Мировая девчонка

– Когда, доктор? – Светлана Владимировна замерла от страха: денег-то еще не было.

– Как говорится, – улыбнулся тот, – как только, так сразу. Можете сегодня, если еще успеете. Можете завтра. Но не позже. И не волнуйтесь, у меня с ним тоже договоренность... твердая. Он, как это теперь называется, посредник. Но нас еще ни разу не подвел, не подставил... – Лицо Сергея Александровича стало немного хмурым. – Я прикинул, выходит, в общем, как раз около семи тысяч долларов. Хотя курс и немного скачет. Ну, придется предусмотреть и это обстоятельство, сами понимаете.

– Скажите, Сергей Александрович... – начала Васенина и замолчала.

– Да, я слушаю вас?

– А сколько...

– Что именно? – доктор посмотрел на нее и улыбнулся. – Ну, смелее.

– Сколько будет стоить сама операция? – решилась, наконец, она.

– Это в каком смысле? – словно бы удивился доктор, но глаза его были серьезны.

– Ну... Сколько я буду должна вам лично?... Я же понимаю...

– Ничего вы не понимаете, – хмыкнул доктор. – Светлана Владимировна, возможно, я вас несколько разочарую, но, видите ли... как бы сказать? Я – хирург, а не взяточник. И те деньги, о которых мы с вами говорим, пойдут исключительно и целиком на необходимые лекарства и донора. Вы должны знать, что нам нужен не первый попавшийся донор, а только тот, генетические показатели которого совпадают с показателями мальчика. И соответствующие лекарственные препараты, которых вот тут, у нас, – он потряс разведенными в стороны руками, – просто нет. Это понимаете?

Она неуверенно кивнула и хотела еще что-то добавить, но он опередил:

– Вот и славно. – Доктор снова улыбнулся. – И не извиняйтесь. Я тоже прекрасно вас понимаю. Я ведь не в облаках витаю, а живу, как и вы, на грешной земле. Ну а если теперь жизнь вот так поворачивается, что же нам с вами остается? Противостоять, по мере сил... А вот почему я оперирую долларами, объясняю. Все эти лекарства импортные, и оплачивать их вам придется в валюте. Имейте это в виду и заранее поменяйте деньги.

– Спасибо, доктор, – едва не плача, сказала Светлана Владимировна, вставая. – Но как я могу, чтобы вы?...

– Ну, если уж очень хотите, – он подчеркнул слово «очень», – тогда давайте дождемся конца операции, и когда все закончится благополучно, а так и будет, я уверен, вы зайдете ко мне, и я налью вам и себе по маленькой рюмочке коньяку. И мы с вами чокнемся. Так? – Он засмеялся. – А потом закусим каким-нибудь пирожным, которые, я слышал, с успехом выпускает ваша фирма. Только учтите, что ни теста, ни сладкого я фактически не ем, но лично для вас, так и быть, сделаю такое крохотное, – он показал двумя пальцами, – исключение. А теперь бегите и держите себя в руках. Мальчик у вас – просто молодец! Мужественный человечек...

Об этом разговоре Антону Плетневу рассказали Элеонора Владиславовна и Светлана Владимировна, примчавшиеся в «Глорию» в таком состоянии, будто на их глазах только что ожила, стала несусветной реальностью картина «Последний день Помпеи».

Хорошая, почти в натуральную величину, копия этого широко известного полотна висела в холле агентства, как раз напротив входных дверей, приобретенная у какого-то способного копииста еще прежним, покойным ныне, директором Денисом Грязновым. Считалось, что посетителям, приходящим в поисках помощи в охранно-разыскное агентство, собственные страхи и мытарства на фоне подлинного исторического кошмара не будут казаться столь уж тягостными и безнадежными.

Однако было похоже на то, что «живописный намек» резко усилил совершенно реальное отчаяние женщин. Ну, все уже было у них в порядке, все, кажется, устроилось. Они были абсолютно уверены, что это именно так... Но события следующего дня неожиданно развернулись в таком направлении, что любой бы в подобной ситуации поверил, будто на его голову действительно обрушился смертоносной лавой вулкан Везувий...

Глава вторая

ИСПЫТАНИЕ

Они с самого утра только тем и занимались, что считали и пересчитывали поступавшие от работников и служащих фабрики деньги. На призыв Элеоноры Владиславовны, в не такие уж и далекие, казалось бы, годы, в дни своей бурной молодости возглавлявшей фабричные профсоюзы, откликнулись все. Руководители отделов и цехов разложили требуемую для операции мальчику сумму на количество своих сотрудников и постановили в среду утром деньги собрать и представить в бухгалтерию.

Элеонора Владиславовна сама пришла в тесный кабинет бухгалтерии и уселась вместе с Валентиной Григорьевной, главбухом, и кассиршей Машей раскладывать деньги по пачкам – десятки к десяткам, сотни к сотням, и так далее. Их они собирались передать Васениной, чтобы та отправилась в ближайший же обменный пункт, не теряя ни минуты драгоценного уже времени.

Но, естественно, что с такой крупной суммой отправлять Светлану Владимировну одну в валютный обменник, где всякие только и ждут, чтоб ты зазевался, было бы неразумно, и Элеонора решила и тут взять на себя миссию помощницы. Но пока она считала деньги, шевеля губами, как, впрочем, и остальные. Очередные десять тысяч она пересчитывала повторно и оборачивала полоской бумажки, а затем передавала бухгалтерше, и та отмечала на калькуляторе. То же самое делала и Маша. Лохматые пачки денег приобретали «цивильный» вид.

– Кто у нас еще остался? – озабоченно спросила Элеонора. – Чего-то маловато пока...

– А еще из фасовочного не приносили, Маргарита побежала, – Валентина Григорьевна указала на стол, за которым сидела Элеонора, – и грузчиков не видно.

– Элеонора Владиславна, – Маша подняла голову от очередной пачки, – а почему такая дорогая операция?

– Ах, Машенька, – вздохнула Элеонора, – да разве это дорого? Это только на самые необходимые лекарства... За саму операцию доктор ничего не берет. А там ведь, сказал, костный мозг нужен, прямое переливание... Ой, и подумать страшно, не то что говорить!

– А муж Светланы, он-то – что ж? Почему не помогает?

– Да нет мужа... Вертолетчик он был, погиб...

– На испытаниях, наверное?

– Нет, Светлана говорила, в Чечне, о, Господи!.. Ну и сколько, Валя, у нас еще не хватает?

– Сто пятьдесят пять... Еще двадцать надо. Это если по сегодняшнему курсу. Эля, только вы уж там поищите, где по двадцать пять берут за доллар, а то, я видела, курс кое-где и пониже. Вот же спекулянты!

– А что ты хочешь, Валюша? Каждый теперь делает деньги, как может, на совесть никто давно уж не ссылается. Капитализм, одно слово... Ну, где ж твоя Маргарита? Время-то идет!

– Сейчас прибежит, куда денется?...

– Элеонора Владиславовна, – снова встряла Маша, пышноволосая девушка с прической «под Аллу», – а если б мы не собрали, тогда что?

– Умер бы Игорек. А ему двенадцать всего... Я видела, когда его увозили в клинику, совсем прозрачный стал... Но хороший мальчик, держится, ты, говорит, мама, за меня не волнуйся... Не о себе думает.

– А хороший у нас все-таки коллектив, – задумчиво сказала Маша и тряхнула волосами. – Откликнулись... А дирекция чего ж?

– Здрассьте! – укоризненно покачала головой Элеонора. – Мы ж единовременную выписали! Сама и выдавала, уже забыла, что ли? Пятьдесят тысяч – они что, на земле валяются? Выписали, сколько могли...

– Точно! – Маша засмеялась. – Совсем забыла... Ну, где ж она? – воскликнула нетерпеливо.

И, словно откликнувшись на ее вопрос, в кабинет почти вбежала Маргарита, высокая, худая женщина, с металлической коробкой от печенья в руках.

– Вот! – сообщила она торжественно и брякнула коробку на стол перед Элеонорой. – Теперь уже все сдали! Никто не отказал! А ребята с погрузки, так те заявили, что если чего надо, они помогут: перевезти там, доставить куда...

– Ладно, будем иметь в виду, – кивнула Элеонора. – Здесь у тебя сколько? – спросила она, открывая банку.

– Должно быть восемнадцать, а что? Мы так и планировали.

– Не хватает двух тысяч, – морщась, сказала Валентина Григорьевна. – Ну, у меня... – она достала из ящика стола свой кошелек, – вот, четыреста пятьдесят при себе, больше ни копейки, девочки.