Страница 64 из 96
— Угораздило, понимаешь…
— Молчи, молчи, разговаривать потом будем. На охоте всякое бывает…
6
Пролежав месяца полтора в районной больнице, Тавет начал потихоньку ходить.
К осени решилось, что его переводят на работу в город. Первого сентября уже надо было приступать к новым обязанностям, а квартиру еще не дали.
— Поживите пока в гостинице, — сказали Тавету в гороно. — Потом с жильем все уладим.
«А как же Ланги? — сжалось сердце Тавета. — Для матери место в гостинице, конечно, найдется, но кто пропишет собаку?»
Стали готовиться к переезду.
Вещи, книги, охотничье снаряжение — все в доме вверх тормашками.
Чувствуя какие-то перемены, Ланги с беспокойством крутился среди этого беспорядка.
— Ну что ты тут вертишься? — с досадой спрашивал его Тавет. — Иди погуляй! Не видишь разве, как мне тошно?
Ему и в самом деле было не по себе: куда девать собаку? Разумеется, в поселке есть кому приютить на время Ланги, а то и вовсе забрать к себе. Но ведь не всякой семье доверишь такого пса, как этот! Там грубоватый подросток растет, тут за собакой толком присмотреть некому, у тех вечный кавардак — и сами поесть вовремя не успевают, и Ланги не накормят.
Мать тоже нервничала. Ей трудно было расставаться не только с Ланги, но и с поселком, в котором прошла вся ее жизнь…
Как-то вечером к Тавету наведался его старый приятель — Логи.
— Узлы вяжешь? — спросил он, встав на пороге. — Давай помогу!
— Узлы-то я сам соберу, — вздохнул Тавет, — а вот что с лайкой делать — ума не приложу. В город не повезешь, здесь тоже не придумаю, с кем оставить.
— Мало думаешь! — улыбнулся Логи. И присвистнул: — Джек, ко мне!
В комнату вбежала темно-серая, мохнатая дворняга. Ланги, поставив уши торчком, вытянул морду в сторону гостя. Потом, приблизясь к нему и обнюхав со всех сторон, добродушно оскалился.
— Вот видишь, — сказал приятель, — наши песики уже нашли общий язык. Почему бы тебе не оставить Ланги у меня?
— Хм, — отозвался в раздумье Тавет. — Это мысль!
— И неплохая.
— Правда, твой Джек бывает и агрессивным. Помнишь, как они однажды подрались с Ланги?
— Помню. Это когда ты у Джека попросил лапу, а твой красавец вздумал тебя ревновать?
— Стал Джека отпихивать и сам мне лапу подал…
— А мой, конечно, такого нахальства не стерпел и пустил в ход клыки… Еле мы их растащили тогда.
— Что поделаешь, собачья дружба без драк не обходится.
— И не только собачья?
Они вышли на крыльцо покурить. Псы мирно играли во дворе. Решение было принято. Ланги оставался в поселке.
В день отъезда Тавет перетащил во двор к другу собачью конуру. Чтобы не возбуждать у Ланги никаких подозрений, он не стал с ним прощаться. А Ланги, увлеченный свежей костью, не заметил его поспешного бегства.
Мать с вещами ждала Тавета на пристани.
Подошел теплоход, идущий от Омска до Салехарда. Стоянка была недолгой — всего полчаса. Тавет грузил узлы, книги, чемоданы, а на душе было неспокойно. Он тоже вырос в этом поселке, работал здесь в школе, у него тут много друзей… Трудное дело — переезд на новое место… Угнетало Тавета и чувство вины перед любимой собакой. Пусть Ланги не худо пристроен у хорошего человека, но все-таки тот для него не хозяин… И вряд ли Ланги привыкнет к нему…
Матросы уже собирались убирать трап, как вдруг на деревянные сходни метнулась чья-то лохматая тень.
Ланги!
Мгновенно сыскав Тавета в толпе пассажиров, пес забросил ему лапы на грудь. Он тяжело дышал, свесив язык, но глаза у него были счастливые. Еще бы! Ведь он нашел хозяина!
Мать заплакала и отвернулась. Тавет и сам с трудом сдерживал слезы. Он погладил лайку по упругой спине.
— Молодец, Ланги. Умнейший пес! Умник! А теперь иди, иди!..
Ланги в ответ лизнул Тавета в щеку.
— Знаешь что? — сказала мать. — Возьмем его с собой. Как-нибудь устроимся.
— Да! Возьмем! — обрадовался Тавет. — Конечно, возьмем!
В это время раздался басовитый гудок теплохода. Расталкивая людей, к ним протиснулся помощник капитана.
— Товарищ! Возить животных на пассажирских судах без намордника запрещено. Сейчас же уберите пса. Слышите?! Мы и так опаздываем!
Пришлось схватить Ланги за ошейник и спустить на дебаркадер.
— Держи его! — крикнул Тавет стоявшему на пристани Логи. — Держи покрепче! Я скоро за ним приеду! Счастливо!
Теплоход отчалил. Скрывшись в каюте, Тавет долго еще слышал душераздирающий вой своей верной собаки.
7
Прошло полтора года. Тавет с матерью все еще жили в гостинице, обещанной им квартиры до сих пор не было. За все это время Тавет, как ни рвался, не смог выбраться в родные края повидать Ланги — дела не пускали.
Потом пришло письмо от приятеля.
«Должен тебя огорчать, — писал тот. — Не удается мне совладать с твоей лайкой. Поначалу вроде стала привыкать к нашему дому, но как гудок теплохода услышит, так сама не своя. Не ест, не пьет, Джека моего чуть не загрызла, когда он к ней сунулся. А в последнее время Ланги и вообще одичал. Пропадает неделями. Часто видят его возле твоего бывшего дома. Тяжело мне про такое писать, ведь вроде сам вызвался за собакой приглядывать, но ничего поделать с ней не могу…»
Только следующей осенью удалось Тавету поехать в поселок. Прямо с пристани поспешил он к дому своего друга. Но собаки там не было…
— Секи повинную голову! Не знаю, где Ланги. Уже месяца два его не видел, — развел руками приятель.
Тавет побрел по знакомым улицам.
— Не видели мою лайку? — спрашивал он у каждого встречного.
Люди пожимали плечами — в северном поселке столько собак, разве за каждой из них уследишь? Но кто-то ему все же сказал:
— Старика Кулю знаешь?
— Это который на отшибе живет?
— Да, подслеповатый такой.
— Знаю, конечно.
— Загляни к нему. Может, туда твой пес прибился? У него часто приблудные собаки живут.
Прибавив шагу, Тавет заторопился на топкую окраину поселка, где в бревенчатом пятистенном доме жил старый Куля. По дороге он заскочил в магазин, набил карманы печеньем и сахаром — побаловать Ланги, если он там. А для деда купил бутылку портвейна.
Ланги действительно оказался у Кули.
Но лучше бы Тавет его не видел.
Нечто всклокоченное, облезлое, тощее лежало, растянувшись, на деревянном крылечке. Если бы не белая отметина, похожая на бабочку-капустницу, Тавет не признал бы Ланги.
Ошеломленный, он присел на корточки, погладил собаку по костлявой спине и с ужасом заметил, что в темно-серой шерсти белеют седые волоски.
— Ланги, — шепнул он. — Бедный мои Ланги…
Пес даже не шелохнулся, только скосил на него гноящиеся глаза.
— Умнейший пес. Умник…
Эти, некогда такие вожделенные слова, казалось, что-то пробудили в собаке. Она поднялась, села и потянула носом воздух.
Но видно и запах Тавета был уже не таким, как прежде — Ланги, зевнув, снова улегся на крыльце и безучастно уставился в одну точку.
— А, это ты, Тавет? — послышался старческий голос.
В дверях избы стоял старый Куля.
— Здравствуйте, — сказал Тавет.
— Здравствуй, здравствуй. Значит, снова в наших краях?
Дед присел на рыбный ящик, достал прокуренную до черноты трубку.
— Так, так… Соскучился, значит, по родным местам? — вздохнул он. — Не надо было уезжать. Я вон всю жизнь на одном сижу… Здесь родился, здесь и помру. Теперь уж скоро. Ноги не держат…
Голубой табачный дымок поплыл над болотцем. Тавет молчал, не зная что сказать. На душе у него было тяжко.
— Собаку-то свою признал? — продолжал Куля. — Постарела она. Глухая стала, слепнет, вроде меня. Жаль, жаль… Хороший, говорят, был пес. Он ведь тебя однажды от верной смерти спас, когда ты себе на Горелом прострелил ногу. Было такое?
— Было.
— Да-а, вот так-то.
Дед умолк, посасывая свою трубку.