Страница 5 из 96
Смущение Таясь можно было понять: она, видно, не могла не думать о том, как это ее, да еще одну, повезет домой никому у них не известный парень из другого селения. Вопрос, как еще поглядят на это блюстители старых обычаев, что подумают люди о ней, честной девушке? Не отвернутся ли после этого свои парни-женихи? Таясь не могла не думать обо всем этом, все-таки она была уже в возрасте невесты…
Арсина же нисколько не смущало, кто и что подумает о нем или о Таясь, или о них вместе. Для себя он уже решил, что сделает дальше. «Сейчас или никогда, — твердо сказал он себе. — Сейчас или никогда…»
Высадив подругу в Вырвоше, Арсин вдруг переложил руль и погнал лодку на другую сторону реки, к протоке Рынги, хотя селение Ванды находилось здесь, на левой стороне Малой Оби.
— Что ты делаешь? — всполошилась Таясь. — Ты что, с ума сошел?! Куда меня везешь-то?
— Не бойся. Таясь, — не к месту улыбнулся Арсин. — Скоро узнаешь.
— Что узнаю? — не на шутку рассердилась она. — Ванды вон где, — она махнула рукой в сторону левого берега, — а ты куда правишь? Там же таловый берег, ни одной живой души нет!
— Живой души нет, — попытался засмеяться Арсин, но смех от волнения у него получился какой-то неестественный, сдавленный, — зато избушка есть.
— Какая еще избушка, господи! Я ведь здешняя, лучше тебя наши места знаю.
— Здешняя-то здешняя, а места лучше не знаешь, — опять хохотнул Арсин. — Можем даже поспорить.
— О чем это спорить?
— Ну, что есть здесь избушка. Охотничья…
— Ну и что из того, что есть? Зачем она мне? Мы что, охотиться с тобой будем?
— Охотиться, конечно, не будем… — потупился Арсин. — Просто я хочу тебе избушку показать…
— Да зачем она мне? — еще больше рассердилась Таясь. — Я что, по-твоему, избушек не видела? А ну, поворачивай давай лодку! — Она встала было, чтобы ринуться на корму и вырвать у него весло, но бударку в этот момент накренило, и Таясь вынуждена была снова сесть. — Ну прошу тебя, Арсин. Нехорошо так, ведь люди Вырвоша все видят, что они обо мне подумают? — Таясь глянула на него так, что у Арсина все внутри перевернулось, как на Оби во время внезапно налетевшего грозового шквала. «Наверно, и правда нехорошо делаю», — подумал он, уже готовый повернуть лодку назад. И чуть было не повернул, но посмотрел на девушку еще раз и, заметив мгновенно скользнувшую по ее лицу улыбку, каким-то внутренним чутьем, свойственным, наверное, лишь влюбленным, понял: все эти суровые слова о приличиях — только слова, а сердце ее хочет совсем другого… И это вновь придало ему уверенности.
— Да ты не бойся, Таясь, — уже весело прокричал сквозь ветер Арсин. — У меня ничего плохого и на уме-то нет. Только покажу тебе мою охотничью избушку. Только поговорю с тобой…
— И в дороге можно было поговорить, — все еще не сдавалась Таясь. — При чем тут избушка?
— В дороге нет… Ты пойми, Таясь… Важный разговор у меня. Не могу вот так, на ходу. Приедем… и там поговорим, ладно?
— А здесь чем плохо? Или боишься, что убегу? В воду прыгну?!
— Ну зачем ты так, Таясь… Я ж тебе плохого не делаю. И не сделаю никогда — клянусь глазами небесного Турама-Всевышнего… Радугой небесной клянусь.
— Клянусь, клянусь, — насмешливо повторила она, вроде бы успокаиваясь. — Смотри, коль обманываешь — покарают тебя боги. Громовой пулей сразят.
— Да ну, Таясь, я серьезно, а ты… Громовой пулей… Я же не маленький, писать научился, грамоту понимаю. Уполномоченный района сказал — бригадиром звена поставят…
— Ну и что из этого? Мне зачем про то говоришь?
— Ну… так. Чтобы знала. — Арсин резко повернул лодку влево, и волны сразу заплескали в борт, обдавая их брызгами. — Вот заболтался — чуть мимо не проскочили!
— Что чуть не проскочил? — прокричала она, вытирая лицо.
— Здесь, Таясь, протока Пертанг-Посл. Знаешь?
— Слыхала от отца. Только тут не наши угодья.
— Верно, Таясь. Здесь пораватские охотятся и рыбачат, — Арсин оживлялся, чувствуя себя все более уверенно. — Такая хитрая протока — как будто хвост ящерицы среди тальниковых кустов. Еще версты две проедем — и будет речка Кельчи-Ас. А уж там, на островке Шиян, и наша избушка. Прошлой весной с отцом рубили…
Поросшие талом берега смыкались за ними, и теперь Таясь больше не протестовала, не выговаривали ему — видно, окончательно смирилась с решением Арсина; сидела молча, разглядывала склонившиеся к самой воде кусты тала и рябины, готовые вот-вот покрыться зелеными листьями.
Протока то и дело петляла; почти из-под самого носа лодки лениво взлетали то кормившиеся у прибрежного мелководья шилохвости, то широконосые красавцы соксуны. Утки почти не боялись их бесшумно скользившей бударки, целыми стаями проносились со свистом, едва не задевая парус. Эх, как в другое бы время взыграла в Арсине неуемная охотничья страсть! Но сейчас ему было не до уток, не до охоты…
Теперь, когда избушка была совсем рядом, когда лодка их скользила в таком таинственном, таком уединенном месте, словно специально созданном для объяснений в любви, он вдруг с ужасом понял, что не знает, как заговорить с девушкой о главном, как заставить непослушный язык начать, как вызвать Таясь на откровенный разговор. Какими-то дурацкими восклицаниями, жестами он привлекал ее внимание к каждой новой поднятой ими на крыло утиной стае, а сам думал о том, что теперь, почти добившись своего, оробел так, что, видно, ничего уже с собой не сможет поделать… Язык, казалось, совсем перестал его слушаться, засох, подобно бересте, содранной с сочного дерева и опаленный огнем.
Молчала и она, глядя куда-то вдаль. Арсин облегченно вздохнул, когда протока закончилась, и лодка въехала в реку Кельчи-Ас. Сразу же, посредине реки, километрах, наверное, в полутора от берега, завиделся остров Шиян, казавшийся издали огромным, мчащимся по волнам кораблем.
У острова Арсин осторожно направил лодку к узкой курье, почти не заметной постороннему глазу.
Мелкий тальник, затопленный водой, царапал борта лодки и упруго распрямлялся за кормой. Метров через двадцать курья резко расширилась, здесь она уже была в несколько бросков аркана… Наконец лодка уперлась в коренной берег острова, поросший кедром и лиственницей.
За кедровником, через ветви молодых берез и рябин проглядывала избушка, покрытая светящейся на солнце берестой…
— Вот мы и приехали, Таясь. Можешь выходить.
— Зачем? — удивленно-насмешливо подняла девушка свою черную бровь. — Избушку посмотрела — теперь можно и обратно ехать.
— Как это обратно! — как можно веселее сказал Арсин и положил кормовое весло. Не глядя на нее, он деловито спустил парус и выскочил на берег. Девушка по-прежнему сидела на скамье и, судя по всему, не собиралась покидать лодку. — Ты только посмотри, как тут красиво! — заторопился Арсин. — Если остров пересечь, такой вид на Малую Обь — дух захватывает. А дичи здесь сколько! Рыба в озерах просто кишит. Зимой горностаи, зайцы, песцы — к самой избушке подходят, порог лижут! Вот какое это место, Таясь!
— Вот ты и оставайся охотиться. Всего тебе хватит — и уток, и рыбы, и зайцев. А мне домой пора. Я скажу — за тобой потом приедут, — и, схватив неожиданно греби, Таясь резко отпихнула лодку от берега.
Арсин оторопел — чего угодно ожидал, только не этого. А когда опомнился, увидел, что Таясь, сильно отгребаясь, уже отогнала лодку на глубину.
— Таясь! — в отчаянии закричал Арсин. — Ты что делаешь. Приставай к берегу. Я же, я…
Таясь в ответ еще сильнее налегла на весла. И тут Арсин, окончательно придя в себя, хищной росомахой сделал с десяток длинных прыжков по берегу и у крутого обрыва, где расстояние до лодки было не более длины двух хореев, ринулся в ледяную курью. Он верно рассчитал свои силы и вскоре вцепился в лопасть греби; чувствуя, как заходится от холода тело, как тянет вниз отяжелевшая малица, он подтянулся рывком и закинул левую руку на борт лодки.
— А теперь греби! — улыбнулся он прыгающими губами. — Греби, греби! И меня заодно потянешь, как п-п-плотоматку…