Ранний ледостав

— Вот эти-то чехлы с ножами, случайно обнаруженные потерпевшим в доме Кулика, и утверждают меня в мысли, что ограбление действительно совершено. И, скорее всего, людьми, работающими на буровой… Кулика я уже вызывал. Он дал свои показания. Но Кулик, по всему судя, тут ни при чем. Чехлы с ножами он приобрел у шоферов. Правда, он уверяет, что не может вспомнить, у кого конкретно… Но какая-то зацепка все же уже есть. Значит, и виновника в конце концов найдем.

— Обязательно надо найти, Николай Альбертович! А то сильно безобразничать начали, никакой управы на них нет… Вот в ту зиму мне один охотник, Ипринем звать, еще про один плохой случай рассказывал…

— Какой, если не секрет?

— Ну, правда, он не с могилами связан. Совсем другой случай, а все равно…

— Ну хорошо, хорошо, расскажите, не стесняйтесь.

Карыкур поудобнее устроился на стуле, словно готовясь к долгой и очень важной беседе. «Пусть все знает, раз он следователь, может, и правда что-то сделает…»

— Ну, значит, это все Ипринь мне рассказывал. У него на берегу одного озера избушка охотничья. Уходит на зиму в тайгу, промышляет и живет в такой вот избушке. Всегда так заведено было… И каждую осень ездил он по воде — чтобы, значит, избушку перед сезоном подправить, снасть заранее приготовить. И вот приезжает он в тот раз, а избушки нет. Спалили избушку-то. Один угли на том месте остались, да несколько бутылок из-под водки. А в избушке у него капканы разные были, сети — ничего этого не осталось. Пять гимок держал, чтобы ондатру ловить — тоже стащили. Видите, какой наклад… А кто? Конечно, не местные, не ханты. Только пришлые могли так сделать… И если подумать: для чего им ловушки-то? Да для охоты, конечно, чтобы браконьерствовать тайком, пушниной разжиться, рыбкой… — Карыкур, разволновавшись им же самим нарисованной картиной варварства, начал, по своему обыкновению, размахивать рукой. — И вот что плохо, Николай Альбертович: жестокие люди — о других не думают, губят зверя и рыбу безо всякого смысла… Ипринь говорит, прошел он потом по берегу — и что бы вы думали? Наткнулся, о собачий узел, на норы, где те браконьеры гимки на ондатр выставляли. Взрослых взяли, а маленьких, почти бесшерстных, с палец размером, бросил». С десяток у каждой норы валялось! Охотничий сезон не начался, молодняк еще не подрос — а они гимки ставили! Вот они, проклятые браконьеры, сколько зверят зря погубили, какой убыток нанесли!.. Дальше пошел по берегу — а там мертвая рыба без счету в заводях кверху брюхом плавает. Не иначе, говорит Ипринь, глушили чем-то…

— Взрывчаткой, скорей всего… Да, разный люд сюда, на север приезжает. Кто действительно честно хочет работать, осваивать богатства севера, а кто и просто ухватить побольше любым путем. Такому лишь бы рубль был подлиннее, а до остального ему дела нет. Проходили у меня подобные, и не по одному делу… — Следователь сел на краешек стола, жадно закурил, предложил и Карыкуру, но тот отказался: «Не курю, спасибо:». — Да-а, — вернулся Николай Альбертович к рассказанной зоотехником истории. — Ну так что, дознался этот охотник, кто напакостил?

— Да откуда ж узнаешь? Браконьер — он разве оставляет когда свою тамгу? Он ведь тоже не дурак…

— Да, это вы правы, браконьер теперь ловкий пошел. А техникой какой пользуются! Думаешь другой раз: да следят ли их начальники за тем, что у них на площадках делается или нет? А, что там говорить, когда эти начальники, бывает, и сами не прочь запреты нарушить. Но ничего, я думаю, придет конец этим безобразиям, прижмем любителей поживиться за общественный счет!

Следователь все больше и больше нравился Карыкуру. Он как-то умел расположить к себе, и говорил спокойно, со знанием дела, а главное так, что Карыкур чувствовал: они с Николаем Альбертовичем одинаково думают, об одном и том же заботятся. Каждым словом следователь словно подбадривал Карыкура: давай, мол, смелее, я тебя пойму и поддержу…

— Вы извините, Николай Альбертович, если время у вас отнимаю. Хочу еще про одну заботу вам рассказать. Если можно…

Следователь кивнул.

— Тоже, думаю, шибко важное дело. Правда, сегодня наш директор сюда приедет, наверное, сам обо всем расскажет. А с другой стороны — я лучше, чем он, об этом деле знаю. Сам свидетель. И тоже, по-моему, кое-кого из экспедиции наказывать надо. Иван Дмитриевич говорит: тут судом пахнет.

— Ну-ну? — заинтересовался следователь, по-прежнему сидя на краешке стола. — Рассказывайте, рассказывайте, что за дело. Кстати, как вас зовут? А то мы с вами толкуем, толкуем, а имени вашего я так и не знаю.

— Карыкуром меня зовут, Николай Альбертович. Дело наше с гибелью оленей связано. Погибли олешки, отравились. И не просто так, а по вине работников экспедиции.

— Да?! — удивился следователь. — Это вы точно знаете, Карыкур?

— Еще как точно, собачий узел! Я ведь специально в Пулнгават Вош из-за этого ездил. Чтобы анализы сделать.

— Анализы? А ну, рассказывайте, рассказывайте!

— Все подтвердилось, Николай Альбертович. Только разрешите, я подробности не буду, пусть Иван Дмитриевич, директор наш. Приедет — сам и решит, как нам дальше быть.

— Ну что ж, Карыкур, вам виднее… — И следователь уточнил деловито: — Сколько, вы говорите, оленей-то отравилось?

— Три десятка с лишним…

— Сколько, сколько? — следователь даже соскочил со стола. — Три десятка?

— Да, — кивнул Карыкур, — и все кальцинированной содой отравились. Мы сначала только предположили это, а анализы подтвердили наши догадки.

Следователь даже присвистнул.

— Весьма серьезное дело, Карыкур. Если подсчитать… — Николай Альбертович слегка прищурился, словно прикидывая что-то в уме. — Сколько один взрослый олень стоит?

— Ну, всяко бывает. В среднем — сотни две, пожалуй.

— Значит, убыток примерно в шесть тысяч… Да, серьезненько…

— Вот я и хочу спросить у вас, Николай Альбертович, они, эти геологи, раз вина ихняя — должны хоть какое-то наказание понести?

Следователь обошел стол, сел на свое место и задумался, барабаня пальцами по столешнице.

— Ну, если все подтвердится, если все так, как вы говорите, состав преступления налицо. Результаты анализов есть, заключение у вас на руках. Я думаю, Карыкур, вы должны, не раздумывая, писать заявление на имя прокурора. Тут, скорее всего, имеет место должностное преступление…

— Как это — должностное? — растерянно спросил Карыкур.

— Ну, как бы это получше объяснить… Конечно, и рядовой рабочий виноват, но ведь был кто-то главный, ответственный непосредственно за перевозку этого самого порошка, вот с него закон и спросят. Есть, Карыкур, специальная статья в Уголовном кодексе. — Следователь полистал страницы все той же толстой книги. — Вот, статья 172, которая гласит… — И следователь тут же, не торопясь, зачитал: — «Невыполнение или ненадлежащее выполнение должностным лицом своих обязанностей вследствие небрежного или недобросовестного к ним отношения, причинившее существенный вред государственным или общественным интересам либо охраняемым законом правам и интересам граждан, — наказывается лишением свободы на срок до трех лет, или исправительными работами на срок до двух лет, или штрафом до трехсот рублей, или увольнением от должности». — Следователь закрыл книгу. — Так вот. Такие последствия за преступную халатность. Но главное, Карыкур, не забудьте: должно быть заявление от вас на имя прокурора.

— Хорошо, Николай Альбертович. Первым делом про это Ивану Дмитриевичу скажу. Спасибо вам огромное за совет.

Следователь посмотрел на него выжидающе, готовый попрощаться. Но Карыкур, вдохновленный его вниманием, тем, что так складно получился у них разговор, что сумел выяснить все интересовавшие его подробности, уже и не думал уходить — вошел во вкус. Еще несколько минут назад вспомнил он про наставления старого Лозара, не раз говорившего ему во время поездки на озеро Воянг Тув, что Карыкур, раз он депутат района, должен обратить внимание начальства на слишком уж бесхозяйственное поведение геологов. И вот теперь Карыкур решил, что сейчас самый подходящий случай поговорить с умным И все понимающим человеком и об этом.