Страница 48 из 96
Опунь тревожно вскинул глаза.
— А… А кто… будущий муж?
Ансем недовольно наморщил лоб.
— Больно ты любопытен, парень. Зачем тебе это знать?
— Да так… Просто…
— Просто… Просто… — проворчал Ансем. — Не знаешь разве наш обычай: пока невеста порога в новом доме не переступила, о ее замужестве не говорят. Зачем зря языком трепать?
Сам поражаясь своей смелости, Опунь брякнул:
— В поселке говорят, Ляля к вам сватов засылал.
Ансем еще больше нахмурился, засопел сердито.
— Ляля, говоришь? — помолчав, произнес он с тяжким вздохом. — Был Ляля, да сплыл.
— Как это — сплыл? — пряча невольную улыбку, переспросил Опунь. Надо же, ведь это он, он отвел тогда от Тутьи нежеланное для нее сватовство! Знает ли об этом Ансем? Нет, конечно! А если бы знал?
Додумывать Опунь не стал.
Разволновавшись от разговора, Ансем потянулся за табаком.
— Эх, парень! Молод ты еще, ум твой силой не налился. Что ты в таких делах понимаешь? Ляля!.. — И, снова помолчав, пробурчал себе под нос: — Один узел дважды не завязывают!..
Заправившись табачком, на который он предварительно — уже не таясь — плеснул спирта, Ансем встал у открытой двери. Видимо, желая переменить разговор, он потрепал Опуня за волосы:
— Если б не ты, кормить бы мне нынче пыжьянов! — и хрипло засмеялся. — Будем теперь друзьями! На, держи мою руку!
И Ансем протянул Опуню раскрытую ладонь.
Опунь поспешил пожать ее. Стать другом отца Тутьи! О, это могло иметь далеко идущие последствия! От радости он заулыбался.
— Нет, ты и вправду стоящий парень! — продолжал нахваливать его Ансем. — Настоящий мужчина из тебя вырастет.
«Пусть добрые думы обо мне корнями дерева прорастают в твоем сердце, — колдовал про себя раскрасневшийся от смущения Опунь. — Пусть все твои чувства ко мне укрепятся! Помогите мне в этом, добрые духи! Помогите! Как я помог сегодня отцу Тутьи!»
Заметив, что губы Опуня шевелятся, Ансем настороженно взглянул на него.
— О чем это ты шаманишь, а?
«Неужели догадывается?!» Отпрянув в темный угол, Опунь сел на лавку и затих там. Нельзя, чтобы старик раньше времени узнал о его мечте! Нельзя! Так можно все испортить.
Ансем сплюнул коричневую табачную жвачку.
— Куда это Тикун с Карапом запропастились?
— Они шишковать пошли.
— Может, заблудились где?
— Я пойду поищу их, — поспешно предложил Опунь и с облегчением выскочил на улицу. Разговор со стариком измотал его.
И в то же время он был счастлив! Перепрыгивая через низкорослый кустарник, Опунь, словно молодой хор, помчался в тайгу. Теперь было наверняка известно: Ляля ему не соперник! Известно теперь и другое: Ансем убедился, что Опунь становится настоящим мужчиной! Он сам об этом сказал!
12
Через день морозы окончательно сковали речку и озеро.
Прорубив топором маленькую лунку, Ансем одобрительно цокнул языком:
— Лед подходящий! С три пальца толщиной, пожалуй, будет. Теперь по озеру ходи сколько душе угодно. Завтра же неводить начнем.
— Ура! — обрадовались ребята, уже соскучившиеся по работе. Им не терпелось приступить к серьезному промыслу, которым ни один из них еще до сих пор не занимался. За ужином они забросали бригадира вопросами:
— А не может быть так, Ансем аки, что рыба из нашего озера куда-нибудь исчезла? — спросил Тикун.
— Дурень! — заржал Карап. — Под землю она, что ли, провалится?
— Напрасно зубы скалишь! — прикрикнул на него старик. — Бывают такие случаи. В таловых озерах. Они близко друг от друга находятся, и меж ними подземные токи иногда возникают.
— А наше озеро — таловое? — с тревогой спросил Опунь.
— Наше — нет. Не боитесь, рыба здесь вся целехонька. Что перевезли из Пор-Ёхана, то и возьмем.
Утром, чуть свет, вся бригада была уже на Кедр Шапке. Ансем с багром в руках прошелся по озерному льду, припорошенному легким снежком. Разметил, где долбить лунки. Ребята взялись за пешни. Затем, орудуя подо льдом обструганным шестом с прикрепленной к нему прогоночной веревкой, они протянули под всей поверхностью озера испод.
— Теперь готовьте закраину! — сказал Ансем.
Вчетвером они пробили у берега большой «карман».
— Выбирай невод!
Ухватились за края мережи и потянули ее на себя. Уже через несколько минут в «кармане» заплескались сырки и пыжьяны, а когда показалась мотня невода, вода словно вскипела от мечущейся в ней крупной рыбы. Ансем с Опунем выбрали нижнюю подбору, и весь сегодняшний улов оказался в мотне, как в мешке.
— Си! Все! — засмеялся Ансем. — Наша рыбка! Теперь только черпай ее отсюда, как уху из котла!
Он первым схватил лупах[14] и выбросил на лед пару здоровенных муксунов.
Взялись за сачки и ребята. Выбирали рыбу попарно, чтобы впустую не тесниться у закраины. На льду росли, похожие на свежие сугробы, кучи муксунов, щекуров, сырков. Попадались и зубастые щуки и плоские, золотистые караси.
Несколько больших нельм бригадир отложил в сторону.
— Строганинки на ужин отведаем!
К концу рабочего дня они выбрали из озера тонны четыре.
— Ох! — застонал Карап, — У меня вся спина задеревенела!
— И у меня поясница, словно пилой распиленная, — вторил ему Тикун.
Опунь тоже еле шевелил руками-ногами, но, верный своему желанию окончательно завоевать расположение бригадира, помалкивал, не подавал виду.
Еще раз оглядев добытую рыбу, Ансем велел грузить мокрый невод на нарту.
— Пусть невод с нами в избушке ночью погреется, — сказал он. — А не то он железным станет.
Ребята впряглись в нарту.
— Хей, олешки! Вперед! — рассмеялся старик. — Был бы сейчас хорей, вы у меня быстро бы побежали!
Но вместо хорея в руках у него оказалась короткая толстая палка. Ею Ансем подоткнул со всех сторон похрустывающий на морозе невод, а затем, когда двинулись в путь, подталкивал сзади нарту.
Поверх невода на нарте красовались предназначенные для строганины жирные нельмы.
Дотащить невод до зимовья оказалось не так просто: он то и дело соскальзывал. Приходилось останавливаться и укладывать его снова. Но при первой же кочке невод опять сползал с нарты.
Наконец прибыли.
Карап взялся растапливать печь, Тикун затащил невод в дом и разложил его в теплом углу. Опунь подмел пол.
— Ох и поедим сейчас! — зачмокал губами Ансем. — Где мой нож? Тащи, Опунь, нельму да пожирнее бери!
— А мне кажется, рыба в озере похудела малость, — заметил Тикун. — Все же корма у нее там меньше было, чем в речке.
Нарезая длинными розовыми стружками нельму, Ансем возразил:
— Нет, похудеть она не успела! Мы ее быстро взяли. Глядите, рыбий желудок застывшим жирком, словно снегом облеплен. Упитанная рыбина, в самый раз! Хватайте скорее стружки, ешьте!
Строганина из нельмы таяла во рту. Проголодавшиеся ребята уплетали за обе щеки. Часть рыбы Ансем опустил в котел, стоявший на печке.
— Еще и ухи похлебаем! — сказал он, облизывая пальцы, — Завтра нам много сил нужно.
13
Морозы забирали все крепче. Холод щучьими зубами покусывал щеки. На пронизывающем северном ветру мерзли пальцы, и ребята то и дело, по примеру бригадира, втягивали руки внутрь малиц. Там можно было сунуть их подмышки и отогреть. Коченели ноги. В броднях работать было уже нельзя — они сильно скользили, а меховые кисы в ледяной каше быстро промокали и совсем не грели. Приходилось время от времени плясать вокруг закраины, чтобы не окоченеть окончательно.
Летевшие от лупахов ледяные брызги окатывали малицы и тут же застывали. Сначала ребята пытались счищать лед с одежды, но потом поняли — усилия их напрасны. Отдираешь, отдираешь коросту, а она тотчас нарастает снова.
Целую неделю работала бригада на озере. Наконец мотня невода стала приходить почти пустой.
14
Лупах — сачок.