что-то случится с мамой, меня она к себе не возьмет, так как у нее работа и дети. «Ритке грозит интернат», – так она сказала. Мне было тогда лет двадцать – двадцать с небольшим. С тех пор мое отношение к тете Эмме поменялось, хотя я этого не показывала.

Папин старший брат Михаил, военный, всю жизнь прожил на Байконуре. Дослужился до полковника и переехал в Москву. Отношения у папы с братом не были очень теплыми. Хотя папа любил его, дарил подарки, помогал строить дачу. Когда у брата появились проблемы с сердцем, ему профессор Акчурин делал шунтирование, то папа всячески помогал брату.

Наркоз повлиял на психику дяди Миши, и его сын решил устроить его в психиатрическую больницу, не нужен стал отец. Папа не мог этого допустить: нашел сослуживцев дяди Миши, они собрали деньги, и дядю вылечили в клинике имени Бурденко.

Дядя Миша был человек военный, командир, я бы сказала, очень жесткий. С его сыном Андреем я почти не общалась. Андрей был игроком, и жизнь его не сложилась. Дочка его сейчас живет в Швейцарии. Дядя Миша не питал особой симпатии ни ко мне, ни к моей маме. Он умер, когда мы сидели в самолете: папе подарили путевку в Израиль. Папа даже не смог его похоронить. В последние годы, после смерти моей мамы, они почти не общались. Не знаю почему.