Страница 25 из 27
Толя облизал палец и сказал:
— Чудная, председателя не знаете?
Вдруг во дворе очень закричала корова — прямо заревела, раздался топот, блеяние и крики гусей. Мы все выскочили во двор. Татьяна Фадеевна с председателем, а за ними Толя побежали к навесу.
Я увидела, что из-под навеса выскочила рыжая с белыми пятнами корова, за ней большой теленок и высыпали овцы. И все они побежали от дома. Корова бежала тяжело из-за полного вымени, но теленок с овцами ее не перегоняли.
— Ничего страшного, — сказал председатель. — Корова наступила на канистру со спиртом. Близко не подойти, так спиртом воняет. Я боялся, хуже чего случилось.
— Как же не страшно, — сказала одна из бабушек. — Теперь, пока запах не уйдет, они близко к дому не подойдут, а Татьяне доить аж в Забоку ходить придется — километра два, не меньше…
— Мам, так я поехал? — сказал Толя.
— Куда еще на ночь? Пойдем корову искать. Доить надо, — ответила Татьяна Фадеевна.
Бабушки церемонно поклонились хозяйке и, ничего не сказав, ушли быстренько, мелкими шажками, почти бегом.
Быстро темнело. Тетя Зита и мама стояли рядом, опустив головы. Толя срывал пучками траву и вытирал ею бок привязанного к забору светлого коня.
— Толюшка, — просила Татьяна Фадеевна, — меня не слушаешь, так хоть Серко пожалей. Целый день он сено возил, на пасеку на нем же ездила, и не перековали его сегодня.
— Толя, я не возьму тебя с собой, — сказал председатель. — Можешь не собираться.
Нам никто ничего не говорил, не упрекал, и я поняла: не знают, что лошадей выпустили мы. Но это не радовало, было очень стыдно, что из-за нас в первый же день столько неприятностей.
— Толя, ты слышишь? — опять сказал председатель. — Отпусти жеребца пастись.
— Но! Я сказал, все равно поеду, не возьмете — один поеду, — уперся Толя.
Татьяна Фадеевна махнула рукой, пошла к дому и скоро вернулась с пустым ведром.
— Вы, — сказала она маме и тете Зите, — идите в дом, располагайтесь, что уж теперь делать.
— Я с вами пойду корову искать, — сказала мама.
— Не надо. Она чужих боится.
— Татьяна Фадеевна, вы Алексея поторопите, если встретится: повел лошадей менять и застрял, — попросил председатель. — А, вон скачет.
Прошло, наверное, с минуту, когда я тоже расслышала топот копыт.
Толя отвязал коня, подвел его к телеге, взобрался на телегу и оттуда перелез на спину лошади.
— С каких это пор ты, как бабка, на лошадь влезаешь? — насмешливо спросил председатель.
— Устал просто, — по-взрослому ответил Толя.
— Ты дурака не валяй, еще тебя не хватало искать потом. Мы даже не знаем, в какую сторону ушли лошади. Если бы знать, так проще бы…
На лошади подскакал Алексей, вторая лошадь, привязанная к длинной веревке, бежала сзади.
— Ох, — сказал Алексей, — еле отловил их из табуна в темноте, прямо дикие…
— Ну что, разойдемся, — сказал председатель. — Ты в той стороне будешь искать, а я туда поскачу.
Обе стороны председатель указал совершенно противоположные той, куда ушли лошади.
— Они туда ускакали, — вдруг сказала мама. — Это мы их выпустили. Нечаянно.
— Спасибо хоть за правду, — сдерживая в голосе злость, ответил председатель, и они поскакали в нужном направлении.
— Это я выпустила, и канистра моя тоже! — громко закричала им вслед тетя Зита и, всхлипнув, пошла в дом.
Толя ничего нам не сказал и, чуть помедлив, — наверное, чтобы его сразу не прогнали, — тоже поскакал искать лошадей.
— Ты иди в дом, — сказала мама. — Ты маленькая, Зита больна, вам поспать надо. А мне трудно туда идти, пойми меня…
— Я с тобой, мама, не прогоняй, мне тоже трудно.
— Хоть бы сена охапку найти. До утра прилечь неплохо, — сказала мама.
— А что утром? — спросила я, понимая, что хорошего утра у нас не будет. — Стожок на берегу стоит. Когда воду собаке брала, я видела. Толя мне собаку отдал…
Я взяла маму за руку, и мы пошли искать стожок. Мы надергали из стожка сена, привалились в образовавшуюся выемку спинами, а ноги прикрыли вытащенным сеном.
— Так я говорю, мама, Толя мне собаку отдал. Возьмем? Жалко, он худой такой. Его туристы бросили.
— Глупая ты! Я думаю, как теперь в Усть-Коксу доехать, отца дождаться и — назад. Тут мы уже показали себя, лучше некуда. Спи! — И мама замолчала.
— Ты как хочешь, — сказала я шепотом, — а я обещала Ольге Дмитриевне завтра прийти и приду.
Но подумала: «Если мама не пойдет со мной, я тоже не смогу пойти. Получится, что я обману Ольгу Дмитриевну. И еще получится, что прав был Александр Васильевич: „Захотят — привезут, захотят — увезут“».
Было тихо-тихо, тихонько шипела речка. Звезды были крупные, ясные, и казалось, здесь они намного ближе к земле, чем в Ленинграде.
Я проснулась от квохтанья кур. Толстая лягушка сидела мордой к воде. Курицы ее не трогали, хотя подошли вплотную и замерли от любопытства.
Лицо и руки чесались от комариных укусов. Далекое блеяние овец становилось все громче. Наверное, они шли в нашу сторону. Мама тоже проснулась. Мы умылись ледяной водой, попили, зачерпывая воду ладонями. Как и вчера, утки, испугавшись, поплыли, а одна бежала следом по берегу и тревожно крякала.
— Видишь, — сказала я маме, — а ты не верила.
Мама ответила равнодушно:
— Вижу. Сюда овец гонят, надо спросить: поймали лошадей? От этого наша судьба зависит.
Овцы быстро бежали к нам, а за ними еле поспевал пожилой алтаец.
— Смотри, — сказала я маме, — овцы к нам здороваться бегут, что ли? За своих признали.
— Я думаю, они к воде бегут. Там берег крутой, а у нас пологий.
По голосу мамы я поняла, что она просто очень, очень расстроена.
— Не пускайте, не пускайте, — кричал нам пастух, — вода холодная!
Мы стали отгонять овец, хлопать в ладоши и бегать вдоль берега. Овцы испугались и стали. Только черный с белыми пятнами козел, совершенно не боясь нас, вышел на середину речки и стал пить. Глаза у козла были разные: один светло-коричневый, другой голубоватый.
— Соль привезли вчера, а убрать на склад некому было, так эти всю ночь подсаливались, — сказал пастух. — Рано вы встали, шестой час только. — И грубо крикнул козлу: — Борька, вылезай. Ну! Бока прутом обломаю.
Козел часто затряс головой, мекнул и опять стал пить.
— С ним-то ничего не будет, — объяснял пастух, размахивая прутом перед овцами, — а эти нежные, сразу перхать начнут. За поселком в ручейке напою. А вы у Татьяны…
Но мама прервала его:
— Скажите: лошадей нашли ночью?
— Нет. Председателю большие неприятности будут. Эти лошади очень дорогие. Сегодня на стрижку из поселка не поедут. Всем искать надо. Я вот овец до стрижного пункта доведу и пойду искать тоже.
Мама мрачнела все больше и больше.
Козел вышел из воды, потряс боками, как цыганка плечами в танце, и пошел в поселок. Овцы побежали за ним.
— Борька, — крикнул пастух, — стой, окаянный! Помогите мне их из поселка выгнать, — попросил он нас. — Опять его к соли потянуло. Там по дороге они хорошо пойдут: с одной стороны обрыв, с другой гора вдоль дороги.
Мы с мамой бегом обогнали овец. Мама шлепнула козла по спине, он даже от возмущения подпрыгнул, но тут же, развернувшись, нагнул голову и выставил вперед рога.
Наверное, козел бы боднул маму, но подбежал пастух и хлестнул его хворостиной.
— Дождался, окаянный. Обещал ведь тебе. Беги, беги вперед, нечего на меня свои бельма пялить? Я счетоводом работаю, — охотно говорил с мамой пастух, — летом у нас все скотоводы по совместительству. Меня Темекей зовут, по-русски Тимофей, значит.
— А отчество? — спросила мама.
— Иванович. Отца Бануш зовут. Ванюша по-русски…
Мы познакомились и, разговаривая, шли за стадом. Козел важно шел впереди с высоко поднятой головой, а овцы послушно бежали за ним. «Правильно бабка в Усть-Коксе сказала: куда козел, туда за ним и овцы», — вспомнила я.
Тимофей Иванович забежал вперед, сдвинул в сторону жерди, те самые, из-за которых у нас столько неприятностей, подождал, пока выйдут все овцы, и сказал: