Страница 45 из 89
За день весь маршрут не проедешь. Чиктикана и Апоки не будет примерно неделю.
Поймали по три верховых, чтобы менять уставших оленей, да еще двух рабочих — под вьюки. Захватили все необходимое и отправились. Мальчик не первый раз сопровождает отца, любит такие путешествия. Каждая старая стоянка, словно интересная книга или дневник воспоминаний. Тут мальчику все знакомо.
Едут не спеша, часто останавливаются и подолгу рассматривают в бинокли горные распадки. Специально прошли вдоль горных речек, надеясь встретить на песке оленьи следы. На берегу речки в первый день и заночевали.
Оленей привязали на обильном ягельнике. Свободно отпускать их нельзя — могут уйти. Поэтому просто удлинили привязные поводья: на одном конце олени, другим обвязаны большие валуны. Ягеля много, ночью животные хорошо покормятся.
…Проснулись рано. Солнца по-прежнему нет, но приближение зари все равно чувствуется.
У каждого свое дело. Отец идет к оленям, их надо свести на водопой и перевязать на новое место, Ягель на старом они за ночь выщипали. Апока разводит костер. Он уже сбегал к роднику с чайником и повесил его над пламенем.
Мальчик достал из мешка сырое мясо. Нарезал небольшими кусочками, посыпал солью и нанизал мясо на две обструганные палочки. Эти самодельные шампуры он воткнул в землю с наклоном к углям. Пока закипает вода и жарится шашлык. Апока по привычке внимательно вглядывается в горные склоны. Оленевод должен видеть все, что делается вокруг каждой стоянки.
На одном из склонов заметил человека, одетого во все черное. «Отец, — подумал Апока, — его куртка, шапка, резиновые сапоги. Только непонятно, зачем он так высоко забрался, он же должен быть возле оленей. А может, это не отец?»
Человек деловито расхаживал в высоком кустарнике, иногда зачем-то нагибался. «Надо пойти разузнать, что за незнакомец, — решил мальчик. — Может, заблудился и нужна помощь».
Апока убрал с огня чайник, а палочки с шашлыком отвел от жарких углей, чтобы мясо не подгорело.
Не отошел он от палатки и трехсот метров, как увидел отца, олени паслись недалеко — лакомились влажным от утренней росы ягелем.
— Чай готов, сынок?
— И чай готов, и шашлык! — доложил сын.
— Молодец!
— Ама, посмотри-ка, — сын показал туда, где по-прежнему разгуливал неизвестный и что-то явно искал в высоком кустарнике.
Отец прищурил глаза и, покачав головой, тихо сказал:
— Это медведь ходит.
— Не может быть!
— Может: встал на задние лапы и собирает орехи.
— Вот это да… А я хотел к нему сходить.
— Зачем? — отец рассмеялся.
— Узнать, что за человек, может, заблудился, — виновато пояснил Апока.
— Издали он и правда похож на человека, — подтвердил Чиктикан, вынимая трубку.
Зверь ходил не спеша, переваливаясь, увлеченный своим важным делом. Людей он не чуял, не видел и вел себя спокойно.
— Ладно, сынок, пошли чайку попьем и шашлыка твоего отведаем, а там и ехать пора.
Они направились к костру. Но отец вдруг передумал:
— Ты иди, режь хлеб, а я все-таки приведу оленей поближе.
Апока понял. Зверь не так уж и далеко. В любой момент он может заметить оленей, и кто знает, не захочется ли ему тогда подойти поближе!..
Поехали дальше. Медведь их так и не заметил. Перешли еще несколько речных русел, воды совсем мало, олени только копыта замочили.
Отец рассказывал о здешних местах: куда впадают речки, богаты ли лощины ягелем, вспоминал, где можно встретить снежного барана, показывал, в какие места могут собираться отколовшиеся олени.
Неожиданно тишину утра на рушили выстрелы. Они раздались где-то впереди по ходу путников.
Никого из рабочих совхоза здесь быть не должно… Стада соседей давно откочевали. Кто же тогда открыл пальбу на пастбищах бригады Чиктикана? Не из поселка же забрел в такую даль любитель поохотиться! Кроме того, в поселке знают путь стада.
Отец и сын поторопили оленей. Перевалив холм, выехали к пойме реки Дэтлэнжа. Перекатистая, глубокая река.
Вдоль берега во всю мочь мчатся перепуганные олени: впереди размашисто идет упряжной бык, за ним легко несутся четыре важенки и оленята — как раз те, что откололись. А совсем далеко, спотыкаясь и падая, бегут по склону два человека, продолжая палить вслед уходящим оленям.
Чиктикан, сразу узнавший своих оленей, гортанно крикнул:
— Хо-о-о!
— Хо-о-о! — отозвалось горное эхо.
Олени остановились — узнали голос хозяина.
Неизвестные охотники тоже остановились, опустили ружья.
Чиктикан и Апока поехали им навстречу.
На тропе стояли два бородатых человека в одинаковых синих куртках с капюшонами. Из-под выгоревших шерстяных спортивных шапок торчали давно не стриженные темно-русые волосы. Один — пожилой, среднего роста, смуглый от загара, второй — помоложе, высокий, широкоплечий, в его светлых глазах, в выражении лица еще угадывался азарт неудавшейся погони.
— Нючол[14], — тихо сказал Чиктикан сыну и громко поздоровался.
— Здорово, друг, — протянул пожилой руки.
— Вы стреляли? — поинтересовался бригадир, словно не знал. Он вынул трубку и не спеша начал набивать табаком.
— О, табак! Давно не курили! — разом вырвалось у незнакомцев.
— Вы стреляли? — повторил Чиктикан, протягивая мешочек с табаком.
— Сокжоя упустили, друг, — глубоко и жадно затягиваясь, ответил, наконец, пожилой.
— Однако, хорошо, что упустили, — усмехнулся бригадир.
— Карабин, по-моему, барахлит, видно, мушка сбита, — объяснил молодой и повертел в руках еще не старое оружие.
— Это не сокжой! — вырвалось у Апоки.
— Почему же не сокжой? — удивился молодой русский, улыбаясь мальчику.
— Это мои стадные олени, — спокойно и строго добавил Чиктикан, — совхозные…
— А-а… То-то вокруг так много старых следов, — смущенно оправдывался пожилой, густо краснея.
— Мы здесь летом кочевали.
— Понятно, понятно, — остановил бригадира пожилой. — А это ваш сын? — кивнул он на Апоку, стараясь разрядить натянутый разговор.
— Да, мой помощник.
Мальчик смутился, сделал вид, будто подправляет седло на верховом олене.
— Как тебя зовут?
— Апока.
— Красивое имя, звонкое, легко запоминается.
Развели костер, снова вскипятили воду, заварили чай и приготовили шашлык.
Незнакомцы оказались геологами-топографами. Сооружают в горах специальные вышки.
— Тригонометрические пункты, — пояснил молодой русский.
— Слово-то какое длинное! Мне, однако, не запомнить, — рассмеялся Чиктикан.
— Зато Апока запомнит, в школе будет тригонометрию изучать.
Вышек-маяков теперь в горах много. В пургу, в густые туманы по ним теперь ориентируются и оленеводы.
Новую вышку соорудили на вершине скалы Кабата. Это рядом. Работу завершили, осталось доделать совсем немного. Люди давно ждут вертолет, но нет погоды — облачно, и он не прилетает. Когда в горах низкая облачность, садиться опасно, ведь машина должна приземлиться на вершине — на небольшом пятачке.
Продукты у геологов давно вышли, курево тоже, вместо табака дымили мхом, листьями, вместо чая — пустой кипяток. Пытались охотиться на дичь, но удача словно отвернулась от них. По неопытности стадных оленей приняли за диких — за сокжоев!
— Нам любой олень кажется сокжоем, — виновато сказал пожилой геолог. — Хорошо, что не попали.
— Спасибо, друзья, вы, можно сказать, помогли нам обнаружить отколовшихся! — сказал бригадир.
Все рассмеялись.
Свой запас еды и табака отец оставил геологам. На клочке бумаги нарисовал им карту-схему, по которой можно отыскать лабаз оленеводов: там есть мука, чай, сахар, немного табаку. Отсюда всего километров двадцать.
— Зачем голодать-то? Сходите и возьмите сколько надо, — уговаривал Чиктикан. — Мы бы проводили вас, да нет времени, нам сейчас каждый день дорог, надо собрать всех оленей к осеннему пересчету да еще стоянки проверить. Работа большая.
14
Нючол — русские.