Встречный огонь

«А как же иначе!» — чуть было не вырвалось у старика, но он вовремя придержал язык.

— Да, чего ради? Ответьте, дядюшка Бизья, — сказал председатель.

— Никогда я об этом не задумывался. Делать добротно свое дело и не прослыть в народе никудышным работником — что мне еще надо? Ну и, бывает, что радуешься по-человечески, когда видишь семью, благополучно живущую в доме, который ты построил своими руками.

— Вы, Бизья Заятуевич, честно говоря, сильно в бога верите? — поинтересовался вдруг Шоноев.

— Вот уж этого за мной не водится, ей-богу. Мой отец Заята отправился однажды в Эгитуйский дацан строить молельню. Хотелось ему принять участие в богоугодном деле. А был он первейшей руки мастер. Там он и погиб, бедняга, разбился, сорвавшись со стропил. Вот с той поры пропала во мне всякая набожность. Так безбожником и живу доныне. Теперь уже поздно заново обретать веру, правильно я говорю?

— Совершенно правильно, дядюшка Бизья, — смеясь, поддержал его Банзаракцаев. — Я всегда говорил, что у наших земляков характер твердый.

Шоноев одобрительно покивал головой.

— Что ж, товарищи, уже поздно. Пойду отдыхать. К тому ж еще и речь, которую я должен сказать на совещании, у меня не совсем готова.

Встав с дивана, он устало потянулся, попрощался за руку со своими собеседниками. Он уже подошел к двери, когда Банзаракцаев сказал ему вслед:

— Максим Шоноевич, насчет того трактора «К-700»…

Секретарь райкома мгновенно обернулся и довольно резко оборвал:

— Опять за старое… Какой ты упрямый человек, Дармаевич! Ты сам принимал участие в работе бюро, когда мы выносили решение, и отменять его я не имею права, хоть и секретарь райкома. — С этими словами он вышел, раздраженно хлопнув дверью.

— Думал все же уговорить его, но, вижу, бесполезно, — пробормотал председатель и удалился в спальную комнату.

Впервые в жизни старый Бизья так вот запросто побеседовал с начальством. И теперь он сидел, задумчиво помаргивал и, вздыхая, чесал затылок, пытался разобраться в своих впечатлениях. Все, что было сказано, представлялось ему и интересным, и удивительным, и разумным, однако не так-то легко это укладывалось в голове. Да, в очень любопытном разговоре довелось ему принять участие. «Видно, все же со мной считаются, если допустили до такой беседы, — размышлял он. — Будь эти люди высокомерными, то могли б сказать: иди, старина, погуляй пока на улице или же сиди и помалкивай… Нет, что ни говори, а они все-таки очень умные мужики». В это время его окликнул из спальни Банзаракцаев:

— Дядюшка Бизья, ложитесь отдыхать.

Стараясь ступать бесшумно, старик вошел и растерянно замешкался у своей кровати. Сразу сообразив, в чем дело, Банзаракцаев весело сказал:

— Сверните покрывало, положите его на стул. Потом забирайтесь под сахарной белизны одеяло и начинайте просматривать сны.

Увидев, как старик неуклюже возится с покрывалом и сопит, словно исполняет бог весть какую тяжелую работу, председатель совсем развеселился:

— Дядюшка Бизья, вы в такой постели спали когда-нибудь?

— Ей-богу, не доводилось.

— Что ж, надо испытать разок, ха-ха! А привыкнете — ватное одеяло станет для вас лучше всякого иного. Овчинное одеяло покажется колючим и неприятным…

— С таких стариков, как я, довольно и овчинного. Главное, самому не быть грязным, а стелить же под себя всякие белоснежные штуки — это, я считаю, совсем лишнее.

Старик, охая и ахая, разделся, полез в холодную постель.

Они долго молчали, погруженные каждый в свою думу. Деньги, лежавшие в потайном кармане нижней рубашки, оттопыривались и сильно мешали старику. «Не увидел бы их председатель. Надо будет встать затемно, пока он будет спать. Не смог найти белый лоскут, вот и пришил черный. И как это мне пришло в голову, поехав вместе с начальником, прятать деньги», — корил он себя и до того расстроился, что скрипнул зубами и едва не сплюнул по привычке. Привыкший спать на войлочном матрасе, положенном поверх досок, старик Бизья чувствовал себя очень неудобно в столь мягкой постели. Разве может человек отдохнуть по-настоящему, когда под ним все прогибается и колышется?.. Да, суетливое и шумное место — город. Беспрерывно гудят машины, и свет их фар надоедливо мельтешит на стенах. Ветхая подслеповатая избушка в Исинге казалась сейчас старику уютней и краше любого дворца. Наверно, Норжима уже засветила лампадки перед божницей и молится, звучно перебирая четки, или же взбивает кислое молоко… Бизья до того увлекся своими мыслями, что даже вздрогнул, когда внезапно прозвучал голос председателя:

— Не можете заснуть? Все время вы вздыхаете…

— Ага… непривычно как-то… Да и в моем возрасте у людей иногда бывает бессонница…

— Совещание завтра же и закончится. Послезавтра мне предстоят кое-какие дела, а вы пойдете в гости к зятю и дочери…

— Что ж…

— Как это «что ж»? Почему-то вы с неохотой говорите об этом…

Помолчали. Затем Бизья спросил:

— Вы, Андрей Дармаевич, что за трактор просили у нашего большого начальника?

— Да вот появился новый трактор «К-700», сильная и быстроходная машина. Получить бы…

— А вы, председатель, натравите меня на еще большего начальника. Ей-богу, что начальство возьмет с глупого старика, а я все ему и выскажу, — набравшись духу, высказал старик еще давеча появившуюся у него мысль.

Председатель, негромко засмеялся.

— Ладно уж… Будем ждать, когда подойдет наша очередь.

— А что ж тогда вы так настойчиво просили?

— Секретарь-то у нас человек новый, вот я и подумал, что, возможно, он послушается меня.

— По разговору он вроде бы неплохой человек…

— Говорят, умелый руководитель.

— Умелый… Это хорошо, если умелый. Можно у вас спросить одну вещь?

— Спрашивайте, спрашивайте, дядюшка Бизья. Чего смущаться-то…

— Так… Скажите мне честно, Андрей Дармаевич, зачем вы привезли меня сюда? Ей-богу, скажите напрямик.

— Напрямик, говорите? Можно… Все это затеял приятель ваш Ендон.

— Ендон Тыхеев?

— А кто ж еще? И на партсобрании, и на заседании правления стал твердить одно: «Бизья Заятуевич всю жизнь честно и хорошо делает в нашем колхозе нелегкую работу, а сам между тем дальше овечьего загона ничего не видит. Все счастье человека, полагает он, в том, чтобы набить живот пищей, а сундук — деньгами. А жизнь-то ведь проходит. Если Бизья сам не желает прозреть, то мы должны помочь ему, товарищи».

— Понятно. Этот косоглазый способен на такое. Мало ему самому бродяжничать, так он еще и меня втянул. Вот вернусь, тогда я ему… — старик крепко выругался по-русски ж повернулся так, что кровать жалобно заскрипела. — Выходит, это из-за него обманным путем завезли меня сюда. Всю жизнь мне пакости подстраивает, негодяй…

— Что это вы, Заятуевич? Солидный человек, а говорите такое… — сурово сказал Банзаракцаев. — Вовсе не по слову дядюшки Ендона привезли мы вас сюда. Во всей Исинге нет равного вам плотника, а здесь собираются лучшие строители республики. Взгляните на них, а кое с кем и знакомство сведите. Иногда не мешает развлечься, отдохнуть, а посмотреть, как живут и работают люди в других местах, не только интересно, но полезно и поучительно…

Старик на это ничего не ответил. Он все еще был очень зол на Ендона Тыхеева. Однако Бизья понимал, что пререкаться на равных с председателем глупое занятие.

— Кажется, уже и полночь миновала, — зевнув, проговорил Банзаракцаев. — Давайте поспим, дядюшка.

— Что же мне делать-то, может, встать? Не усну я на этой мягкой кровати.

Банзаракцаев приподнял голову, всмотрелся и в смутном свете от уличных фонарей увидел, что старик сидит.

— Наверно, не будет беды, если я постелю матрас на пол и постараюсь вздремнуть. А рано утром, пока никто не видит, сделаю все, как было.

— Конечно, не сидеть же вам так до самого утра.

Но и на полу не шел к старику сон, из-за того ли, что столь внезапно, не дав ему даже опомниться, оказалось нарушено ровное течение его жизни, или же мешал храп председателя, а может быть, беспокоил часто доносившийся с улицы громкий шелест стремительных автомобильных шин, растревожила ли старика близость дома дочери и зятя — непонятно, по какой причине, но Бизья, как и вчера, до самого рассвета так и не сомкнул глаз.