Страница 110 из 117
«Зачем тебе все это? — спросил он. — Могла бы без этого прожить».
«Да, могла бы прожить без головы, — согласилась она. — Но все время есть, пить… неинтересно. Нужно что-то делать».
Теперь к нему пришла мысль, что, возможно, и она, вернее, ее предки причастны к колонизации великого континента — Америки. К колонизации и истреблению народов континента. Причастные. Вроде бы в этом есть и доля ее вины. Хотя проделки предков сейчас никак не поправишь, и ответа ни с кого не потребуешь. Отвечать некому.
«В истреблении людей приоритет принадлежит вашим колонизаторам…»
«Возможно. Но колонизаторы всех стран и времен совершенно одинаковые…»
«Да?»
«Колонизаторы английские, французские, испанские, русские и прочие. Будь они в Америке, в Африке или в Сибири. Все они одинаковые, все одного цвета».
«Колонизаторы русские?»
«А их не было?»
«Они не снимали скальпы. Даже в царские времена».
«Вам повезло. В отличие от индейцев».
«Повезло…»
«Конечно же, у моей страны приоритет во многих черных делах…»
По-русски она говорила с забавными оборотами речи:
«Мне как будто холодно».
«Почему «как будто»? — смеялся он. — Говори просто: «Мне холодно».
«Мне холодно», — как старательная ученица повторяла она.
«Теперь правильно».
«Я буду тебе сказать…»
«Надо говорить: «Я тебе скажу…» «Я тебе скажу…»
«Верно».
«Туда ходить не можно…»
«Туда ходить нельзя».
«Туда ходить нельзя…»
Он узнал, что у нее есть работа по поэтике мифических песен остяков. «Откуда материал?»
«Из архивов: Венгрия, Финляндия, ГДР. Регул и, Мункачи, Кастрен, Карьялайнен, Сирелиус, Штейниц».
И они попрощались. Он смотрел ей вслед, и к нему пришла мысль, что общечеловеческое начало, несмотря на расовые, языковые и прочие, барьеры, у всех чувствуется одинаково. У человечности одна природа…
С некоторых пор он открыл в себе способность «чувствовать человека в людях». Возможно, многие и вовсе не подозревают о том, что в них есть «темные пятна». О себе он тоже не мог определенно сказать, есть в нем такое пятно или нет. Но в других он почти безошибочно стал улавливать это, словно в нем сверхчувствительный «луч», что ли, как рентген, просвечивающий людей. Наверное, иногда могут повлиять какие-то обстоятельства и не исключена оплошность. Все может быть.
Он смотрел, как она идет легко и уверенно, словно родилась и выросла здесь и ей знакомы и близки все улицы и закоулки этого старого города. Во всяком случае, город принял ее. И принял хорошо… Возможно, так и должно быть: каждый, где бы ни жил, прежде всего обязан чувствовать себя человеком своей планеты.
Он начал думать о работе, которая добавит светлые краски в жизнь многих землян…
А потом пришла она. Пришла неожиданно. Она, как невидимка, всегда исчезает и приходит неожиданно. Она пришла грустная и тихая. И пристально, не отводя глаз, посмотрела на него.
«Пока ничего не получается».
«Почему?» — Впрочем, он все поймет без слов.
«Ах, наши боссы все никак не могут — как это называется — не могут сговориться, заговориться, договориться…»
Он все понял и без слов. Так и должно было случиться. Все дело в боссах.
И она ушла. Ушла и медленно растворилась в серых тенях осеннего дня…
28
Выехал Демьян на Родниковое озеро и остановил упряжку. И теперь, когда он услышал шум машин, вдруг с новой силой вспыхнул безжалостный огонь души. А перед домом надо убить эту жажду-боль, обязательно надо. Если уж не убить, так хоть приглушить. Нельзя ее домой привозить, никак нельзя. Ведь дом совсем рядом. До дома долготы одного вечернего оленя не будет. Нельзя с такой болью домой приезжать. Домашние от него не жажду-боль ждут. Нет, нет… Кто поможет ему избавиться от этой боли? Помог бы кто, хоть поговорить с кем. С кем же? Отца нет, братьев нет, сыновья еще малы… Да и далеко они, в поселке… Разве что искатели? К ним заехать?! Тем более что он не с пустыми руками. Продавщице он правду сказал, когда покупал водку, — об искателях-гостях думал. Прикидывал, как встретит их в своем доме. Он знал, что к этой «белой водице» русские так же неравнодушны, как и многие его сородичи. Почитают особо, любят «к языку приложить» при встрече и расставании. Вроде разговор лучше идет. И, в отличие от сородичей, они крепки против этой водицы, так просто не валятся с ног. Крепки и, видно, давно привыкли к ней. А сородичи что? По-настоящему эту водицу увидели на его, Демьяновой, памяти, когда отстроились поселки и открылись магазины. В старину-то раз или два в году к языку прикладывали, если выезжали на ярмарку в иртышские или обские города. Купцы в глубинку редко забирались.
Есть белая водица — заехать, что ли?! Убить жажду-боль, приглушить ее. Поговорить с людьми о жизни этой земли, о будущем ее. По душам поговорить… Искатели-родственники — вот кто поможет! Сам Медведев ему поможет, сам начальник искателей…
В нем подспудно жило предчувствие, что кто-то ему должен помочь. Теперь только ясно осознал, что острие стрелы, направленное на его зимовье и на его сердце, может отвести в сторону только сам Медведев. У него уже сложился в голове образ Медведева: бородатый и круглолицый искатель богатырского сложения с сильными огрубевшими руками. Но глаза веселые и добрые. Он даже голос его слышал: звучный и неторопливый. Вот он какой, начальник искателей Медведев!..
А ведь искатели, которых он видел, звали в гости, сами звали. Не чужой он им — родственник.
И решил он сначала посоветоваться с оленями.
— К искателям заедем, Вондыр?! — обратился он к вожаку. — Это ж родня наша. Они совсем недалеко от дороги, долго сидеть и гостить не будем. Скажем «здравствуйте», поговорим немного о жизни да о делах наших и скажем «до свидания». И все… Нельзя с плохими мыслями домой приезжать, понимаешь, Вондыр? Боль надо оставить в стороне, нельзя домой брать. От этого домашним будет плохо. Мы ведь не хотим, чтобы кому-то плохо было. Что, Вондыр, поедем?.. А ты, Пеструха, что думаешь? Тебе, конечно, не хочется — тебе поскорее домой надо, я понимаю тебя. Но и ты меня пойми — мне нужно увидеть начальника искателей Медведева. Мне с ним поговорить надо… познакомиться. Сначала я к нему приду, потом он к нам придет, гостем будет. Мы его хорошо встретим. Гостей встречать мы умеем. Мы его обязательно в гости пригласим. Он тоже из рода медведя, он наш родственник. Так-то вот, Пеструха! Вот такие у нас дела! Много у нас родственников, а иметь много родственников, скажу тебе, это приятно, да! Это я знаю!..
Затем он обратился к важенке Пирни:
— А ты что думаешь, Пирни? Тебе даже лучше, пока я у искателей чаевничать стану, ты отдохнешь. Есть ты не хочешь, я недавно кормил вас. А вот отдохнуть надо, у тебя ведь сил меньше, чем у других. Вот и полежишь, пока я чай буду пить у родича своего Медведева. Значит, Пирни, ты не против — поедем к искателям. Я там совсем немного побуду!
Демьян развернул упряжку в сторону виднеющегося невдалеке леска.
В снежном вихре ворвались они в грохот машин, в резкий свет электрических лампочек, крепкий дух резины и домиков. Он привязал упряжку, снял кумыш и заглянул в первый домик на бревнах-полозьях — там горел свет, потрескивала печка, но никого не было. Только в третьем домике, стукнув в дверь, он услышал голос:
— Заходи, кто там!..
Голос ему показался знакомым. Толкнул дверь и огляделся: перед самым входом пышущая жаром железная печка, вдоль стен спальные полки в два яруса, под низким потолком электрическая лампочка, в одном углу столик. За столиком, наклонившись, сидели два знакомых бородача — кучерявый парень и широкоплечий мужчина в голубой майке. Демьян еще ничего не успел сказать, как кучерявый проворно выскочил из-за стола и сунул охотнику свою жесткую холодную руку.
— Ко мне он приехал! — крикнул весело. — Это мой охотник, мой!..